Лестница заходила ходуном под тяжелыми шагами Уилкокса, затем хлопнула дверца машины.
Джереми взглянул на Лори – тот допивал свою кока–колу. И, выпучив глаза, произнес:
– Сожрана живьем!
Лори поставил чашку и уставился на нее так, словно на дне ее надеялся прочесть будущее. Затем помотал кудрявой головой:
– Оставь свои шуточки. Забавно, но у меня такое ощущение, будто я уже пережил когда–то всю эту историю.
Джем вытер свою тарелку кусочком хлеба.
– Естественно: ни дать ни взять начало какой–нибудь очередной ужасовки по телику.
Тут вошел Дед Леонард и окинул их внимательным взглядом из–под кустистых бровей.
– Ну что, сопляки, неплохо повеселились, подслушивая разговоры взрослых?
– Дед, а разве и в самом деле существуют люди, способные на такое? Убить кого–то, а потом его съесть?
Дед пожал плечами:
– Не так уж давно все люди были каннибалами; не исключено, что кое–кто до сих пор сохранил вкус к такого рода трапезам… А ну–ка, быстренько уберите все это и брысь отсюда, мне еще поработать надо. И если я когда–нибудь узнаю, что вы кому–то об этом рассказали…
Леонард так и не закончил этой фразы, ибо продолжение ее Джем и Лори знали наизусть: «Я вам языки, глаза и яйца повыдеру» – в порядке вещей.
В полной тишине они вымыли тарелки, Джем вытер губкой клеенку, а Лори тем временем поставил посуду в сушилку. Дед уселся за кухонный стол, водрузив рядом с собой ящик со старыми, вышедшими из строя радиоприемниками. Старые радиоприемники были его страстью; он обожал их чинить, копаться в их проржавевших внутренностях, заново покрывать лаком их деревянные корпуса. Он вел тщательный учет своей коллекции, и самой большой радостью для него было сообщить вам, что «Пате–Маркони» 1928 года только что поймал какую–то нью–йоркскую станцию или же «Торонто» 1932 года начал вдруг издавать какие–то звуки, весьма похожие на русский язык.
А снаружи было уже совсем темно.
3
В маленьком морге царила тишина и спокойствие. Сибилла Дженингс покоилась в выдвижном ящике холодильника – словно разобранный на части мотор в ожидании хорошего механика. Однако, каким бы классным специалистом ни был в своем деле доктор Льюис, все равно он никогда уже не сможет ей помочь. В данный момент он в сотый раз пытался понять, какая нелегкая занесла его вдруг в Нью–Мексико. Ему глубоко противен был и сам этот район, и здешний климат, и местные жители. Что за нелепая идея его в свое время одолела: поселиться в Джексонвилле, тогда как по–настоящему работать он мог лишь в Аламагордо. Там, по крайней мере, он располагал приборами самых высоких технологий, у него в подчинении работали четыре ассистента, в его распоряжении было новейшее компьютерное оборудование. А здесь… Льюис поднял голову, оставив на мгновение пластиковые пакеты с кровью и разного рода кусочками человеческой плоти, на которые он наклеивал этикетки для лаборатории, и оглядел довольно тесную комнатенку, под потолком которой гудел допотопный вентилятор. И надо же еще так случиться, что у Стэна – студента, работавшего на полставки его ассистентом, – как раз теперь отпуск! Ведь даже если компьютерными играми он интересовался куда больше, чем своей работой, все же он несколько облегчал Льюису жизнь, хотя бы частично избавляя его от самой рутинной части их ремесла. Тяжело вздохнув, Льюис включил маленький портативный магнитофон и принялся диктовать:
– Дополнения к протоколу вскрытия 4Б22, Сибилла Дженингс. Следы спермы на бедрах и в лишенной глаза глазнице. Сперма направляется на анализ в лабораторию Альбукерка.
Тут он вдруг умолк. Ему почудился какой–то короткий стон. Склонив голову, он прислушался. Ну разумеется, это ветер. В этой вонючей дыре всегда дует ветер. Даже песчаные бури бывают. Да, конечно, за жилье здесь приходится платить вдвое меньше, чем в больших городах, и он вправе по мере необходимости сколько угодно занимать маленькое помещение морга и в сверхурочные часы, получая за это прибавку к не такой уж маленькой зарплате, но все же это отнюдь не Бостон. Ах, Бостон… Снедаемый ностальгией, Льюис в тоске покачал головой и вновь принялся диктовать:
– По всей вероятности, смерть наступила между двумя и тремя часами ночи. В отличие от прочих органов, явно оторванных от трупа, пальцы на руке выглядят отрубленными каким–то инструментом типа топора, ножа, лопаты и т. п., кроме того…
Опять какой–то стон. Теперь уже более протяжный. Похоже на тоскливый вой привязанной собаки. Доктор подошел к окну и вгляделся во тьму. Слева, метрах в двадцати, светились зарешеченные окна полицейского участка. Должно быть, Уилкокс, эта жирная свинья, изучает его предварительный отчет. Льюис нажал на магнитофоне кнопку «стоп», перемотал пленку назад, поднес было палец к другой кнопке, включающей запись, да так и замер. Огромный черный таракан медленно и неуклюже карабкался на аппарат: лапки его то и дело соскальзывали с гладкой пластиковой поверхности.
– Только этого, черт возьми, мне тут и не хватало… – вполголоса произнес Льюис.
К насекомым он испытывал отвращение, причем настолько болезненное, что был не в состоянии даже раздавить подобную тварь. Он отступил назад, не сводя с таракана глаз, – так, словно взору его вдруг предстал свирепый тигр. Черный панцирь сверкал, жирное брюшко поблескивало в ярком свете лампы. Льюис почувствовал, как по всему телу у него заструился пот. Он прекрасно знал, что со стороны человека, годами кромсавшего трупы, – ведь на такую работу способны лишь самые храбрые люди, – подобный страх перед насекомыми просто смешон, но ничего не мог с собой поделать, Ему было страшно. С тех пор как началось это тараканье нашествие на город, он с ужасом постоянно ждал такого вот явления и попросил уборщицу применять удвоенную дозу инсектицида.
Но похоже, этого толстого мерзавца с постоянно подрагивающими усиками ничем не проймешь. Страшно подумать: ведь эти дрожащие лапки могут начать карабкаться по его голой руке, касаясь ее этим полосатым брюшком, добраться до шеи, а потом… Стоп! Таких ужасных вещей даже и воображать нельзя. Доктор оглянулся в поисках какого–нибудь метательного снаряда. Регистрационная книга. Он тихо подкрался к ней – то была довольно увесистая штука в голубом переплете. Таракану тем временем удалось вскарабкаться на магнитофон, теперь он уже полз по клавишам. Льюис занес над головой регистрационную книгу и готов был уже обрушить ее на это чудовище – размером оно было нисколько не меньше большого пальца у него на руке, – как вдруг насекомое резко развернулось в его сторону, нажав при этом своим заостренным задом на клавишу, включавшую магнитофон. Пленка пришла в движение.
И в тиши маленького кабинета раздался протяжный стон. У Льюиса аж дыхание перехватило: значит, ему вовсе не почудилось! Стон был записан на пленке. Затем послышался второй – более отчетливый. И в нем явно звучала глубокая боль, – может быть, кто–то звал на помощь? Ладно, потом посмотрим; сначала нужно уничтожить это омерзительное насекомое. Доктор вновь взмахнул было книгой, но тут же опустил ее и замер в нерешительности, опасаясь вместе с этим ужасным монстром разнести на части и магнитофон. Таракан удобно устроился на клавишах, потирая короткими лапками и покачивая головой.
Внезапно Льюис осознал, что является свидетелем факта совершенно невероятного: от таракана исходил премерзкий запах. Тяжелый, смрадный запах разлагающихся в мусорном бачке отбросов. И тут же мысленно выругал себя за это: такое невозможно, тараканы ничем не пахнут и уж тем более не способны издавать столь жуткую вонь. Но откуда же тогда так несет тухлятиной? Что–то случилось с морозильным шкафом?
Оставив на пару минут таракана в покое, доктор пошел проверить электрическое табло. Все в порядке. Но запах тем не менее преследовал его, становясь все более тошнотворным. Может быть, где–то валяется дохлая крыса? Он повернулся к магнитофону и с удовлетворением отметил, что эта бродячая мерзость была уже на столе – забралась в одну из складок пластикового мешка, содержащего в себе печень Сибиллы Дженингс. Взмахнув регистрационной книгой, Льюис изо всех сил швырнул ее. Раздался чавкающий звук, и из мешка брызнула кровь – прямо на его белый халат. Ударив книгой по тому же месту еще раз, доктор наконец решился ее приподнять. Таракан был раздавлен, равно как и пластиковый мешок, содержимое которого растекалось по столу. Черный панцирь плавал на кусочке фиолетового оттенка плоти посреди забрызганного кровью стола.
Льюис глухо выругался, бросился к шкафу, где хранились швабры, вернулся со щеткой и ведром; затем, сморщив от отвращения нос, смел в ведро остатки печени вместе с тараканом. Он пребывал в крайне взвинченном состоянии, как после настоящей драки. Взглянув на часы – водонепроницаемый сверхплоский «Ролекс», – он с яростью увидел, что уже двадцать минут первого. Дурацкое насекомое отняло у него уйму времени. Прежде чем уйти, он обильно облил всю комнату инсектицидом. По крайней мере этот гнусный запах исчез. Затем написал записку уборщице, пояснив ей, что порвался один из мешков, и, выйдя на улицу, с наслаждением втянул в легкие свежий ночной ветерок. О записанных на пленку таинственных стонах он напрочь позабыл.
