— Клянусь Богом, я не знаю. И никогда не знал. Я высадил второго парня в Фернандине, сказал, чтобы он отправлялся в школу и держал язык за зубами, а сам решил позаботиться о его брате.
— И что, он вот так просто взял и сошел на берег?
— Он был как в трансе. Он просто сделал то, что я ему велел делать. Я посадил его в такси и отправил. В следующий раз я видел его на Рождество. Он был Хэмишем.
Бак снова вытер платком лицо, по его черным щекам струились слезы.
— В другой раз я увидел его на следующее лето, и он был Кейром. Он стал одновременно обоими.
— А что ты сделал с другим юношей, когда уехал из Фернандины? — спросил шериф.
— Привел лодку на кладбище, положил его в могилу старого Гарри и прочитал над ним свои молитвы. Затем я вернулся в Дангнесс и никогда никому ничего не рассказывал о том дне до сегодняшней минуты. Я никогда ничего не говорил Хэмишу и Кейру — кем бы он ни был. Он вел себя так, словно ничего не произошло, поэтому так же вел себя и я. Мы никогда ничего не говорили по этому поводу.
Долгое время никто из собравшихся в комнате ничего не говорил, затем шериф встал.
— Жермен, — сказал он. — Ко мне это не имеет никакого отношения; у меня нет никакого интереса к тому, что здесь произошло. Что касается меня, я не вижу здесь преступления, только несчастный случай — в худшем случае неумышленное убийство, к тому же срок давности истек несколько лет назад. Я не собираюсь арестовывать такого старого человека, как Бак, за сокрытие преступления, совершенного двадцать лет назад. Это уже история, и история вашей семьи, поэтому я оставляю это дело на полное ваше усмотрение.
Он смахнул пыль со своего «стетсона».
— Я желаю всем вам самого наилучшего и постараюсь как можно скорее забыть об этом дне. Жермен, мне по-настоящему жаль, что так случилось с мистером Драммондом.
С этими словами шериф вышел из комнаты и из дома. Некоторое время спустя с лужайки взлетел его вертолет.
— Бак, — обратилась Жермен к плачущему старику, — не знаю, хорошо ли ты поступил, но одно я знаю наверняка — ты не сделал ничего неправильного. Тебе не о чем сожалеть. Я благодарю тебя за то, что ты дал мне возможность в течение всех этих лет наслаждаться обществом… обоих моих братьев.
Джеймс встал со своего места.
— Пойдем, дедуля, я отвезу тебя домой.
Они оба вышли. Доктор Блейлок поднялся с места.
— Своим студентам я скажу, что не нашел сходных записей. В том же самом я постараюсь убедить и себя.
Он протянул рентгенограммы близнецов Жермен.
— Возьми и уничтожь их.
Он вышел из дома, и обе женщины остались одни в кабинете.
Жермен посмотрела на Лиз.
— О Господи, дорогая, — сказала она. — Что мы теперь будем делать?
Сквозь оцепенение и печаль Лиз проговорила:
— Попробуем получить некоторую помощь.
Лиз сидела за рабочим столом Жермен и говорила по телефону, Жермен с беспокойством вслушивалась в беседу.
— Это самая жуткая история из всех, которые мне довелось слышать, — говорил доктор Дуглас Хэмилтон. — Что вы предприняли?
— Пока ничего, — ответила Лиз.
— В таком случае вы поступили совершенно правильно, — сказал Хэмилтон. — Этот человек провел последние двадцать лет, делая вид… нет, не делая вид, а действительно являясь одновременно двумя разными людьми. Это своего рода самоиндуцированная шизофрения, и в данном случае чрезвычайно глубоко укоренившаяся. По моим оценкам, когда он пребывает в состоянии одного из близнецов, он не в состоянии сознательно вспомнить, что с ним происходило, когда он пребывал в состоянии другого близнеца.
— Мне кажется, это за пределами человеческих возможностей, — произнесла Жермен.
— Мозг человека может исключить все, что пожелает, если подобное действие будет достаточно сильно мотивировано. Вина вашего брата поистине невыносима, поэтому он начисто исключил из своей памяти смерть брата-близнеца, и единственным способом считать своего брата живым — оставалось жить его жизнью и одновременно своей собственной.
— Как мы можем прекратить все это? — спросила Жермен. — Как нам ему помочь?
— Вы не в силах это прекратить. И помочь ему можно, лишь сохраняя все, как было, без изменений, — со вздохом произнес Хэмилтон. — Жермен, если вы вынудите его столкнуться с реальностью, вы его уничтожите. Для однояйцевых близнецов акт убийства собственного брата равносилен самоубийству, и единственный способ удержаться от самоуничтожения состоял в отказе признания факта совершенного убийства. Если его заставить признать факт убийства, тогда весьма вероятно, он покончит с собой.
— Если бы вы наблюдали его, могли бы вы его вылечить? — спросила Лиз.
— Сомневаюсь, понимаете, не каждого человека можно вылечить психически, дело в том, что психические заболевания в ряде случаев неизлечимы. Судя по тому, что вы мне рассказали, он успешно ведет два различных и довольно стабильных способа существования, и если ткань, разделяющая эти два различных существования, будет надорвана, то, весьма вероятно, у него проявятся признаки психического расстройства. В случае, если это произойдет, и при условии, что он переживет это потрясение, есть надежда, что его можно будет вылечить, хотя я лично сильно сомневаюсь, что он сможет все это пережить.
— Сколько времени это может продолжаться? — спросила Жермен.
— До тех пор, пока его собственная смерть не освободит его, — ответил Хэмилтон.
— Спасибо тебе, Хэм, — поблагодарила Лиз. — Больше мы не будем отрывать у тебя время.
— Лиз, — сказал Хэмилтон, — я понял, что ты влюблена в этого человека.
— Да, — ответила Лиз.
— В таком случае я должен предупредить тебя еще кое о чем. На мой взгляд, Драммонд нашел способ уживаться с самим собой, и так он сможет продолжать. Однако тебе известно то, о чем он не знает, и это твое знание делает твою жизнь довольно сложной, может быть, даже вовсе невозможной для тебя. Никогда у тебя не будет более, чем его половины, в лучшем случае, он весь, целиком, но на какой-то промежуток времени, а ты никогда, в отличие от него, не сможешь забыть о его тайне; тебе придется жить с этим грузом каждую минуту. Прежде чем ты решишь продолжить ваши с ним отношения, хорошенько подумай, сможешь ли ты жить таким образом.
— Спасибо тебе, Хэм. Можно мне будет позвонить тебе как-нибудь?
— В любое время, Лиз.
Она повесила трубку и повернулась к Жермен.
— Да, Боже праведный, — сказала Жермен, — мне придется довольно тяжело, но что, черт подери, собираешься делать ты?
— Мне кажется, я собираюсь узнать, смогу ли я жить такой жизнью, — проговорила Лиз.
Направляясь обратно в Стэффорд-Бич Коттедж, Лиз подготовилась к встрече. Однако, когда она приехала, Кейра там не было.
Уставшая до изнеможения, она свернулась в клубок на диване. Внезапно ей в глаза бросилось что-то знакомое, лежавшее на кофейном столике, почерк Ангеса Драммонда, и написанное этим почерком ее собственное имя. Это был конверт, который он вручил ей во время обеда; подарок, который он попросил принять. Она положила его в стол. Наверное, Кейр положил его на видное место, чтобы она непременно заметила его.
Осторожно Лиз открыла конверт и прочитала единственный листок бумаги, находившийся внутри. Он был датирован тем же днем, что и завещание.
«ДОГОВОР О ПРЕДОСТАВЛЕНИИ В ПОЛЬЗОВАНИЕ
Как единственный учредитель Треста Острова Камберленд, настоящим документом я предоставляю право собственности на имущество, известное как Стэффорд-Бич Коттедж, а также пять акров прилегающей земли, отмеченных на карте, хранящейся в моем сейфе, мисс Элизабет Барвик в пожизненное пользование, а также в пожизненное пользование ее супруга и/или любого из ее прямых наследников. В случае, если она или последний из ее наследников умрет без потомства, право пользования упомянутым имуществом переходит к Тресту Острова Камберленд. Настоящим документом я определяю, что все расходы на работы, связанные с содержанием внешней части коттеджа и прилегающей территории, проводимые по требованию пользователя, оплачивает трест. Далее я констатирую, что пользователь имуществом вправе держать автомашины на острове, вправе пользоваться дорогами, доками, водными магистралями и взлетной полосой бесплатно».
Прочитав эти строки, Лиз во второй раз за этот день заплакала.
Лиз увидела Кейра лишь на следующий день. Он приехал поздно утром и принялся искать на кухне напиток. Положив в бокал льда, он налил себе «бурбон».
Лиз была готова к встрече с ним, ей казалось, что он выглядит несколько иначе.
— Ты слышал о деде?
— Да, — ответил он, — Жермен рассказала мне; я был не готов к этому. Внезапно я понял, что всегда считал, что он переживет меня.
