— Их трое, — прошептал Томас. — Это не облегчает нам задачу.
— Интересно, он хоть когда-нибудь остается один?
— Посмотри, в каком он состоянии. Я не уверен в этом.
Прождав еще час, они увидели, как шофер вышел, попрощался с экономкой, сел в «лексус» и исчез на другом конце улицы.
— Одним меньше, — заключил Томас.
— Пошли.
Томас недовольно поморщился.
— Мы не можем сидеть здесь и ждать целую неделю! — настаивала Яэль. — Бонневиль написал, что Петерсен мне все расскажет, и он это сделает.
Томасу не оставалось ничего, как последовать за ней. Они позвонили в аккуратный звоночек у белой двери. Появилась экономка.
— Добрый вечер, — сказала она, слегка удивившись.
— Мы пришли к мистеру Петерсену, это очень важно, — быстро заговорила Яэль на хорошем английском.
— Вы…
— Скажите ему, что мы от Анри Бонневиля. Скажите ему, что Бонневиль мертв.
— Послушайте, я думаю, будет лучше, если вы позвоните завтра…
— Нет, мы должны немедленно с ним поговорить. Это действительно очень важно. Меня зовут Яэль Маллан.
Экономка поджала губы. Она хотела захлопнуть дверь, но настойчивостью Яэль победила.
— Подождите здесь. Я посмотрю, смогу ли я что-нибудь сделать, — отрезала она и закрыла дверь. Меньше чем через минуту она вернулась: — Следуйте за мной.
69Яэль и Томас прошли через гостиную на веранду, выходившую в великолепный ухоженный сад. Старый генерал сидел на деревянном стуле, опустив босые ступни в траву. Он внимательно оглядел вошедших и указал им на стулья, приглашая сесть. На лицо Петерсена падала тень от садового зонтика.
— Мэгги, предложи гостям оранжад, — приказал он свистящим голосом.
— Благодарю, что согласились принять меня, господин Петерсен, — сказала Яэль.
— А это кто? — спросил он, указывая на Томаса.
— Мой ангел-хранитель.
Петерсен вгляделся в лицо Яэль. Его голубые глаза сверкали, подобно двум огонькам. Несмотря на солидный возраст, он не утратил душевной энергии. Яэль не отводила от него взгляда. Под его почти прозрачной кожей видны были голубые вены. Волос у старика уже не осталось. Перед Яэль сидел не человек, а целая эпоха. Эти человек пожимал руку Кеннеди и говорил с ним.
Если верить Камелю, можно было даже предположить, что именно он отдал приказ убить президента.
— Вас прислал этот мерзавец Бонневиль! — прошипел генерал.
— Он мертв…
— Конечно мертв, упрямец! — усмехнулся старик. — Он раздражал Гоферда и зашел слишком далеко.
Услышав знакомое имя, Яэль подалась вперед:
— Что вы сказали?
Петерсен выглядел довольным:
— Вы хотите знать, не правда ли?
Яэль скрестила руки на груди:
— Анри Бонневиль заставил меня приехать сюда. Он сказал, что вы мне все расскажете.
Экономка принесла два стакана с оранжадом, поставила их на низенький столик и снова ушла. Петерсен протянул руку, чтобы взять зонтик, и захлопнул его с громким щелчком. Заходящее солнце тут же озарило его. Золотистые лучи словно накрыли старика огненным плащом. Его глаза казались теперь двумя щелями.
— Нужно уметь задавать правильные вопросы, — тихо произнес он.
— Почему я? Почему Бонневиль отправлял мне все эти послания?
— Это была игра. Он играл.
— Со мной?
Петерсен помолчал.
— Нет, вы были всего лишь пешкой. Единственное, что имело значение, это игроки и способ, которым они выиграют партию. Вы были пешкой его противника, Джеймса Гоферда.
— Я?
Петерсен медленно кивнул.
— А почему мои родители тоже упомянуты в списке Бонневиля?
— Сначала вы должны понять правила игры. Слушайте внимательно, это не метафора: это действительно была игра. Развлечение. Это бесконечная партия, а доска для игры — весь мир. Цель игры — власть. Игроки должны постоянно доказывать, что они имеют на нее право. Существует также некое подобие иерархии, которая изменяется в зависимости от их действий.
— Их больше двух?
— Да. Я не знаю точное число, но их несколько.
Томас прошептал:
— Тени.
— Это прозвище, которым они называют себя, хотя со временем оно изменилось.
— Как они играют в эту игру? — спросила Яэль, сжав зубы. — На деньги?
— Нет, на последствия. Они набирают очки. История с прописной буквы «И» — таблица для этих очков. Именно в Истории записываются их победы.
— Каким образом?
— При помощи манипуляции. Каждый игрок имеет свои интересы. Он должен найти средство, неважно какое, чтобы не только упрочить свои позиции, но и заставить приносить плоды. Однако он не может заниматься чем угодно! Он должен целенаправленно играть с Историей. Манипулировать людьми. И главный принцип, которым руководствуются игроки, это…
— Совпадения, — закончила Яэль, вспоминая все, что она узнала за последние несколько недель. — Убийство Линкольна, Кеннеди…
Петерсен окинул ее взглядом:
— Точно. Я вижу, Бонневиль просветил вас. Эта игра — продукт, порожденный манией величия миллиардеров в бешеной гонке за властью, по принципу «всегда стремись к большему». Однажды они собрались и бросили друг другу вызов. Потом это превратилось в необходимость. В привычку, в правило, призванное скрасить их повседневную жизнь.
— Как пафосно, — фыркнула Яэль.
— Ничего подобного! Возьмите ребенка-дикаря, который живет в джунглях Амазонки: он вовсе не чувствует себя несчастным оттого, что у него нет последней игрушки из «Звездных войн», он счастлив, играя с плетеными лианами, не меньше, чем американский ребенок. Это вопрос среды, системы координат. Так же и с Тенями. Это люди, которые возвысились над всем, абсолютно над всем, во всяком случае над тем, что сегодня считается «всем». И вместо того чтобы управлять своей империей, сидя каждый в своем углу, они придумали, как придать еще больший смысл своим действиям. — Он облизнул пересохшие губы, затем продолжил: — Когда отдельные люди из числа Теней решили, что Кеннеди идет против их интересов, они пустили в ход план по его уничтожению. Все было тщательно подготовлено. Посмотрите, сколько совпадений между убийствами Линкольна и Кеннеди, и вы поймете: слово «случайность» здесь не подходит. В Истории полно «совпадений», и уже невозможно отрицать влияние внешних сил.
Яэль отчаянно пыталась справиться с нараставшим возмущением.
— А кто такие Тени?
— Мужчины и несколько женщин, унаследовавшие секреты своих предков. Это люди, которые всегда знают, как внедриться в политические круги, но редко бывают на виду. Они знают, как управлять обществом. Они сделали ставку на нефть в начале XX века, и нефть стала настоящей финансовой манной. Они вкладывали деньги в транспорт и запустили эру коммуникаций. Логично, что они мало-помалу захватили средства массовой информации, заложив основы империй эры массовой информации. Во время Первой мировой войны они предвидели потенциал военной промышленности и завладели ею. Во время Второй мировой войны они укрепили этот потенциал. Они вели бизнес в самых доходных областях мировой экономики, но его нужно было поддерживать и оберегать. Кеннеди противостоял этой политике. Он отказался от военного вторжения на Кубу и конфликта с русскими, он был против войны во Вьетнаме.
— И тогда Тени его убрали.
И снова старик усмехнулся:
— Только не пытайтесь сделать из Кеннеди святого. Кто сказал, что его яростное сопротивление не служило интересам его собственного клана. — Яэль хотела возразить, но Петерсен опередил ее: — Кеннеди не был представителем военно-промышленного комплекса, его интересы лежали в другой области. Однако будьте уверены, что, если бы он не погиб, он бы позаботился о создании собственной империи, как все остальные.
— Вы были в то время генералом, — вмешался Томас, и в его голосе слышался намек.
Петерсен усмехнулся.
— Я не принадлежу к Теням, если вы это хотели узнать, — заметил он. — Я всегда играл роль посредника. Вот почему Бонневиль послал вас ко мне, мадемуазель Маллан.
Услышав свое имя из уст этого человека, Яэль покрылась гусиной кожей.
— Что вы знаете о моей семье?
— То, что Джеймс Гоферд счел нужным мне рассказать.
— Гоферд?
— Да. Вы хотели узнать имена Теней, вот одно из них. Историческая фигура, если хотите. Я думаю, что его дед был среди тех, кто совершил самый экстраординарный ход всех времен: «Титаник»!
— Я знаю об этих слухах, — вмешался Томас. — Это глупости. Никогда и никто не смог бы сделать ничего подобного. Это невозможно подстроить!
— Вы думаете? Как сильно вы недооцениваете этих людей. Подождите, и вы увидите, что они нам готовят сейчас. Я слышал разговоры о том, что готовится нечто грандиозное. Столь масштабное, что никому даже в голову не придет, что все было хорошо спланировано.
