Сашка вылез на козырек, подошел к Наташиному окну, которое как обычно было закрыто, и прильнул к стеклу. В начинающихся сумерках он с трудом различил, что Наташа неподвижно лежит на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Одна из ее рук безжизненно свисала на пол.
Скоропалительных выводов Евтушенко делать не спешил. Лежит, так лежит, хотя и без движения. С кем не бывает? Он и сам не прочь побыть в тишине и одиночестве, поразмыслить спокойно, порассуждать, пофилософствовать. Только в общежитие это почти невозможно, да и лежал бы он тогда вверх лицом. Так и дышать легче, и взгляд, упертый в потолок, не позволял бы векам сомкнуться и свалить организм в сон.
Сашка тихонько постучал по стеклу. Наташа не шелохнулась.
Спит? Но спать в такой позе неудобно. Так валятся на кровать упившиеся вусмерть.
Подвернувшееся сравнение ему не понравилось, и он постучал сильнее. Наташа никак не реагировала. Сашка встревожился и заколотил по стеклу. Да что же с ней? Расшатанное стекло со звоном билось о раму.
Прошло минуты три, пока Наташа вяло подняла голову и недоуменно уставилась в окно.
— Это я, я! — Евтушенко радостно тыкал в грудь, хотя тут же спохватился и подумал, что зря ее разбудил.
Наташа подошла к окну, вытерев полотенцем лицо, и открыла створку. Ее глаза смотрели мимо Сашки на остывающее небо.
— Чего тебе? — вяло спросила она.
— Да так. — Сашка сам понимал, что выглядел странно, но отступать было некуда. — Все на танцы пошли.
— На танцы… — Наташа задумалась. — И чего ты предлагаешь?
Сашка уже ничего не хотел предлагать и корил себя за то, что потревожил объект наблюдения. За неподвижной целью следить куда проще.
— Давай и мы пойдем, — неожиданно предложила Наташа. В ее глазах проснулся живой интерес, словно она что-то замыслила. — Чем мы хуже?
— Мы? Не хуже…
— Подожди около двери, я только платье переодену, — по-деловому распорядилась она.
Ох, и любят девчонки переодеваться, подумал Евтушенко и взглянул на свои линялые вельветовые штаны и рубашку в сеточку. Ему переодевать было нечего. В этих штанах он ходил каждый день, а рубашка и так одна из лучших в его скромном гардеробе.
«Только платье переодену» растянулось на полчаса. Сашка быстро закрыл свою комнату и, как дурак, торчал все это время в коридоре. Вот и верь женщинам, горько подумал он. Никакой пунктуальности!
Наташа вышла в короткой прямой алой юбке и в красной трикотажной водолазке — самой модной одежде нынешнего года. В обтягивающей водолазке даже маленькая грудь девушки выглядела подчеркнуто привлекательно. Подкрашенные глаза без очков выделялись на девичьем лице. Распущенные волосы гладили щеки, большая челка скреплялась над ухом красной заколкой. Туфли тоже были красными, и вся девушка выглядела ярко, как конфетка в красивом фантике.
Сашка невольно посмотрел на свои растоптанные сандалии и мятые штаны. Он никогда не придавал значения внешнему виду. Евтушенко был убежден, что главное в человеке — внутреннее содержание. И в танцах, между прочим, основное не костюм, а правильные и точные движения.
Танцы он не любил. Ну что в них такого? Если вдуматься, что получается? Умные люди собираются в толпу и истерично дрыгаются под музыку! Толпа и грохот — это и есть современные танцы. Какую роль они играют в глобальном процессе развития человечества? Никакую — давно ответил за все население Земли Александр Евтушенко.
Городская танцплощадка угнездилась в самой глубине парка за Гарнизонным Домом Офицеров. Она примыкала к дамбе, за которой располагался тот самый пляж, где выловили Нину. С трех остальных сторон к танцплощадке тянулись прямые тополиные аллеи.
По мере приближения к парку, первыми стали слышны глухие, отдающиеся в груди, удары большого барабана, причем казалось, что эти удары исходят из-за спины и из-под ног. Затем, к ним присоединилось бумканье бас гитары, и только когда Сашка и Наташа нырнули в зияющий чернотой провал аллеи, редко подсвеченной высокими теряющимися в листве фонарями, вся какофония звуков обрушилась на их барабанные перепонки.
Евтушенко посчитал своим долгом объяснить девушке, с какой частотой колеблются перепонки и как звуковые сигналы передаются человеческому мозгу. Он хотел таким образом заинтересовать молчаливую Наташу, но она не проявила умным словам никакого интереса.
Вот поэтому женщины глупее мужчин! Не хотят воспринимать новые знания!
Несмотря на досаду, Сашка все равно был рад, что не нужно прятаться и следить за Наташей издалека. Он не представлял, как это делается. Он рассудил, что лучшая слежка — это, когда находишься непосредственно рядом с объектом. Сейчас он был уверен, что сможет предотвратить нежелательное развитие событий.
Пройдя всю длинную полутемную аллею, молодые люди вышли на освещенное пространство к эпицентру гремящей музыки.
Танцплощадка представляла собой бетонный круг, огороженный высокой сеткой. Со стороны дамбы в этот круг вгрызалась раскрытая пасть деревянной сцены — нижнюю челюсть изображал высокий тяжеловесный помост, а верхнюю, нависший над музыкантами козырек. Позади сцены имелось окошко кассы. От кассы к узкому входу на бетонный круг вел мощный железный турникет, сквозь который по ширине мог пройти только один человек.
На танцплощадке вечер был в самом разгаре. Гремела музыка, в такт мелодии вспыхивали разноцветные фонари, молодежь дрыгалась и тряслась, кто с неистовой активностью, а кто с глубокомысленной ленцой.
— Пойдем внутрь, — предложила Наташа, когда они несколько минут постояли около ограды и привыкли к громкой музыке.
— Нет, я не хочу. Вон там наши ребята из общаги, — разглядев среди толпы кучерявую макушку Бони, показал Сашка. — Можешь к ним присоединиться.
— Как знаешь. А я все равно пойду!
Наташа купила билет, и, пройдя сквозь длинный высокий турникет, вошла на танцплощадку. Танцевать она не спешила, а скромно остановилась у ограды.
Сашка подумал, что и теперь ему будет нетрудно наблюдать за ней. На огороженном пространстве она, — как на ладони, и ничего не сможет предпринять. Да и с ней в таком людном месте вряд ли что-нибудь произойдет.
Но на деле все оказалось не так просто.
Вдоль ограждения на уровне глаз были прикреплены деревянные щиты. Открытой оставалась только небольшая полоска снизу, сквозь которую виднелись голые ноги девушек и разномастные брюки парней. Около узких щелей между щитами толкались любопытные мамаши. Может, они тайно интересовались личной жизнью своих чад, но, скорее всего, терпеливо ожидали окончания танцев, чтобы уберечь деток от еще не пойманного маньяка.
Евтушенко пришлось выбрать место для обзора напротив узкой створки выхода, которую к тому же почти полностью загромождал контролер, проверявший билеты у протискивающихся через соседний вход запоздалых посетителей.
Сашка поначалу неотрывно наблюдал за яркой красной юбкой Наташи, но постепенно его любопытный взгляд все чаще и чаще отвлекался на интересные детали чрезвычайно глупого времяпровождения под емким названием — танцы.
Все песни, которые исполняли музыканты, можно было разделить на быстрые и медленные. Быстрых было больше. Под них все дружно танцевали шейк. Группки молодежи: по трое, четверо и больше, собирались в кружки и тряслись на месте. Сашке это напомнило схемы разнообразных молекул, где каждый атом, хоть и колебался под воздействием внешней энергии, но не выпадал из общей структуры.
Компании танцоров, как и молекулы при химической реакции, могли видоизменяться — втягивать в себя новые атомы, перестраивая внутреннюю структуру или распадаться на мелкие молекулы. Поначалу Сашке показалось, что танцы — это наглядное пособие по броуновскому движению. Но теперь он убедился, что танцы лучше подходят для иллюстрации примеров по химии из учебника для девятого класса.
Во время коротких перерывов кружки-молекулы не распадались, а топтались на месте, ожидая новую песню. Если мелодия была быстрой, то колебания атомов возобновлялись. А медленная мелодия действовала как универсальный химикат, разбивающий все молекулы на элементарные частицы.
При первых медленных аккордах, девушки с максимально равнодушным видом просеивались из центра танцплощадки к ее границам. В этом своеобразном антисите застревали наиболее стройные, а крупные и полные, наоборот, успешно достигали металлической ограды. Там они старались вести чересчур оживленные разговоры, натужно смеялись, только изредка косо поглядывая на танцующих подружек.
При медленных танцах вместо молекул на танцплощадке кружились модели простых атомов, состоящих из протона и электрона, вцепившихся друг в друга. Люди, как и различные элементарные частицы, притягивались друг к другу с разной силой. Некоторые танцевали на расстоянии вытянутой руки, между другими вряд ли можно было обнаружить хотя бы миллиметровый зазор.
