Ведя машину назад, к своему укрытию, Иссерли с испугом увидела на узкой лесной дороге водселя, который, беспорядочно размахивая руками, призывал ее остановиться. Не полицейский — стопщик, очень взволнованный, почти приплясывавший посреди дороги. Иссерли попыталась объехать его, однако он прыгнул ей чуть ли не под колеса, растопырив руки и заставив ее нажать на тормоз.
Экземпляр оказался крупным, молодым, из-под его кожаной куртки выпирали великолепные мускулы, но вот лицо у него было совершенно ошалелое.
— Простите! Простите! — вскрикивал он, лупя ладонями по капоту и не сводя с Иссерли умоляющих глаз. — Мне позарез нужно было вас тормознуть!
— Прошу вас, освободите дорогу! — крикнула она сквозь ветровое стекло и, пытаясь напугать его, снова включила двигатель. — Я не беру пассажиров!
— Моя малышка рожает! — взревел он в ответ, указав толстой рукой в какую-то не видимую за лесом точку. — Ради бога! Я уже сто пятьдесят гребаных миль отмахал, осталось всего пять!
— Я не могу вам помочь! — крикнула Иссерли.
— Иисус задолбанный Христос! — скривился он и хлопнул себя ладонью в лоб. — Да я вас пальцем не трону! Просто сидеть буду и все! Хотите, свяжите меня и нож к горлу приставьте. Что хотите делайте, — моя малышка рожает! Я стану отцом!
Поняв, что он от нее не отстанет, Иссерли открыла пассажирскую дверцу и впустила его в машину.
— Спасибо, — смиренно поблагодарил он. — Вы человек что надо.
Шона, думал он. Держись, Шона.
Иссерли не ответила, но рывком, так что заскрежетала коробка передач, сдернула машину с места. Пять миль и она от него избавится. И если она будет молчать, возможно, и он тарахтеть не станет.
Через несколько секунд водсель хрипло произнес:
— Сказать вам не могу, как для меня это важно.
— Все в порядке, — отозвалась, не отрывая взгляд от дороги, Иссерли. — Вы только не мешайте мне машину вести.
— Я ее так люблю, — сказал он.
— И хорошо, — согласилась Иссерли.
— Она позвонила мне нынче ночью, когда я уже спать завалился, на моей буровой, сечете? «Джимми, — говорит, — у меня схватки начались. На неделю раньше. Я понимаю, до дома добраться ты не успеешь. Ну, хоть знать будешь.» Я из моей буровой вылетел, как ракета!
— Правильно, — сказала Иссерли.
Пауза. Машина тащилась по дороге на обычной ее скорости в сорок пять миль. Иссерли, правда, казалось, будто деревья пролетают по обе стороны от нее, сливаясь одно с другим, — впрочем, и она не могла не признать, что пустая дорога впереди выглядит почти неподвижной.
— А вы не можете ехать малость пошибче? — спросил, наконец, водсель.
— Еду, как умею, — огрызнулась Иссерли. И тем не менее, надавила ногой на педаль акселератора. А затем, чтобы отвлечь его от мыслей о скорости, спросила: — Это ваш первый ребенок?
— Ага! Ага! — восторженно подтвердил он. И, глубоко вздохнув: — Бессмертие.
— Прошу прощения?
— Бессмертие. Вот что это такое, сечете? Бесконечная цепь младенцев, сквозь всю историю, сечете? Всякий там треп насчет загробной жизни это, по-моему, чушь собачья. Вот вы в нее верите?
Выговор у него был такой, что Иссерли удавалось расшифровывать лишь отдельные ключевые слова, а последний вопрос и вовсе остался для нее непонятным.
— Не знаю, — ответила она.
Но его было уже не остановить. Судя по всему, водселя этот вопрос волновал — даром, что сам же он его и задал.
— Свободная Церковь говорит, мой мальчонка ублюдком будет, — пожаловался он, — потому как мы с малышкой не обженились. Ну что это за херотень, а? Пещерные чуваки, сечете?
Иссерли, поразмыслив с секунду, улыбнулась и покачала головой, смирясь со своим поражением.
— Я почти ни слова не поняла, — призналась она.
— Вы сами-то какой веры? — немедля спросил он.
— Никакой, — ответила Иссерли.
— Ладно, а предки ваши?
Она на мгновенье задумалась.
— Там, откуда я родом, — сказала она, осторожно подбирая слова, — вера… умерла.
Водсель сочувственно похмыкал и продолжил свои невразумительные речи, а между тем, лес вокруг все густел.
— Вот переселение душ это по мне, — постаравшись справиться с возбуждением, сказал он. — Шона — моя малышка — говорит, что и оно тоже фигня, а по-моему, чего-то тут есть. Душа, она ж у всего имеется, и убить ее — хрен получится. Опять же, почему не дать человеку еще один шанс, глядишь, он во второй раз и лучше управится.
Водсель рассмеялся — громко, нарочито, словно приглашая Иссерли присоединиться к нему.
— Кто знает, а? Может, я тогда женщиной стану или зверушкой какой!
Дорога повернула, машина начала, набирая скорость, спускаться в маленькую лощину, Иссерли нажала на тормоз, одновременно крутнув руль. И тут, без всякого предупреждения, дребезжанье вернулось в шасси, — куда более громкое, чем прежде, — и машину затрясло. А еще через миг, она достигла конца спуска и ее заблокированные колеса вылетели на пленку серого ледка.
Почти как во сне Иссерли почувствовала, что машину, расставшуюся с бетоном и создаваемым им трением, просто несет, словно по воде или по воздуху. Две больших мужских руки накрыли ее вцепившиеся в руль пальцы, помогли вывернуть его, но это ничего не изменило. Машина сорвалась с края дороги и с треском врезалась в дерево.
Сознание Иссерли потеряла лишь на секунду, так ей, во всяком случае, показалось. Душа ее возвратилась в тело с высоты, как бывало, когда она пронзала водселя иглами. Разница состояла лишь в том, что удар, с которым душа вошла в тело, показался Иссерли более слабым, чем прежние, привычные. Дышала она без труда, сердце не колотилось. Только лес представлялся ей почти сверхъестественно ярким — впрочем, вскоре она поняла, что и очки ее и ветровое стекло машины исчезли.
Она опустила взгляд вниз. Зеленый вельвет брюк был осыпан осколками стекла и пропитан темной кровью, а место коленей занимал большой клин искореженного металла. Боли она почти не испытывала — наверное, потому, догадалась Иссерли, что у нее перебит позвоночник. Полумесяц руля глубоко вошел в ее грудь, защитившую верхнюю часть тела. Зато шея чувствовала себя куда лучше, чем во все последние годы и осознание этого исторгло из груди Иссерли истерическое рыдание, в котором смех смешался с горечью. Под ее блузкой и свитером Пеннингтона стекало по животу в пах что-то теплое и студенистое. Иссерли задрожала от омерзения и страха.
Водселя рядом с ней не было. Он вылетел через ветровое стекло. А тело его Иссерли со своего места увидеть не могла.
Лоскут, отодранный от одной из ее штанин, вдруг начал подрагивать, да еще и с каким-то причмокиванием. Иссерли, хоть на нее и накатила жуткая тошнота, заставила себя оглядеться вокруг. Из обшивки пассажирского сиденья торчали иглы икпатуа. Неправильное срабатывание. Понимая, что это нелепо, Иссерли все же слабо пристукнула окровавленным кулаком по краю сиденья, пытаясь заставить иглы втянуться в него. Они не втянулись.
Внезапно на дороге за ее спиной со скрежетом затормозила машина, хлопнула дверца. Торопливо застучали по гравию шаги.
Иссерли почти машинально потянулась к бардачку, выхватила из него первые попавшиеся под руку очки, насадила их на нос и тут же наполовину ослепла: ну конечно, в очки были вставлены диоптрийные линзы, а не простые стекла.
Чье-то тело нависло над ней, склонившись к водительскому окну: небольшое, с окутанным розовой дымкой горлом, в яркой желтой одежде и с ореолом темных волос.
— Как вы? — спросил дрожащий голос — голос самки.
Иссерли беспомощно усмехнулась, отчего из одной ее ноздри выплеснулась струйка какой-то влаги. Она стерла влагу запястьем, удивленно дрогнув оттого, что увидела свою искаженную увеличением руку и ощутила кожей щеки непривычный шерстяной щекоток.
— Не шевелитесь, — сказал ставший более твердым голос самки. — Я вызову помощь. Вы просто сидите.
Иссерли усмехнулась снова и на этот раз другая женщина поддержала ее нервным шипящим смешком.
Размазанное красочное пятно упорхнуло из поля зрения Иссерли, она услышала, как где-то перед машиной захрустели сучья. Потом женский голос вернулся к ней — более громким, почти деловитым.
— Это… ваш муж? — спросил он, долетев, показалось Иссерли, откуда-то издалека.
— Пассажир, — ответила Иссерли. — Я его не знала.
— Он жив, — сказала женщина. — Дышит.
Иссерли откинула голову на сиденье и сама глубоко вздохнула, пытаясь понять, как она относится к тому, что водсель уцелел.
— Возьмите его с собой, пожалуйста, — миг спустя попросила она.
— Я не могу, — сказала женщина. — Лучше дождаться скорой.
— Пожалуйста, прошу вас, возьмите, — произнесла Иссерли и прищурилась, пытаясь найти ее в зеленом и буром тумане.
