Вопросы были заданы. Но ответов на них не последовало.
В котором часу ты приехал на вечеринку? А в котором уехал? Ты развлекался один или с кем-то еще? Из дома выходил? Один или с кем-то? Дженни Крамер видел? Она была одна или с ней был кто-то еще? И так далее и тому подобное… У тебя есть синяя толстовка с красным рисунком или буквами?
Джейсон держался хорошо. Его чувство вины вполне можно было принять за обычный подростковый страх. Он напоминал мне юношу, который впервые встретил отца своей девушки на выпускном вечере. Он хороший парень? Да. Ему хотелось заняться сексом с дочерью этого человека? Да. И он действительно бы в этом признался? Вероятно, нет. Обычная ложь. Я уже говорил вам, что думаю о честности и обмане в человеческих взаимоотношениях. Если бы этот юнец сказал отцу, что представлял его дочь нагой, рисовал свои ладони на ее груди, свой язык у нее во рту, свои пальцы, забирающиеся ей под платье, мастурбируя буквально за час до этого светского раута, нетрудно вообразить, сколько молодых людей выглядело бы крайне сконфуженными на выпускном балу. Да, я резок, но мне хочется высказать свою точку зрения.
Не думаю, – ответил Джейсон на вопрос о толстовке, слегка поежившись. – То есть сейчас у меня такой нет, а была ли раньше, я не помню.
То была блестящая партия. И он сыграл ее безукоризненно.
Во время вечеринки ты выходил на улицу?
Перед тем как ответить, Джейсон немного помолчал. Потом посмотрел на адвоката, который кивнул ему и похлопал по руке. После чего перевел взгляд на меня. Я тоже его подбодрил. Может, даже сказал: «Давай, сынок. Выкладывай».
Джейсон вздохнул. Не забывайте, что все сказанное им в тот момент не говорило в его пользу.
Лжец из него никакой. Но мальчик он хороший. Замечательный мальчик. Мой мальчик.
Да, я действительно на несколько минут выходил. Искал того парня. Ну, который сидел в синей «Хонде».
Полицейские в этот момент проявили к его словам некоторый интерес. Проблема лишь в том, что направлен он был совсем не туда, куда надо. Никто из ребят больше не признался, что занимался чем-то предосудительным, потому как доказать ничего было нельзя. Круз Демарко тем вечером сбыл приличное количество дури, но один лишь Джон Винсент признал, что кое-что у него купил. Ответ Джейсона представлял собой что-то вроде небольшого самородка золота, найденного в буханке хлеба.
Понятно, – сказал один из копов. – Стало быть, ты хотел приобрести наркотики?
Джейсон застенчиво кивнул.
Ну и как, приобрел?
Нет. Увидев машину, я испугался, прошел мимо, потом повернул обратно и вернулся в дом с другой стороны, чтобы он меня не заметил.
В котором часу это было?
Не знаю. Наверное, после восьми. Или в половине девятого. Не помню.
Больше ты никого не видел?
Нет. Но ребята весь вечер шастали туда-сюда к тому парню. И постоянно о нем говорили. Думаю, потом он подошел к дому, к черному ходу.
Тут вмешался адвокат Брандино:
Мы закончили? Как видите, мой клиент отвечал откровенно и честно. Не в его интересах было говорить вам о намерении купить наркотики. Думаю, ему вполне можно поставить это в заслугу.
Ну да. В заслугу. Но это было сделано не ради каких-то «заслуг», что бы под ними ни подразумевалось, а чтобы объяснить нервозность и ерзанье Джейсона на стуле в тот момент, когда его спросили о толстовке. Понимаете?
Допрос продолжился. Но обошлось без последствий. Никому и в голову не пришло обратить против Джейсона его ложь о толстовке и ее неумелое исполнение.
Когда мы вернулись домой, жена сидела на кухне перед стаканом вина. Время только-только перевалило за обед, но ведь она представляла собой сплошной комок нервов.
– Радость моя, я могу дать тебе какое-нибудь лекарство. Чтобы не разболелась голова.
Совершенно меня проигнорировав, Джули бросилась к сыну и обняла его.
С тобой все в порядке? Бедный мой мальчик!
Джейсон дал ей немного себя потискать и высвободился из ее объятий.
Со мной все в порядке. Может, я пойду?
Мы его отпустили. Включился наш новый телевизор. Потом началась агрессивная компьютерная игра. Мне на это было наплевать.
Джули посмотрела на меня, вся – один сплошной знак вопроса. Я не заставил ее страдать.
– Все хорошо, – сказал я.
Она упала в мои объятия.
Обещаешь?
– Обещаю.
В это слово я вложил больше прямого смысла, чем когда-либо.
Если мы не в состоянии защитить своих детей, значит, с нами все кончено.
Вы можете представить себе, что почувствовал Боб Салливан, когда увидел, как на лице Шарлотты буйным цветом расцвел страх?
Они встретились в доме на окраине Крэнстона через пять дней после нашего с ней последнего сеанса. Она помнила руку Боба на своем плече, другую в волосах, время от времени пригибавшую вниз ее голову, пока его бедра хлопали по ее ягодицам. Глубокое проникновение и издаваемые им каждый раз стоны. Порой, когда он это делал, она представляла вместо себя Дженни. Мне ни о чем таком Шарлотта не говорила. Думаю, для нее это было слишком личное. Но я все равно знал.
Я не могла даже на него смотреть. Мне казалось, что я живу в каком-то параллельном мире, где все было точно то же, только воспринималось мной совсем иначе. Думаете, в этом нет никакого смысла? Мне кажется, что так бывает всегда, разве нет? Когда узнаешь, что у твоего супруга есть любовница и он ворует деньги. Боже, до меня только что дошло, что Том будет смотреть на меня, как в тот самый день, да? Когда узнает, чем я занимаюсь, когда ему придется смириться, что хорошей Шарлотты попросту не существует.
– Давайте сегодня не будем надолго задерживаться на хорошей Шарлотте. Лучше сосредоточимся на том, что произошло с Бобом, ведь это очень важно. Но в то же время очень неприятно и болезненно, хотя сейчас вы, возможно, этого еще не осознаете. Вы любили если и не Боба, то того мужчину, которым его считали. И верили, что он тоже вас любит, любит по-настоящему, несмотря на все тайны вашего прошлого.
Я даже не могу сказать, что на самом деле чувствую, Алан. Правда. Поэтому дайте мне возможность просто передать, что между нами произошло. А вы потом скажете, что по этому поводу думаете, хорошо?
Я кивнул:
– Разумеется.
К разговору о вечере дегустации вина я больше не возвращалась. Он стоял на том, что я в прошлый раз ошиблась, и мне захотелось понять, как я буду себя чувствовать рядом с ним. Смогу ли жить с этой ложью и неуверенностью или нет.
– Шарлотта, – сказал я, – вы же задумались о том, не Боб ли сотворил все это с Дженни. Я прав? Или вас волнует лишь, где он пропадал той ночью и не провел ли ее с другой женщиной?
Нет! Я никогда не думала, что это Боб. – Лгала она хорошо. – Но вместе с тем знала, что он прекрасно помнит где был той ночью. Вот в чем проблема. Почему он не сказал мне?
– Все в порядке. Продолжайте.
Он налил мне выпить, порой я соглашаюсь, если для этого, конечно, не очень рано. Налил и себе. Было приятно что-то держать в руках, ведь мы не испытывали ни малейшего желания друг к другу прикоснуться. Я спросила, разрешились ли его вопросы, он ответил, что нет, и добавил, что дело о той дегустации вина вышло из-под контроля. Сказал, что ему пришлось нанять адвоката и что они с ним отказались отвечать на дальнейшие вопросы. Мне кажется, ему не следовало этого делать, как вы считаете?
– Вы правы. Не стоило. Такое ощущение, что он что-то скрывает.
Ну да. Он тоже так сказал. А потом добавил, что теперь полиции не остается ничего другого, кроме как получить ордер, что повлечет за собой немедленную огласку дела. Его адвокат недвусмысленно дал понять, что они сразу же подадут в суд. Ущерб бизнесу, репутации, семье, удар по выборам… Боб с адвокатом уверены, что полицейское начальство на это не пойдет. Ведь на самом деле у них на него ничего нет, правда? Старое дело еще со времен учебы в колледже. И разногласия по поводу дегустации вина в клубе, имевшей место больше года назад. Так что никакого ордера они не получат, не так ли?
– Не знаю, Шарлотта. Но у меня такое ощущение, что он все же беспокоится. Или вам показалось, что Боб уверен в себе?
Нет, он совсем не выглядел уверенным. Все говорил что-то вроде «Как такое могло случиться? Почему все против меня? Как им могло в голову прийти, что я изнасиловал юную девушку? У меня больше двадцати миллионов долларов! Я скоро буду избран в законодательный орган штата! Я даже встречался с нашим долбаным президентом!» Потом добавил, что его голова вот-вот взорвется, в общем, что-то очень театральное. Для его самолюбия вся эта ситуация стала одним сплошным оскорблением.
– Да, надо признать, что все это не очень приятно. Неужели он не может принять их позицию? Неужели не понимает, что они просто вынуждены довести расследование до конца?
