Завизжали тормоза, «форд» клюнул носом и остановился в полуметре от припаркованной на обочине автоцистерны. Дремавший рядом Борис Вербицкий ткнулся в бардачок и выругался.
Ольга склонила голову на руль и беззвучно заплакала. «Может я плохая жена, поэтому он смотрит на других? Я стремлюсь быть хорошей матерью, а ему нужна ласковая баба. Что я делаю не так?»
— Ужасный день. Ужасный, — причитал Борис, глядя на вздрагивающие плечи Ольги. Перед тем, как сесть в машину, он выпил весь оставшийся алкоголь. — Хоронят обычно на третий день? Я ничего в этом не знаю.
— М-мама, игра н-не работает, — поднял с пола электронную пищалку сын.
— Какие похороны? — очнулась Ольга. Влажные округлившиеся глаза смотрели на выпившего пассажира.
— Люда утонула. Моя Людочка.
— Она не утонула. Антон ее спас.
Вербицкий сморщил лицо и пьяно замотал головой.
— Нет. Он опоздал. Или сам пихнул ее под воду.
— Что ты несешь?!
— Зачем он прыгнул? Людочка игралась, затаилась, а он на нее сверху… Он завидовал мне, он хотел ее увести, а когда не получилось, то…
— Борис! Очнись! Антон вытащил ее, делал искусственное дыхание, массаж сердца.
— Массаж… Вот-вот… Он лапал ее. Грязно. Она бездыханная, а он влез на нее…
— Борис! Люду увезли на «скорой». Ее спасут.
— Почему он меня не пустил в машину? Сам сел, а меня не пустил. Ее муж я, а не он!
С этим утверждением Ольга была полностью согласна. Она сама не понимала, как получилось так, что ее муж уехал с чужой женщиной, словно был ее ближайшим родственником.
— Теперь предстоят похороны. Такая красивая, молодая… и в гроб! — Борис зашмыгал носом.
— М-мама. Не включается, п-помоги, — заикаясь, канючил сын из-за спины.
Ольга наклонилась к Борису и зашипела:
— Хватит про похороны. Не пугай ребенка. Живехонька твоя Людочка.
— Не-ет. Я видел ее, видел, как смотрел на нее врач. У меня тоже медицинское образование, хоть я и работаю с железками. Ее мозг не дышал десять минут. Десять! Мозг умер. Людочку невозможно спасти.
— Почему же Антон этого не заметил? Он, что глупее тебя? — неожиданно обиделась Ольга.
— Шувалов твой — чудак. Был чудаком и останется. На букву «м»! Он из тех, кто всегда прется в другую сторону. Все идут прямо, а он ломится в закрытую дверь! Там аршинными буквами написано «ЗАКРЫТО»! Это вообще стена, а не дверь! А Шувалов обязательно проверит, лоб расшибет, но сунется, и других за собой потащит.
— И что, дверь всегда оказывалась закрытой? — защищала упрямство мужа Ольга. Она отдавала себе отчет, что слышит отголоски научных споров, и под словом «дверь» Вербицкий понимает направление научных поисков. Однако она лучше других знала, что даже при входе в метро Антон не идет вслед за толпой, а выбирает якобы закрытую дверь, которая часто оказывается незапертой. — Так, что на счет двери?
— У него есть интуиция, — согласился Борис и тут же вспылил. — Но кроме интуиции больше ничего! Он не может объяснить: почему он туда поперся!
— А если ты не способен понять его объяснения?
— Я?! У меня статей больше, чем у него. Я нейрофизиолог, а он простой физик. Мы изучаем живой мозг, а не бездушную машину! Я лучше в этом разбираюсь! Лучше!
— Ну-ну. — Молодая женщина с сочувствием смотрела на пьяного хвастуна.
Вербицкий уловил ее иронию, ухмыльнулся и сказал:
— А еще он мне завидует, потому что у меня жена красивее. И ты, Ольга, должна быть мне благодарна. Если бы я не перехватил Люду, она бы увела твоего Антошу из семейного гнездышка.
Обидные слова обожгли женщину, будто ей под кожу прыснули кипяток.
— Ты, кажется, готовился к похоронам?
Кривая улыбка на лице Вербицкого сменилась озабоченностью. Он хотел что-то сказать, но в его кармане заработал телефон. Непослушные пальцы неловко выхватили трубку.
— Антон? Да, слушаю… Что?! — Глаза Бориса округлились. — Ты запустил ее мозг! Она жива? Как тебе это удалось?.. Еду! Немедленно еду в институт. — Он захлопнул телефон и обратился к Ольге: — Люда жива. Представляешь, ее мозг работает!
Ольга Шувалова, слышавшая радостный голос мужа, нахмурилась.
— Он даже не поинтересовался, где я и ребенок?
— Не понимаю, как он это сделал. Это черт знает, что! Я должен всё узнать. Едем в институт.
— Антон спрашивал обо мне?
— Да при чем тут ты? Поехали быстрее!
Обиженная женщина, наклонилась, распахнула пассажирскую дверь и подтолкнула пассажира.
— Доберешься сам! У вас высокая наука, а я не знаю, как с сыном до дома доеду.
«Форд» криво вильнул, объезжая автоцистерну.
Удивленный Борис Вербицкий остался голосовать на обочине. В его глазах мелькнуло восхищение поступком гордой женщины, которое тут же затопило нестерпимое желание добраться до тайны Шувалова.
— Антон! Антон!
Стеклянная перегородка заглушала звук, но по отчаянной мимике Елены Репиной Шувалов понял, что случилось нечто ужасное.
Он быстро вернулся в бокс, где лежала Людмила. Пару минут назад он видел, как открылись ее глаза, а зрачки сдвинулись и сфокусировались на нем. Он дотронулся до ее руки и почувствовал, как шевельнулись ее пальцы. Он был счастлив, что Люда пришла в себя, узнает окружающих и понимает происходящее. Тогда он вышел, чтобы позвонить и обрадовать ее мужа, Бориса Вербицкого. Он был уверен, что рискованный эксперимент прошел удачно, и через два-три дня Людмила полностью восстановится.
А сейчас на каталке вновь покоилось бледное безжизненное тело молодой красивой женщины. Около нее суетилась Елена Репина.
— Всё плохо. Нет пульса, дыхание остановилось, зрачки не реагируют, — по-деловому доложила нейрохирург.
— Но она же только что…
— Я ничего не могу сделать.
— Сергей, подключай оборудование. Еще один импульс.
— У меня готово.
— Отойди. — Шувалов включил прибор и напряженно следил за Людмилой. Ничего не происходило. Ровным счетом ничего. — Я повторю.
Вновь задергались стрелки и побежали синусоиды на электронных индикаторах. Антон увеличил время воздействия, но это опять не принесло результата.
— Почему? Где я ошибся? Покажи расчеты, — обратился он к Задорину.
— Вот. Всё по вашим формулам, Антон Викторович. Но, я предупреждал, это базовый расчет. Каждый мозг индивидуален. Необходима полная томография пациентки, чтобы гарантированно вычислить нужные нейроны.
Шувалов отошел, рухнул в офисное кресло, облокотился о стол и уткнулся лбом в сцепленные кулаки. Его пальцы нервно двигались, лицо морщилось от досады.
— Я еще раз попробую. Уменьшу частоту и увеличу амплитуду, — вскочил он со стула.
— Нельзя! — Елена перехватила его руку, метнувшуюся к приборам. — Нельзя действовать наугад. Мы имеем дело с человеком.
Шувалов посмотрел на бездыханное тело, перевел вопросительный взгляд на Задорина.
— Ты тоже так думаешь?
— Вы всегда нас учили, что ученый руководствуется разумом, а не эмоциями. Одна простая точная теория лучше тысячи сложных экспериментов. Это ваши слова.
— Теория у меня уже есть!
— Надо ее проверить.
— И мы будем спокойно смотреть, как Люда умирает?
Елена Репина сжала руки Антона и бережно развернула его так, чтобы каталка не попадала в поле его зрения. Она поймала его болезненный взгляд и тихо произнесла:
— Это уже произошло. И твоей вины здесь нет.
Шувалов стиснул веки. Ресницы увлажнились. Он отдернул руки и выскочил из бокса. Загремели дверцы рабочих шкафов.
— У нас что, ничего нет?! — как раненный зверь ревел ученый и метался по лаборатории.
— Что вам надо?
— Водка! Коньяк! Спирт, наконец!
— Есть! — выкрикнул Задорин.
Нейропрограммист появился с бутылкой водки. Шувалов, усевшийся за свой стол в торце комнаты, сдвинул бумаги и шмякнул на центр обычную кружку.
— Может, поискать рюмки? — предложил Задорин.
— Не надо. Ты вот что, помоги Елене. Отсоедини всё… Приведите Люду в порядок.
— Мы сделаем.
— И еще… Надо, наверное, сообщить мужу…
Задорин понимающе кивнул и удалился.
Шувалов выпил. Его застывший взгляд упирался в отключенный экран компьютера, а видел он озорную улыбку Людмилы и слышал ее зажигательный смех.
С шумом распахнулась дверь. В лабораторию ворвался Борис Вербицкий. Мгновенно оценив обстановку, он направился в бокс. На пути к каталке его перехватила Елена Репина.
— Боря. Мы ничего не смогли сделать.
— Что?
— Люды больше нет.
— Но… Он звонил… Он говорил, что она ожила. — Тыкал руками Вербицкий. — Он уверял, что вы запустили мозг!
— Это так. Антону удалось вернуть ее сознание, но только на две минуты.
— Та она была жива, была?
— Когда ее привезли, нет. Врачи скорой ничего не смогли сделать. А Антон, он же не такой, как все. Он настаивал, что сможет ее спасти. Хотя я не верила.
