Когда я закончил свой рассказ, Кейт спросила:
— Ну, вспомнилось?
— Нет. Смени тему.
— Хорошо. Тебе это поможет. Как ты думаешь, клуб «Кастер-Хилл» мог раньше быть государственным сооружением?
— Нет. Это собственное шоу Бэйна Мэдокса, от начала и до конца. Как у доктора Ноу.[20]
— Мистер Бонд. Стало быть, ты полагаешь, что это не просто охотничий клуб и даже не место, где, возможно, встречаются заговорщики?
— Ага… Там вроде как имеется… ну, скажем, оборудование такого уровня, которое никак не сочетается с заявленной целью создания этого клуба. Если, конечно, не обращать внимания на то, что жена Мэдокса, по его словам, хотела соорудить там убежище на случай атомной войны.
— По-моему, это просто часть дымовой завесы — логическое объяснение того, что, как он уверен, в конечном итоге станет нам известно о строительстве этого заведения двадцать лет назад.
— Ты нынче так и блещешь яркими идеями.
— Спасибо, Джон. А вот ты необычайно туп и неостроумен.
— Это все горный воздух — затуманивает мозги.
— Видимо, да. Тебе следовало выжать побольше информации из майора Шеффера на этот счет.
Я ответил, подпустив немного яда:
— Я делал все, чтобы добиться его добровольного сотрудничества. Однако это не так-то легко — допрашивать полицейского.
— Когда ты заставил меня уйти, я уж решила, что вы немедленно броситесь друг другу в объятия и раскроете душу.
Слова «Чтоб тебе…» уже готовы были соскочить с моего языка, но ведь именно так начинаются ссоры. Я сдержался и сказал вместо этого:
— Мы с тобой еще попробуем на него нажать, дорогая. Завтра.
— Может, тебе следовало ему рассказать, что мы обнаружили в кармане Харри?
— Зачем?
— Ну, во-первых, это все равно необходимо сделать, а во-вторых, он может знать, что такое СНЧ.
— Сомневаюсь.
— И когда ты намерен выдать ему эту информацию?
— В этом нет никакой необходимости. Твои коллеги из ФБР — такие траханые умники — и сами это обнаружат. А если нет, это сделает полиция штата. В противном случае мы просто спросим у Бэйна Мэдокса, что означают МЭД, ЯДЕ и СНЧ.
— Может, именно так и нужно сделать. Уж он-то знает.
— Воистину знает. Погоди… Вспомнил!
Она аж подпрыгнула на своем сиденье и повернулась ко мне:
— Что?! Ты знаешь, что это значит?
— Да, да, да! Знаю! Первые два слова, видимо, сокращения — «сумасшедший»[21] и «ядерный», а СНЧ — аббревиатура.
— И что она означает?
— А означает она то, что Харри думал про Бэйна Мэдокса: Сволочь, Негодяй, Чудовище.
— Ты засранец, — отмахнулась она.
Дальше мы поехали молча, погруженные в собственные мысли.
Кейт первая нарушила молчание:
— Есть такая группа, называется «Свобода — надежда человечества». СНЧ.
— Да ну?
— Наш отдел внутренней безопасности занимается ею.
— Ну и?..
— Они увлекаются тем, что мы называем экологическим терроризмом. Поджигают стройки, спасая природу, вбивают стальные скобы в деревья, чтобы ломать цепные пилы, даже мины закладывали в нефтеналивные танкеры.
— Хорошо. Стало быть, ты думаешь, что Мэдокс намерен подложить ядерное устройство под следующее собрание членов клуба?
— Ну не знаю… Но тут может быть какая-то связь… СНЧ… нефть… Мэдокс…
— Ты забыла про ЯДЕ.
— Нет, помню… Просто пытаюсь связать все это воедино. Ты тоже попробуй.
— Не думаю, что мистер Бэйн Мэдокс, уверенный, что внес значительный вклад в победу над Советским Союзом, теперь опустился до возни с бандой кретинов, портящих деревья, и баб с волосатыми ногами.
— Это все же лучше, чем Сволочь, Негодяй, Чудовище, — пожала она плечами.
— Не намного.
Ярко-оранжевый полумесяц закрыли рваные облака. В свете фар замелькали опадающие с деревьев листья.
Мы все еще находились на территории парка, но в этом месте государственные земли вроде бы перемежались с частными, поскольку вдоль шоссе то и дело попадались жилые дома. На лужайках перед ними я заметил сезонную рекламу — здесь продавали тыквы, кукурузу и прочее. Попадались также выставки, приготовленные к празднованию Хэллоуина, — ведьмы, скелеты, вампиры и прочие разнообразные идиотские штучки. Осень была чертовски красива и восхитительно зловеща и мрачна.
— Ты любишь осень? — спросил я Кейт.
— Нет. Осень — это мрак и смерть. Я люблю весну.
— А мне нравится осень. Стало быть, я нуждаюсь в срочной помощи?
— Да, и сам это знаешь.
— Точно. Слушай, я однажды в школе такой стишок выучил… Хочешь, прочту?
— Конечно. Давай.
— О'кей… — Я прочистил глотку и продекламировал:
Осень настала, мрак и лишенья.
Ждет нас дорога, тропка в забвенье.
Ты приготовил свой смертный корабль?
Не приготовил? Не хочешь? А жаль.
— Бред душевнобольного, — отрезала Кейт.
— А мне нравится.
— Когда вернемся, обратись к психиатру.
Мы немного помолчали, и Кейт включила радио, настроенное на волну станции, передававшей музыку в стиле кантри. И какая-то скотница гнусаво завопила: «Как мне скучать по тебе, если ты не уехал?»
— Может, выключишь? — попросил я. — Я тут думать пытаюсь.
Она не ответила.
— Кейт! Милая! Ты здесь?
— Джон… это радиосвязь…
— Что-что?
— Ну, есть УВЧ — ультравысокие частоты, есть УНЧ — ультранизкие частоты и так далее. А есть такие — сверхнизкие? СНЧ?
— Срань господня! — завопил я. — Они самые! Вот что я пытался вспомнить! Радиоантенны в «Кастер-Хилл»…
— Как ты думаешь, может это означать, что Мэдокс связывается с кем-то на сверхнизких частотах?
— Ага… Думаю, Харри хотел передать, чтобы мы настроились на этот диапазон, на СНЧ.
— Но почему именно СНЧ? Кто вообще пользуется этим частотным диапазоном? Военные? Летчики?
— Не знаю. Но кто бы им ни пользовался, эти передачи можно отследить.
— А я уверена, что если Мэдокс что-то передает или принимает, то не открытым текстом, — заметила она. — У него наверняка есть скремблер или шифратор.
— Точно. Но АН Б наверняка расколет любой шифр.
— С кем же он связывается, и зачем ему это?
— Не знаю. А пока нам нужно побольше разузнать про СНЧ-диапазон. Слушай, может именно поэтому тут все такие странные. Излучение на СНЧ! У меня в башке звучат какие-то голоса… Кто-то все время велит мне убить Тома Уолша.
— Не смешно.
Мы мчались сквозь темноту.
— Бэйн Мэдокс, нечто ядерное, сверхнизкие частоты. Думаю, все, что нам необходимо узнать, содержится в этих трех словах, — сказал я.
— Надеюсь, что так. Да и нет у нас ничего, кроме этого.
— А почему бы нам не поехать в клуб «Кастер-Хилл» и не выжать из Мэдокса всю информацию под пыткой? — предложил я.
— Не уверена, что директор ФБР это одобрит.
— Я серьезно! А вдруг этот говнюк планирует произвести где-то ядерный взрыв? Разве это не послужит мне оправданием, даже если я забью его до полусмерти, принуждая развязать язык?
— Именно это «а что, если» меня больше всего и беспокоит. Но даже при стопроцентной уверенности… мы так не работаем. Мы никогда никого не бьем.
— Скоро начнем. В следующий раз, когда на нас совершат новое нападение, мы начнем избивать подозреваемых до полусмерти.
— О Господи, надеюсь, что нет. — Она немного помолчала. — Нам нужно доложить обо всем, что мы услышали, узнали и о чем догадались. Пусть дальше этим занимается Бюро. Нам не следует тащить весь этот груз на себе.
— О'кей… Но нам требуется время, чтобы все это довести до кондиции.
— Да, верно… Подождем сутки, до завтрашнего вечера, а потом вывалим Тому Уолшу все, что собрали. Договорились?
Я больше не доверял Уолшу и решил, что, вероятно, нарушу правила и обращусь напрямую к своему шефу, представителю полиции штата Нью-Йорк в оперативной группе, капитану Парези.
— Джон?
— У нас есть целая неделя, — напомнил я.
— Джон, мы не знаем, есть ли эта неделя у нашей планеты.
Интересное замечание.
— Ладно, посмотрим, что обнаружится завтра, — сказал я.
До «Дела» было меньше двадцати миль, но местечко это оказалось столь укромным и изолированным, что, несмотря на подробные объяснения Шеффера и карту, выданную Макс, Кейт пришлось созваниваться с этим заведением, чтобы нас вывели на необозначенную подъездную дорогу.
Я включил дальний свет и медленно поехал по узкой колее, скрытой кронами деревьев, — она выглядела как слегка подремонтированная тропа индейцев.
— Как тут красиво! — вздохнула Кейт.
А я видел лишь тоннель поддеревьями, освещаемый фарами, но чтобы оставить последнее слово за собой — это ведь я забронировал там номер, — сказал: