У него была фирма в Голливуде. Он занимался компьютерным дизайном и фирмой управлял, не выходя из дома. Фред ее не ждал, но она знала, что он дома, по крайней мере был час назад, когда она позвонила ему и предложила подписаться на «Майами гералд». Разговаривал он с ней очень вежливо. Сама Люси обычно не церемонилась с торговыми агентами. Фред жил на побережье, значит, деньги у него водились. Дом его представлял собой двухэтажный оштукатуренный особняк, выкрашенный в бледно-зеленый цвет. Подъезд к нему закрывали черные кованые ворота. Притормозив, Люси нажала кнопку домофона.
— Чем могу помочь? — раздался в трубке мужской голос.
— Полиция, — ответила Люси.
— Я не вызывал полицию.
— Я хочу поговорить о вашей матери и сестре.
— А из какого вел полицейского управления?
— От шерифа округа Бровард.
Вынув фальшивое удостоверение и жетон, Люси предъявила их камере видеонаблюдения. Раздался тональный сигнал, и чугунные ворота отошли в сторону. Проехав по гранитным плитам, Люси остановилась перед большой черной дверью. Она тотчас открылась.
— Ну и мотоцикл у вас! — восхитился мужчина. По-видимому, это и есть Фред.
Среднего роста, стройный узкоплечий блондин с серо-голубыми глазами и приятным лицом.
— Первый раз вижу такой «харлей». — Он обошел вокруг мотоцикла.
— А вы ездите на мотоцикле?
— Нет. Такие опасные занятия не для меня.
— Вы, должно быть, Фред, — сказала Люси, пожимая его руку. — Не возражаете, если я войду?
Пройдя через вестибюль, отделанный мраморной плиткой, они очутились в гостиной, окна которой выходили на узкий грязный канад.
— Так что там с моей матерью и сестрой? Удалось что-то выяснить?
Он говорил, как любящий сын и брат. Это было не простое любопытство. В грустных глазах его вспыхнул огонек надежды.
— Фред, я не из ведомства шерифа. У меня частное сыскное агентство и лаборатории судмедэкспертизы. Просто нас попросили о помощи.
— Значит, вы меня обманули. — Из взгляда Фреда исчезла приветливость. — Не самый лучший способ знакомства. Держу пари, что это вы звонили мне насчет «Майами гералд», чтобы удостовериться, что я дома.
— В самую точку.
— И вы предполагаете, что после всего этого я буду с вами разговаривать?
— Извините. Но по домофону всего не объяснишь.
— А почему возник интерес к этому делу? Почему именно сейчас?
— Боюсь, что вопросы придется задавать мне, — улыбнулась Люси.
Дядя Сэм указывал пальцем на зрителей, произнося «Мне нужны ваши цитрусы».
Доктор Селф сделала эффектную паузу. Приняв непринужденную позу, она сидела в кожаном кресле на фоне декораций к своей передаче «Давайте обсудим». Публики не было. Сейчас в ней нет необходимости. Рядом с креслом стоит телефон, и камеры с разных ракурсов снимают, как доктор Селф нажимает кнопки и произносит:
— Доктор Селф у телефона. Вы в эфире. Вам не кажется, что министерство сельского хозяйства США попирает наши права, установленные Четвертой поправкой к Конституции?
С этим ослом все было ясно, и ей не терпелось вцепиться ему глотку. Взглянув на монитор, доктор Селф осталась довольна. Свет и выбранные камерами ракурсы очень удачно оттеняли ее внешность.
— Так оно и есть, — ответил этот простак.
— Как, вы сказали, вас зовут? Сэнди?
— Да, я…
— Вы призываете перестать размахивать топором, так ведь, Сэнди?
— А? Что?…
— Дядя Сэм с топором? Такой ведь у всех сложился стереотип?
— Нас имеют как хотят. Это заговор.
— Вы так думаете? Старый добрый Дядя Сэм рубит ваши любимые деревца. Тук-тук-тук.
Краем глаза доктор Селф заметила, как улыбаются операторы и режиссер.
— Эти ублюдки без спроса явились на мой участок и пометили все деревья. Теперь их срубят.
— А где вы живете, Сэнди?
— В Купер-сити. Я понимаю людей, которые в них стреляют и спускают на них собак.
— Дело в том, Сэнди, что люди не хотят замечать очевидного. Вы посещали собрания? Обращались к законодателям? Задавали вопросы? Вам приходило когда-нибудь в голову, что действия министерства сельского хозяйства, возможно, не лишены смысла?
У доктора Селф была особая манера вести диалог, она всегда возражала собеседнику, что бы тот ни говорил.
— Вся эта болтовня про ураганы — полная бип-бип, — заявил ее оппонент.
Ага, смекнула доктор Селф, сейчас начнется нецензурщина.
— Это не бип-бип, — передразнила его она. — Никакой бип-бип здесь нет. — И посмотрела в камеру. — Хорошо известно, что цитрусовая гниль — это бактериальное заболевание, распространяющееся по воздуху. А прошлой осенью мы пережили четыре урагана. После рекламы мы вернемся к обсуждению этой ужасной болезни. Оставайтесь с нами.
— Перерыв, — объявил оператор.
Доктор Селф потянулась за бутылкой с водой. Потягивая воду через соломинку, чтобы не смазать губную помаду, она отдала себя в руки гримерши, попутно выражая неудовольствие ее нерасторопностью.
— Хорошо. Достаточно, — через минуту сказал она, отворачивая лицо. — Все идет отлично, — улыбнулась она режиссеру.
— Думаю, что в следующей части нам надо больше внимания уделить психологии. Именно этого ожидают от вас зрители, Мерилин. Их не интересует политика, они хотят узнать, как им решать проблемы со своими подружками, начальниками и родителями.
— Я не нуждаюсь в ваших советах.
— Я не собирался…
— Послушайте, мои передачи уникальны тем, что в них обсуждаются все без исключения насущные проблемы и то, как мы на них реагируем.
— Абсолютно справедливо.
— Три, два, один.
— Мы опять в эфире, — улыбнулась в камеру доктор Селф.
Скрывшись в тени пальмы, зажав в зубах сигарету, Марино наблюдал, как Реба идет вдоль здания академии к своей «краун-виктории». В ее походке чувствовался вызов. Впрочем, он может быть наигранным. Интересно, заметила она его или нет?
Она назвала его придурком. Его так часто называли, однако от нее он этого не ожидал.
Открыв дверцу машины, Реба в нерешительности остановилась. Она не смотрела в его сторону, но Марино понял — она его заметила. Она не должна была этого говорить! Какие у нее основания обсуждать Скарпетту? От «Эффексора» ему стало хуже. Депрессия только усилилась. А тут еще эти разговоры о Скарпетте и мужиках, которые на нее западают.
«Эффексор» просто гадость! Доктор Селф не имела права сажать его на лекарство, от которого пострадали его сексуальные возможности. И зачем она то и дело выводила разговор на Скарпетту, словно это самое главное в его жизни? А Реба еще подлила масла в огонь. Не преминула напомнить, что он стал импотентом. Конечно, он немедленно бросил пить этот чертов «Эффексор», и ситуация стала постепенно улучшаться, но депрессия так при нем и осталась.
Реба открыла багажник.
Марино с любопытством наблюдал за ее действиями. По правде сказать, без нее у него нет власти. Грозить и пугать он мог сколько угодно, но арестовывать права не имел. Это единственное, о чем он сожалел, уйдя из полиции.
Реба тем временем достала из багажника что-то похожее на мешок с грязным бельем и бросила его на заднее сиденье.
— У тебя там что, труп? — подал голос Марино, подходя к машине и выкидывая окурок в траву.
— А про урны тебе никогда не говорили?
Едва взглянув на него, она с силой захлопнула дверцу.
— А что у тебя в мешке?
— Одежда для химчистки. Все никак не сдам. Хотя вообще-то что тебе за дело? — отрезала Реба, легким жестом скрыв глаза темными очками. — Прекрати смешивать меня с грязью, особенно прилюдно. Ведешь себя как придурок, а потом обижаешься.
Подыскивая нужные слова, Марино обшаривал взглядом пальму, под которой только что стоял, потом перевел его на светлое здание, возвышавшееся на фоне ярко-голубого неба.
— Ты вела себя… неуважительно, — наконец сказал он.
Реба возмущенно взглянула на него, сдвинув очки к кончику носа.
— Я? Да что ты несешь? Совсем свихнулся? Насколько я помню, ты затащил меня в этот кабак, даже не спросив, хочу ли я туда пойти! Привозишь женщину в какой-то притон с полуголыми девками, а потом смеешь говорить об уважении? Издеваешься? Я что, должна была сидеть и смотреть, как ты пялишься на всех этих толстозадых вертлявых шлюх?
— Я не пялился.
— Ой!
— Да на кой мне черт? — буркнул Марино, вытаскивая пачку сигарет.
— Ты не много куришь?
— Ни на кого я не смотрел. Сидел себе и пил кофе, а ты вдруг понеслась трепать языком про дока. Ну, я. конечно, взъелся, что ты так неуважительно к ней относишься.
«Ревнует», — самодовольно подумал Марино. И все это она наговорила, потому что он смотрел на официантку в «Сирене». Ну может, и смотрел. Но только из принципа!
— Я работаю со Скарпеттой уже сто лет и не позволю, чтобы кто-нибудь говорил о ней в таком тоне, — продолжил он, закуривая.
