— Ну, не знаю, — ответила Хелен, — я собираюсь открыть свой клуб, побыть начальником для разнообразия. О, я могла бы показать тебе, как надо вести дела.
Ви помолчала, а потом заметила не без зависти:
— Ты ведь сможешь откладывать деньги, правда? И у тебя есть мозги, это верно. Мне нравятся люди с мозгами. Черт, держу пари, в конце концов у тебя будет и клуб, и меха, и богатенький кавалер, который будет тебя содержать.
— Это потому, что у меня есть цель, — сказала Хелен, — я решила во что бы то ни стало чего-нибудь добиться, прежде чем умру. Ты глупая, Ви. У тебя тоже должна быть какая-то цель. Надо попытаться кем-то стать.
— О, у меня тоже есть цель. Знаешь, чего я хочу? Чтобы у меня было собственное кафе с комнатками наверху, чтобы я могла приглашать туда мальчиков и девочек… ты меня слушаешь? И сдавать девочкам комнаты по десять шиллингов за раз, и чтобы если они захотят выпить, то всегда смогли бы сделать это потихонечку… Люди думают, что у меня нет цели, но видишь, это не так.
— Ладно, поглядим, — проговорила Хелен.
— Ты куда? — спросила Ви.
— На Бристоль-сквер.
— А зачем?
— У меня там встреча, — ответила Хелен.
— С кем?
— Ты его не знаешь.
— Гарри Фабиан?
— Что, если даже и так?
— Знаешь, Хелен, я, конечно, не вправе давать тебе советы, но тебе не следует связываться с такими, как он.
— Это еще почему?
— Он опасный человек.
— Не мели чушь, я прекрасно могу постоять за себя.
— Знаешь, что я о нем слышала?
— Ну что?
— Я слышала, что он торгует белыми рабынями.
Хелен расхохоталась.
— Ты спятила, — проговорила она, — времена не те.
— Ну, по крайней мере, я слышала, что он в некотором смысле… альфонс.
— Ви, что ты мелешь, зачем ему это?
— Слушай, а ты пошла бы со мной в «Сахарный завод»?
— Может, и пошла бы, не знаю.
Они дошли до Грейт-Расселл-стрит.
— Что ж, до свиданья, — сказала Хелен, поворачивая налево.
— До встречи, дорогуша, — пролепетала Ви и пошла своей дорогой, кусая губы.
«Мерзкая корова, — думала она, — я всему ее научила, показала ей что и как, а теперь она вздумала задирать передо мной нос. Ладно-ладно, и двух шиллингов мне не дала, а ведь это я сделала ее такой, какая она есть сейчас; она пришла ко мне, подыхая с голоду, я помогла ей найти работу, и вот вся ее благодарность».
Она заторопилась вниз по Шафтсбери-авеню. Около поворота на Уордор-стрит у края тротуара остановилась смуглая полногрудая девушка и улыбнулась прохожему. Он прошел мимо, не обратив на нее внимания. Из темного дверного проема какой-то лавчонки вынырнули два рослых человека и схватили ее за руки.
— Идем, Зои.
Зои побелела как снег.
— Что вам от меня нужно?
— Ну же, будь умницей.
— Что это значит — будь умницей? Отпустите меня.
— Идем, ты арестована, так что не спорь и веди себя хорошо, понятно?
— Ах вы грязные ублюдки! — вскрикнула Зои.
— Зои, ни к чему поднимать шум. Тебе придется пройти с нами. Так что веди себя тихо, как настоящая леди. Ты ведь настоящая леди, верно, Зои?
— Конечно я леди, — гордо отвечала Зои, — отпустите мои руки, и я пойду тихо.
Детектив сказал ей:
— Я всегда знал, что ты умная девушка. — Он вежливо предложил ей руку и повел в полицейский участок. По дороге он непринужденным тоном осведомился: — Как Гарри?
— Ума не приложу, о ком вы говорите.
— Ну-ну, зачем быть такой несговорчивой?
Другой детектив подмигнул первому, заметив:
— А ты разве не знаешь, она больше с ним не встречается, у него кто-то есть.
— Это ложь, — с негодованием огрызнулась Зои.
— Любовь слепа, — сказал первый детектив. — А я-то думал, ты держишь ухо востро. Ты что, не знала, что Гарри водит шашни с какой-то шлюшкой из клуба Фила Носсеросса?
— Это ложь! — горестно вскричала Зои. — Как ее зовут?
— Девчонку звать Хелен.
При упоминании этого имени Зои чуть не упала в обморок. Ее начали душить слезы, она не могла вымолвить ни слова. Первый детектив попытался успокоить ее:
— Бедняжка. После того, что ты для него сделала…
— Тысячи фунтов я отдавала ему, — проговорила она.
Детективы переглянулись.
— Ну ничего, Зои, он за это ответит. Нужно только, чтобы ты сделала заявление.
Зои кивнула. Они остановились под синим фонарем.
— Ну, смелей, милочка. — И Зои в окружении двух детективов поднялась по ступенькам.
Тем временем Фабиан, сидя в клубе Анны Сибирь, играл с двумя субъектами в покер на костях. Ему нравилась эта игра, напоминавшая о гангстерских фильмах, игра, вокруг которой он плел запутанную паутину интриг и обманов, паутину, опутавшую всю его жизнь. В его кармане лежали пятьдесят фунтов, которые он только что получил от Фиглера. Он заказал выпивку. Анна Сибирь спросила:
— Вам нравятся американские напитки?
— Конечно нравятся.
— Ну тогда я схожу за виски.
— Эх, была не была! — вскричал Фабиан. — Давайте выпьем двойного виски!
Игроки придвинулись поближе к столу. Один был невероятно толст и молчалив, верхняя губа у него практически отсутствовала, зато нижняя выпирала, будто нос корабля. Другой — высокий, поджарый и такой же молчаливый.
— И помните, ребята, — добавил Фабиан, — вы обещали дать мне отыграться.
— Конечно, конечно, — закивал толстяк.
— А у вас, ребята, бабки-то есть?
— У меня четвертак, — сказал худой.
— И у меня четвертак, — сказал толстяк.
— А у меня два четвертака, — хвастливо заявил Фабиан, хлопая по карману. — Ну и каковы же ставки?
— Десять шиллингов за бросок?
— Пускай это будет фунт, — перебил Фабиан, — фунт за бросок.
— Идет.
Фабиан перебирал пальцами свой счастливый зажим, на счастье.
— Пока на мне эта штука, я не могу проиграть. Давайте, ребята, делайте ваши ставки, смелее, смелее…
Три фунтовые купюры шлепнулись на стол. Фабиан схватил кости и, тряся, пошептал над ними. Он видел, как негры и гангстеры проделывают это в кино.
— Чую, чую, чую удачу, давайте же, давайте, катитесь, катитесь!
Он бросил. Кости тихо покатились по зеленому сукну.
— Две десятки! — вскричал Фабиан. — Две десятки, две десятки, две десятки… — Он бросил оставшиеся три кости. — И три королика. Фулл-хаус, джентльмены. Фулл-хаус с тремя короликами.
Он откинулся на стуле и глотнул американского виски. Едкая жидкость обожгла ему горло. Толстяк выбросил три туза.
— Хм, — буркнул худой и небрежным жестом выбросил разом четыре туза.
— Ну ничего, — сказал Фабиан, в то время как худой упрятывал в карман деньги, — все нормально, дружище. Терпеть не могу выигрывать первый бросок. Это к неудаче, я точно знаю. А теперь, Тощий, давай-ка, бросай, и я кое-что тебе покажу, ты у меня посмотришь… ставьте, ребята, две девятки… и еще одна… Ох! Валет и король… три девяточки у Тощего, Боже правый, черт меня подери! Дай мне, дай мне, дай мне — опля! — завопил Фабиан, неистово тряся кости высоко над головой. — Жизнь — это коробка шоколадных конфет. Бабах! Бабах!
Он бросил кости.
— Четыре туза с первой попытки! Что, съели?
Толстяк сгреб кости вялой рукой и бросил.
— О Господи Боже, — озадаченно проговорил Фабиан, — пять королей.
Толстяк притянул к себе деньги усталым жестом и процедил сквозь зубы:
— Делайте ваши ставки.
Фабиан отделил от пачки еще одну купюру. Где-то глубоко в недрах его сознания робкий внутренний голос сказал: «А что, если, не дай Бог, ты просадишь все свои деньги, добытые с таким трудом?» Потом он дотронулся до своего счастливого зажима, подумав: «Чтобы выиграть в такой игре, надо все время повторять, что не можешь проиграть… Я не могу проиграть, не могу проиграть, не могу проиграть…»
— Ну, что тут нужно побить? — спросил он. — Что? Только стрит? Дайте-ка мне кости… Ну-ка, котеночек,[40] маленький котеночек, иди к бабушке. Оп-ля! Три десяточки… и еще одна, четыре десяточки, маленькие вы мои, четыре десяточки.
Фабиан запустил руку в банк.
— Ну, джентльмены, ну, джентльмены, вот тут-то вам и крышка.
Он выбросил три туза.
— Три туза с первой попытки. Банкую!..
Толстяк вдруг воскликнул:
— Фунт сверху, что я выиграю этот бросок.
— Идет.
Толстяк бросил.
— Фулл с тремя девятками с первой попытки.
Толстяк снова сорвал банк вместе с дополнительной ставкой Фабиана. Затрещал телефон, и Анна Сибирь подняла трубку.
— Алло! Кто это? — завопила она. — Вас не слышно! Вы что, не можете говорить по-английски? Не могу разобрать, что вы там бормочете… Ах Фабиана? Подождите минутку. Гарри, к телефону.
— Господи, кто это?
— Фиглер.
— Что ему надо?
