— Это так. Антону удалось вернуть ее сознание, но только на две минуты.
— Та она была жива, была?
— Когда ее привезли, нет. Врачи скорой ничего не смогли сделать. А Антон, он же не такой, как все. Он настаивал, что сможет ее спасти. Хотя я не верила.
— Рассказывай.
— Антон сделал это. Она вернулась. Только ненадолго. К сожалению.
— Ты уверена? Уверена, что она возвращалась? Ведь она утонула. Я видел, в каком состоянии ее увозили.
— Люда открыла глаза, шевелила пальцем, двигала зрачками. Она понимала нас.
— Значит, ее мозг работал. — Борис глубоко задумался, и было не ясно, рад он или огорчен услышанным. После паузы Вербицкий посмотрел на приборы рядом с телом и метнулся к Задорину. — Как? Как ему это удалось?
— Недавно Антон Викторович разработал теорию, что смерть мозга не происходит мгновенно. Это процесс. Шувалов понял, как повернуть его вспять.
— Ты можешь говорить четко?
— Я знаю только часть. Он познакомил меня с формулами. Как он их вывел, я не представляю, но я видел, как они действуют. Это совершенно потрясающе. Ваша жена была мертвой, и — ожила.
— Что вы делали?
— Если бы у нас было больше времени для точной локации нужной зоны, возможно, всё прошло бы удачно.
— Что он делал? Расскажи подробно.
— Антон Викторович обещал подготовить развернутый доклад по своей теории. Лучше спросить у него.
— Я хочу знать сейчас. Ты можешь мне рассказать?
Сергей Задорин покачал головой.
— Я что-нибудь напутаю.
Сузившиеся глаза Вербицкого с ожесточением пожирали нейропрограммиста сквозь прямоугольные очки «хамелеоны». Казалось, не будь этой преграды, Вербицкий прожег бы дырки на лбу Задорина.
Стремительно развернувшись, Борис подошел к телу жены. Он следил, как Елена Репина поправляет роскошные белые кудри Людмилы, чтобы прикрыть выстриженную макушку и наспех уложенную заплатку на выпиленном отверстии.
— Значит, вы тут проводите опыты на живых людях, — процедил Вербицкий.
— Борис, я сожалею. Но врачи тоже были бессильны. Да, мы ухватились за соломинку, но…
— Это всё он, он! — Вербицкий уже смотрел на Шувалова. — Сначала прыгнул на Люду, чтобы утопить, а когда она выжила, воткнул ей гвоздь в голову.
— Что ты несешь!
— Я видел, как он пялился на ее грудь. Он завидовал мне!
— Борис, опомнись! Антон хотел ее спасти!
— Он утопил Люду, чтобы проверить свою теорию!
— Сядь, пожалуйста. Я тебе дам лекарство. У меня в сумочке есть таблетки.
— Убийца! Изощренный маньяк! Это ему с рук не сойдет!
Застучали шаги. Вербицкий выбежал в лабораторию. Он устремился к Шувалову. Казалось, еще мгновение — и последует драка. Но по пути Вербицкий свернул к выходу. Хлопнула входная дверь. Репина и Задорин растерянно переглянулись.
Застывший за столом Шувалов, похоже, ничего не видел и не слышал. По крайней мере, до тех пор, пока в лаборатории не появились бесцеремонные сотрудники милиции.
Черный седан проплыл сквозь желтый свет фонарного столба и припарковался под деревом в самом темном месте узкой улицы. Елена Репина отключила двигатель и чуть наклонилась к пассажиру.
— Вот твой дом.
Антон Шувалов заметил обнулившиеся автомобильные часы.
— Полночь… Даже не помню, во сколько это произошло. Как будто в прошлой жизни… Спасибо, что подвезла.
Он собрался выходить, но женщина его удержала.
— Ты любил ее?
Всю дорогу от института они молчали, но Шувалов прекрасно понял, о ком она спрашивает.
— Не уверен, — честно признался он после нелегкого раздумья.
— Но она тебе нравилась?
— Как и всем.
— А Люда тебя выделяла. Даже после замужества.
Антон понуро пожал плечами, не зная, что сказать. Слишком много в последние часы он думал о погибшей Людмиле Вербицкой. Непрошенные воспоминания причиняли боль. Неудавшееся воскрешение повергало в пучину страдания.
Репина поправила шейный платок и продолжила:
— Когда она появилась в институте, все наши бабы померкли в мужских глазах. Чтобы хоть как-то соответствовать, я стала следить за модой, но… Тряпками не заменишь молодое тело.
— Что ты несешь, Лена. Ты идеал для любой молодой научной сотрудницы. Им до тебя…
— Десяток лет, — закончила фразу Репина и горько усмехнулась. — Не утешай. Лучше признайся: ты с ней спал?
Шувалов пристально посмотрел на Репину. В сумерках ухоженная и подтянутая тридцативосьмилетняя женщина с гордым аристократическим профилем выглядела загадочной княгиней из далекого прошлого. Смоляные волосы, постриженные под Клеопатру, подчеркивали сильный характер. Она не отводила глаз и ждала ответа. В жизни, как и в работе, нейрохирург смело резала по живому. Шувалов знал, что Репина рассталась с добрым непьющим мужем из-за того, что тот не соответствовал ее интеллектуальному уровню. Он любил футбол и «Comedy club», а она предпочитала смотреть «Что? Где? Когда?» и читать книги.
При иных обстоятельствах Антон бы отшутился, но после сегодняшней трагедии, да еще с прямолинейной Репиной, он не хотел врать.
— Один раз, — признался он и тут же поспешил оправдаться. — Но это было до ее замужества.
— Я так и думала.
— Это было наваждение. Я не смог устоять.
— Поэтому Вербицкий и сделал ей предложение. Хоть в чем-то ему хотелось тебя обойти.
— Давай не будем об этом.
— Как скажешь.
— Уже поздно. Я пойду. Завтра будет нелегкий день.
— Завтра уже наступило, Антон.
Шувалов выбрался из машины и, ссутулившись от горестных переживаний, направился к дому. На всем пути к подъезду он не слышал, чтобы заурчал двигатель автомобиля Репиной. И не видел ее по-бабьи тоскующего взгляда.
Открыв дверь в квартиру, Шувалов заметил свет в конце коридора.
Жена сидела на кухне лицом к входу, оперев подбородок на сжатые кулаки.
— А позвонить мы не можем? Разучились. — По язвительному тону и форме обращения Антон понял, что Ольга на взводе.
— Извини, столько навалилось.
— Как чужих жен спасать, он герой! А о нас ты подумал? Я выпила вина и вынуждена вести машину с ребенком! С твоим, между прочим, ребенком. А ты даже не позвонил, не поинтересовался, добрались ли мы до дома или лежим в кювете! Тебе наплевать на семью!
— Оля, успокойся. Разбудишь Сашу.
— Вспомнил. Ты хоть знаешь, что сын в первый класс пошел, и у него большие проблемы?
— Какие проблемы?
— Над ним насмехаются мальчишки, ведь он у нас заикается. Ты это забыл?
— Я помню.
— От логопеда толку ноль. Сколько раз я тебя просила, найти серьезного врача. У тебя же есть связи.
— Я консультировался, но нужно время.
— Как Людочке стало плохо, сразу бросился. А на родного сына у него времени нет.
— Оля, успокойся. Мы оба устали, давай чай попьем.
— Я тебе не кухарка! У Людочки бы попросил. Или она тебе дает другое?
— Не говори глупости.
— Видела я, какими маслеными глазками ты облизывал ее фигуру, когда она на мостках изгибалась.
Антон включил чайник, стараясь не реагировать на выпады жены. Но Ольга не унималась. Она вскочила со стула и размахивала руками, постоянно откидывая пышные каштановые волосы с разгоряченного лица.
— Думаешь, я не знаю, что ты с ней шашни водил! Мне звонили, предупреждали.
— Кто звонил? — не выдержал Антон.
— Добренькие люди звонили. Я молчала, я терпела, но больше терпеть не буду! Я человек, а не какая-то там!
— Ольга, случилась беда. Давай поговорим завтра.
— У меня беда уже давно. Только ты этого не хочешь замечать. Завтра уйдешь, и опять до ночи. А я тут верчусь! И на работу, и в школу, и по магазинам…
Женщина заплакала, схватила кухонное полотенце и прикрыла им лицо. Вскипевший чайник отключился. Антон открыл шкафчик, звякнули чашки. Он очень хотел пить. После того, как в лаборатории появилась милиция, ему пришлось долго давать показания. Милиционеры не хотели понимать его объяснения, а когда сами устали, то все-таки отпустили, мрачно пообещав продолжение нелицеприятной беседы в другой обстановке.
Антон налил чай, отломил квадратик темного шоколада. Шуршание фольги вновь вывело Ольгу из себя.
— А ведь ты не возразил, что у тебя были с ней шашни, — сверкала она покрасневшими глазами. — Ты и Людка… У тебя с ней было? Признавайся!
— Что было? — Антон хотел хлебнуть чай, но жена отпихнула чашку. Капли кипятка, попавшие ей на руку, лишь увеличили злость.
— Не придуривайся! Секс!
Ольга нависла над мужем. Ее красивое овальное лицо пылало праведным гневом, губы припухли, зрачки расширились, от густых спутанных волос исходил до боли знакомый пьянящий аромат, а под тонкой блузкой прямо напротив глаз Антона колыхалась мягкая манящая грудь. У Шувалова защемило сердце. Он снова убедился, что любит эту прекрасную женщину, и попытался обнять ее за талию.
