Помимо них имелась еще стоявшая на берегу каменная хижина («рыбачья лачуга» — так обозначил ее однажды с видом всезнайки Ессвис). Двери лачуги, повидавшей не один шторм, подгнили и истончились до того, что раскачивались на ветру, как занавески; окна отсутствовали, омерзительный пол был заляпан дегтем и усеян разложившимся овечьим пометом. Однако главное неудобство обитания в этом домишке составлял прикрепленный к его полу болтами чугунный механизм — здоровенный, величиной с корову, — предназначенный для выволакиванья на берег рыбацких суденышек. Весьма неудобно получится, если она разляжется, голая, в углу хижины и заснет, а туда вдруг ввалится целый экипаж рыбаков.
Подумывала Иссерли и о том, чтобы построить себе на одном из утесов пристанище из веток, прибитых к берегу досок и, может быть, больших листов гофрированной жести, которые море нередко выбрасывало на берег. Однако, если на земле фермы появится новая хибарка, Ессвис наверняка обнаружит ее, особенно после исчезновения Иссерли и поисков, которые он вслед за этим предпримет. А как только «Корпорация Весса» узнает о ее побеге, Ессвис получит приказ, в содержании коего Иссерли не сомневалась.
Она помрачнела, снова вспомнив о полиции. Позволить, чтобы полицейские остановили ее, Иссерли не могла, потому что машина у нее была изукрашена неоплаченными стикерами дорожного налога, а водительских прав она не имела. Ей необходимо найти укрытие и перестать на какое-то время разъезжать по дорогам. Задача не так чтобы очень сложная, решить ее будет легко. В конце концов, к А-9 она больше не привязана и может заняться исследованием дорог боковых и окольных, там и машин гораздо меньше и участки еще не вырубленного леса намного длиннее. Она может и на деревьях прятаться — как фазан.
Три дня спустя Иссерли проснулась, сжимая в кулаках какой-то мех, сразу после завершившегося бурным выбросом секреций эротического сна. Мех оказался капюшоном анорака, использовавшегося вместо подушки, когда она спала на заднем сиденье машины. Неудобно там было до ужаса, однако сейчас Иссерли наполняло ощущение причудившегося оргазма, от которого ей хотелось смеяться.
Машина стояла в подобии натуральной перголы, образованной росшими по берегам озера папоротниками. Кончики их ветвей касались окон машины, крошечные птички спрыгивали с ветвей на ее крышу, постукивали коготками по металлу и возвращались назад. Невидимые существа — возможно, утки или лебеди — копошились где-то рядышком в неподвижной воде, особенно поздними вечерами. Сверху это место было так плотно закрыто ветвями, что снежинки никогда не достигали здесь земли, а солнечный свет пробивался сюда скорее отраженным от озера, чем прошедшим сквозь кроны деревьев.
Так или иначе, пергола была укрытием настолько хорошим, что Иссерли, заехав в нее пару дней назад, обнаружила здесь и еще одну машину. По счастью, брошенную. От машины остались одни обглодки: выпотрошенные, бесколесные, покрытые ржавчиной всевозможных лесных оттенков и поросшие мхом. Иссерли поставила рядом с ней свою — получилась дополнительная маскировка.
Что и говорить, первая ночь далась ей тяжело. Заднее сиденье было всего на несколько дюймов короче нее, но эти отсутствующие дюймы создавали жестокие трудности для ее тела. Однако Иссерли их пережила и в следующие две ночи чувствовала себя немного лучше.
Спать в машине ей не хотелось, но выбора, пока она не нашла себе другой приют, у нее не было. Конечно, мысль о том, чтобы заночевать под звездами, свернувшись на каком-нибудь поле в клубочек, была и дерзкой, и весьма романтичной, однако Иссерли знала, что на следующий же день тело покарает ее за такую вольность. Она нуждалась в постели или, по крайней мере, в какой-то мягкой лежанке. Заднее сиденье машины было, во всяком случае, пухлым и гладким. И если утром она обнаруживала, проснувшись, что нажила за ночь серьезные неприятности, то все-таки могла подняться, ухватившись за подголовники передних сидений и подтянувшись.
Идеальным местом для сна, совершенным жилищем, которое она избрала бы, если б в ее распоряжение предоставили все дома мира, был заброшенный маяк. Но разве маяки забрасывают? Хорошо бы. Маяки стоят на самом краешке земли, перед открытым морем, и шпили их почти достают до облаков. Иссерли могла представить себе, как она живет на верху маяка, спит на мягком матрасе и ее со всех сторон окружают окна. Пропускающие в комнату солнце, едва оно восходит.
Однако сейчас она лежала почти на земле, ослабевшая от голода. Нужно будет что-нибудь съесть сегодня, что-то более существенное, чем сырая репа, которую она позапрошлой ночью украла с поля.
Покончив с разминкой, Иссерли зашла в мелкую ледяную воду озера и омылась. Потом побрилась, держа зеркальце в одной руке, а лезвие бритвы в другой, смывая с него шампунную пену мерцающей водой. Оставалось надеяться, что шампунь не причинит никакого вреда обитателям озера. Несколько капель синтетического мыла на такой огромный резервуар естественной чистоты сильно испортить ее не смогут, верно?
Чтобы впервые за время бегства с фермы поесть горячего, Иссерли поехала к знакомой заправочной станции, где покупала когда-то бензин.
Еще придет день, когда она одолеет свои страхи, заедет в большой город, поставит машину среди сотен других и войдет в супермаркет, как делают водсели, когда им требуется еда. Но пока до этого далеко. Совсем недавно, проезжая мимо гигантского «Теско», что возвышается на идущем к Абердину А-96, Иссерли загадала, осмелится ли она войти в него. От шоссе до супермаркета было рукой подать, она почти могла заглянуть сквозь тонированные стеклянные двери внутрь магазина. Наверное, этот массивный бетонный амбар был набит изнутри всем, что она когда-либо видела по телевизору, и несметные водсели привередливо копались в этом добре, отпихивая друг друга, норовя заграбастать кусочек повкуснее. Нет, к такому она еще не готова.
На заправочной станции Иссерли купила на двадцать фунтов бензина. А после подошла к металлической с пластмассой витринке самообслуживания, над которой значилось «СЧАСТЛИВОЕ ПУЗИКО®», чтобы выбрать одно из расфасованных, готовых к употреблению мясных блюд. Вариантов имелось три: «Куриный рулет», «Гамбургер» и непонятная «Горячая собака». Завернуты все эти блюда были в белую бумагу, поэтому посмотреть, что там внутри, Иссерли не могла. И выбрала «Куриный рулет». Она слышала по телевизору, что «Гамбургеры» опасны — и даже потенциально смертельны. Уж если «Гамбургер» способен убивать водселей, лучше даже не думать, что может он сделать с ней. Ну а «Горячая собака»… не странно ли — потратить столько сил на спасение от смерти одной собаки, а через несколько дней съесть другую?
Взяв бумажную коробочку, Иссерли сунула ее в микроволновую печь, нажала, следуя инструкции, несколько кнопок. Через сорок пять секунд испускавший горячий парок «Куриный рулет» снова лежал на ее ладони.
Через сорок пять минут она стояла, скорчившись, в траве за солтбернской парковкой и тужилась, пытаясь опорожнить желудок. Рот ее был растянут во всю ширину, с кончика языка капала слюна, но, когда струя рвоты, наконец, рванулась наружу, то ударила она в нос, извергаясь, точно газированная подлива, брызгами и пузырями из узких ноздрей. С минуту Иссерли думала, что задохнется до смерти или блевотина прожжет себе путь через слезные протоки и польется из глаз. Впрочем, то были панические заблуждения, а спазмы вскоре утихли.
Когда все закончилась, Иссерли дрожащими руками свинтила крышечку с большой бутылки «Аква Вита» — воды, надо полагать. Бутылку она купила вместе с «Куриным рулетом», просто на случай, если незнакомая еда не пойдет ей впрок. Она сильно подозревала, что так и будет, однако решила дать «рулету» честный шанс. Загадку безопасной еды сегодня разрешить не удалось. Пробы и ошибки позволят ей понять, чем она может питаться без риска для жизни. Пока же она присосалась к пластиковому горлышку бутылки, глотая успокоительно чистую жидкость.
С голода она не помрет. В полях растет картошка; фермеры рассыпают по ним репу для овец; на деревьях вызревают яблоки. Все это вполне пригодно для потребления человеком, что и доказывают каждодневно мужчины фермы Аблах, сходясь в столовку. Пища, конечно, скудноватая, но выжить поможет. А со временем ей удастся отыскать и продукты, которых она пока и представить-то себе не может, еду, которая напомнит деликатесы ее детства, позволит ощутить истому, довольство, сытость.
Где-то здесь она есть, в этом Иссерли не сомневалась.
Ведя машину назад, к своему укрытию, Иссерли с испугом увидела на узкой лесной дороге водселя, который, беспорядочно размахивая руками, призывал ее остановиться. Не полицейский — стопщик, очень взволнованный, почти приплясывавший посреди дороги. Иссерли попыталась объехать его, однако он прыгнул ей чуть ли не под колеса, растопырив руки и заставив ее нажать на тормоз.
