Следователь склонен верить Алтуфьевой, скорей всего та легко отделается. Валера, сын Аллы, притащил в соответствующие органы кучу бумаг о болячках матери. Аллочку, как, впрочем, и старуху Алтуфьеву, отпустили под подписку о невыезде, заместительница примчалась ко мне и, упав на колени, принялась биться головой об пол, крича:
– Прости, прости, бес попутал, все из-за Валерочки!
В результате я предупредила Ремизова, что на суде заявлю, будто мы с Аллой дурачились, играя в привидение, и Рюмина случайно нажала на курок строительного пистолета.
– Семь раз! – взвился Витька.
– Ладно, – быстро изменила я показания, – мы вешали картины, вот и вбивали гвозди, а ухо мне она поцарапала случайно…
– Дура! – заорал Витька.
Но я стояла на своем: происшедшее – нелепость, меня никто не хотел убивать. От мысли, что потерявшая голову из-за любви к сыну Аллочка окажется в тюрьме, мне делалось не по себе. Ну ведь не убила же она меня! К тому же дала честное слово, что больше никогда не станет ни на кого покушаться. Витька обозлился до белых глаз, но в тот день, когда происходила выемка клада, Ремизов еще не знал о моей позиции, поэтому был очень ласков.
Вам ни за что не догадаться, где лежало сокровище. Помните, я упоминала как-то, что драпировки висели на старинном карнизе? Вот внутри железной трубы и лежало искомое. Борис Алтуфьев рассудил верно: мало кто захочет выдирать из стены наглухо вделанный в нее карниз. Так и вышло, и жильцы коммуналки, и директор магазина просто цепляли на колечки с “крокодильчи-ками” свои занавески, совершенно не предполагая, что лежит внутри карниза.
Когда Витька вытряхнул на пол футляр, я кинулась к нему, открыла и высыпала содержимое… Знаете, что лежало внутри? Тетрадь, в которой отец, дед, прадед, прапрадед и другие предки Бориса делали пометки о рождении своих детей. Еще там находилось несколько золотых нательных крестов и перстень-печатка с гербом Алтуфьевых. Для Бориса это было самое ценное, память о пращурах, семейная история, фамильные реликвии. Он и подумать не мог о том, что его потомки окажутся настолько сребролюбивыми, что захотят иметь брильянты, изумруды, рубины. Для Бориса Алтуфьева превыше всего стояла честь семьи, ее доброе имя, а не злато и каменья. Узнав о том, что было спрятано в карнизе, Аллочка разрыдалась, а Татьяна Борисовна возликовала.
– Бог мой, – повторяла она, прижимая к груди потрепанную тетрадь, – это лучше, чем деньги, моя история, мой род…
Но я вспомнила, с какой силой старуха толкнула Ксению Шмелеву, чтобы отнять вожделенный план, и отвернулась. Не верю Алтуфьевой. И вообще, у меня к ней двойственное отношение. С одной стороны, жаль ее, с другой – противно находиться с ней в одной комнате. Отчего-то Аллочка не вызывает у меня гадливости. Может, от того, что она никогда не корчила из себя столбовую дворянку? Не знаю, во всяком случае, пить чай к Татьяне Борисовне я больше никогда не пойду.
На следующий день мы с Маней и Лелей возвращались в Ложкино. Наш дом и коттедж Сыромятниковых были полностью приведены в порядок.
– Ну, – спросил Аркадий, – все? Всех забрали?
– Всех, – завопила Маня, – пять собак, три кошки и жабу!
– А крыса Фима?
– На месте.
– Хомяки?
– Уже на заднем сиденье. Я оглядела пустой торговый зал. Так, осталось потушить свет и сдать магазин “на пульт”. Завтра должна вернуться из Таиланда Лена, и я сложу с себя полномочия директора книжного магазина. Если подруга захочет, пусть ставит на это место Аллу Рюмину. Если забыть про милую феньку Аллы Сергеевны, гонки со строительным пистолетом в руках, лучшей кандидатуры на пост директора “Офени” не сыскать.
– Хорошо, – вздохнул Кеша. – Зайка, туши свет.
– Ладно, – отозвалась Ольга, подняла руку и вместо выключателя нажала “тревожную кнопку”.
– Почему лампы не погасли? – изумилась Зайка.
– Потому что ты перепутала выключатель с милицейской “подключкой”! – заорала Маня.
Через десять минут прибыл дребезжащий “газик”. Из его нутра выбрались… Соловьев Дмитрий Юрьевич и Павел. Я не удивилась. Ясное дело, никто, кроме них, приехать не мог.
– Что теперь? – безнадежно поинтересовался Соловьев.
– Все в порядке, простите, пожалуйста, – я принялась извиняться.
– Привидение больше не бегает?
– Нет.
– Никто в аквариуме не тонет?
– Нет, нет.
– И убийцы с пистолетом не наблюдается? – остроумничал Павел. – Вообще ничего? Полный порядок? Да быть того не может!
Я развела руками:
– Бога ради, извините. Больше в магазине ночевать не будем. Домой едем.
– Это хорошо, – обрадовались менты, – значит, и у нас спокойно дежурство пройдет, а то затрахались сюда ездить.
– Возьмите книжки, – предложила я.
Дмитрий Юрьевич и Павлуха положили в карман по детективу. Кеша сел в джип, на заднее сиденье легко вспрыгнули Снап и Банди, Зайка влезла в “Фольксваген”, прихватив с собой кошек, Жюли, Черри, Хуча, жабу и крысу Фиму. Я открыла “Пежо”. Мне достались вещи, Маня и хомяки.
– До свиданья, мальчики, – сказала я ментам.
– Бывайте здоровы, – ответили они хором. Я села за руль, включила мотор.
– Эй, Даша, – крикнул Соловьев, – погоди! Я высунулась в окно.
– Что случилось?
Дмитрий Юрьевич улыбнулся широкой, детской улыбкой.
– Хорошая ты баба, Даша, только не пей больше столько коньяка, ладно?
