Фредерик Ленуар - Пророчество Луны

Сопровождаемые турком, трое невольников шагали по касбе, самой старой части города. День близился к вечеру, и вокруг шла оживленная торговля. В маленьких извилистых улочках разносчики наперебой нахваливали свой товар: оливки, яйца, финики, специи, фрукты, благовония, разноцветные ткани, украшения, бурнусы и глиняную посуду, крашеную и некрашеную.

Миновав несколько переулков, четверка прошла через небольшую голубую дверь и оказалась в просторном, но довольно мрачном дворе, который по периметру окружало четырехэтажное здание.

— Это гостевой дом, — шепнул Жорж Джованни, пока турок отлучился на поиски хозяина. — Принадлежит мавру, который сдает янычарам примерно двадцать комнат. А так как он не хочет содержать слишком много рабов, то каждый день через Мехмета нанимает кого-нибудь из нас, чтобы убирать спальни.

Мехмет вернулся с хозяином дома, высоким тощим стариком, который пару секунд разглядывал Джованни. Затем обменялся несколькими фразами с турком. Мехмет сообщил невольникам, что хозяин согласился на пробу нанять Джованни и затем отправился отдыхать в свою комнату, а трое рабов под руководством одного из слуг мавра принялись наводить порядок в комнатах и чистить туалеты. Когда солнце начало садиться и призыв муэдзина разнесся по округе, Мехмет собрал заключенных, дал каждому по четыре мелкие монеты и снова отвел в тюрьму.

Жорж, как обычно, направился в таверну, чтобы пропить свой жалкий заработок, а Джованни пошел в общую спальню узнать о самочувствии Эмануила. Тот ощущал себя разбитым и измученным. Его ожоги все еще болели, но благодаря снадобьям Александра уже не так сильно. Джованни рассказал другу о том, что видел, и поделился впечатлениями о красочных улицах Аль-Джезаира.

Вскоре принесли еду, и им пришлось прервать разговор. Джованни, изголодавшийся после целого дня изнурительной работы, набросился на ломоть хлеба. Хотя спертый воздух и вонь по-прежнему досаждали ему, он так устал, что наконец смог заснуть.

Дни протекали по установленному распорядку. Эмануил не отличался крепким сложением и по-прежнему страдал от солнца. Ему приходилось закрывать голову куском ткани, и он подкупил турка, чтобы тот разрешил ему пить через каждый час. После того как невольники закончили рыть котлован, они стали грузить огромные глыбы камня на телеги, которые потом на мулах волокли в порт. Управляться с огромными тесаными камнями оказалось нелегким делом, которое требовало не только физической силы, но и ловкости — нужно было постоянно следить, чтобы многотонная махина не упала на людей. Во второй половине дня, пока Эмануил отдыхал, Джованни вместе с Жоржем ходили в гостевой дом. Затем трое друзей встречались в таверне, чтобы пропустить стакан вина или местного бренди и поболтать, иногда между собой, а иногда — с другими пленниками разных национальностей. По происхождению все невольники были христианами. Некоторые отказались от своей веры и приняли ислам, чтобы улучшить себе условия жизни. Оставшись рабами, эти ренегаты, как их называли, свободно бродили по городу и разными путями умудрялись зарабатывать на жизнь как в тюрьме, так и за ее пределами. Их не любили ни турки, открыто их презиравшие, ни другие рабы-христиане, которые порицали их за то, что они предали веру своих отцов. В результате большинство ренегатов обладало скверным характером: злобным и вспыльчивым. Именно таким был владелец таверны, испанец неопределенного возраста по имени Мустафа, который день-деньской издевался над своим помощником, юным Пиппо. Джованни жалел мальчика и подозревал, что тот является жертвой гнусных домогательств хозяина. Однажды вечером, когда три друга уселись за стол, он решил поговорить об этом с Жоржем.

— Пиппо такой бледный, и у него печальные глаза. Такое впечатление, что за закрытыми дверями несчастному парнишке приходится терпеть гораздо больше, чем просто окрики и тычки владельца таверны.

— Так оно и есть.

— Что ты имеешь в виду?

— Все знают, что Мустафа проделывает со своим рабом.

Джованни ошеломленно замолчал.

Жорж наклонился к нему и прошептал:

— Он занимается с ним тем, что здесь называют «греховной любовью».

— Ты хочешь сказать, что он состоит с мальчиком в плотской связи?

Жорж кивнул.

— Неужели ничего нельзя сделать, чтобы вытащить беднягу из этого ада?

— Хозяин может поступать с рабом так, как ему заблагорассудится: насиловать, пытать, даже убить. Хотя их религия запрещает греховную любовь, многие хозяева обращаются со своими юными рабами-христианами подобным образом, и здесь ничем не поможешь.

— Это ужасно! — сказал Эмануил.

— Ужасно быть рабом, — продолжил Джованни.

Пиппо принес еще три чаши вина. Джованни внимательно посмотрел на парнишку и дал ему щедрые чаевые. Пиппо благодарно взглянул на него, но в его глазах не было блеска, и улыбка не освещала печальное лицо.

Эмануил решил сменить тему разговора.

— Ты знаешь, сколько здесь нас, рабов? — спросил Эмануил.

— В Алжире у паши около двух тысяч невольников. Именно поэтому Барбаросса построил три большие подземные темницы. Но еще по меньшей мере пятнадцать тысяч рабов принадлежат разным людям в этом городе с восьмидесятитысячным населением. В основном они христиане, но их жизнь гораздо лучше, чем наша. Они живут в хозяйских домах, и с ними хорошо обращаются. Такие рабы даже могут свободно ходить по городу, выполняя поручения хозяина, главное, чтобы успели вернуться домой до наступления темноты.

— Значит, нам не повезло, что нас купил сын Барбароссы, и теперь мы гнием в этой мерзкой тюрьме! — заметил Эмануил. — Подумать только, а мы ведь радовались, когда паша нас выбрал!

Неожиданно их разговор прервал пьяный раб, который свалился прямо на Жоржа. Тот осторожно освободился из объятий бесчувственного тела, от которого разило дешевым вином и блевотиной, и передал его тем, кто делил с ним комнату. Они оттащили приятеля к его гамаку.

— Печально, но это единственное доступное нам удовольствие, — вздохнул Жорж, снова садясь на место.

— А разве здесь нет проституток, как во всех портовых городах? — спросил Эмануил, сразу же поняв, на что намекает приятель.

— Конечно есть! В городе полно шлюх. Христианки, которых продают хозяева, разведенные мусульманки, вдовы без других источников дохода. Но для нас они недоступны, потому что нам не разрешают ночевать вне тюрьмы.

Жорж замолчал, а потом продолжил заговорщическим тоном:

— Впрочем, если захочешь женщину, всегда можно договориться с янычарами и с теми людьми, в чьих домах мы работаем в конце дня. Но это очень дорого, значит, придется потратить месяц работы в поте лица на десять минут удовольствия!

— Подумать только, мы лишены почти всех радостей жизни! — пробормотал Эмануил. — Прошу тебя, Господи, сделай так, чтобы паша освободил нас из этого ада поскорее!

— Все будет зависеть от того, как быстро ваши семьи соберут выкуп. А еще от того, дойдут ли деньги до паши.

Эмануил и Джованни мрачно переглянулись — знали, что им ждать нечего, ведь они солгали капитану пиратского корабля и паше. Джованни подумал, что им нужно начать готовиться к побегу как можно скорее, иначе они дорого поплатятся за свою ложь, когда эмиссары паши вернутся из Италии с пустыми руками. Он не слишком хорошо знал Жоржа, но инстинктивно чувствовал в нем надежного человека. Джованни решил рискнуть и довериться французу. Он бросил на Эмануила многозначительный взгляд, тот все понял и слегка кивнул.

— Жорж, — прошептал Джованни, пододвигаясь к приятелю поближе, чтобы никто их не подслушал, — нам надо с тобой поговорить.

Жорж какое-то время молчал.

— Мы должны выбраться отсюда как можно скорее, — продолжил Джованни; Эмануил смотрел на него со смесью одобрения и тревоги.

— Понимаю, друзья мои, — ответил Жорж. — Я бы и сам поступил так же много лет назад. Сейчас мне уже не хватит храбрости. Это очень опасно, и большинство попыток к бегству терпят неудачу. Я своими глазами видел, как бьют палками пойманных беглецов. Их крики ужасны, и эти несчастные потом месяцами не могут ходить. От одной мысли о боли пропадает всякое желание сбежать отсюда.

— Неужели ты хочешь закончить свои дни в этом вонючем подземелье, вдали от своей семьи? — спросил Джованни.

— Все восемь лет я каждый день думаю о том, чтобы вновь увидеть близких, снова вернуться к ним. Но боюсь что-либо предпринять и потому живу только мечтой.

— Ты не хочешь присоединиться к нам и попытаться обрести свободу, но, может, знаешь, как это лучше сделать?

— Конечно. Постоянно размышляю об этом! На самом деле без посторонней помощи отсюда не сбежишь. Те немногие, кому удалось это сделать, ускользнули ночью и добрались до лодки, которая ждала их в маленькой бухточке недалеко от города.