Я прицелилась в банку и выстрелила. Меня оглушило грохотом.
«Ты убила вон тот кактус. Конец кактусу. — Отец взял у меня ружье и перезарядил его. — Когда вернешься в школу, не вздумай стыдиться своего поступка. Спокойно учись, да и все. Смело иди вперед».
«А я бы хотела стать невидимкой. По мне, так лучше уступить и отойти в сторонку».
Он опустил ружье.
«Нет, Котенок, никогда не уступай! Кто угодно, только не ты! Ни за что!»
И вот теперь я стояла на этом месте и вглядывалась в ночную мглу. Джесси обнял меня за талию.
— А что было дальше? — спросил он.
— Все обошлось. Мне разрешили вернуться в школу, и никто ко мне не приставал. — Я усмехнулась. — Кроме Валери. Но тогда я уже знала, что могу дать ей отпор, к тому же у меня были друзья, и они стояли за меня горой. Я не стала уступать и убираться с ее пути.
— Да уж, слово «уступить» совсем не вяжется с твоим образом. «Уступить», «подчиниться», «сдаться» — ни одно из этих слов.
Я взяла его за руки. У нас за спиной восходила луна, мерцающая и огромная. Ее призрачный свет уже накрыл долину и теперь подбирался к гранитным стенам гор. На их вершинах светились снежные шапки.
Джесси заговорил совсем тихо:
— Я понимаю, как тяжело узнать, сколько твоих одноклассников уже умерло.
— Все мы там будем рано или поздно. Обидно только, если рано.
— Да, гарантировать ничего нельзя. Но я сделаю все, чтобы твоя жизнь никогда не подверглась опасности.
Эти слова вселяли успокоение и даже нечто большее. Они прозвучали обещанием и неким вызовом судьбе. И слишком походили на предложение, к которому я была еще не готова. Я повернулась к Джесси и положила руки ему на плечи. В лунном свете глаза его казались абсолютно синими.
Я ничего не ответила ему — только прижалась губами к его губам и поцеловала.
Сиси Лизэк убирала в машину доску и траурную экспозицию. Жара была нестерпимой, дул сильный ветер. Она валилась с ног от усталости. Дико хотелось писать. Колготки пустили стрелку, и даже напиться на этом праздничке как следует не удалось. Эбби Хэнкинс с Уолли весь вечер жались друг к другу как приклеенные. А ей он слова доброго не сказал, не похвалил платья — противного платья, идиотские блестки которого натерли под мышками.
Ну и, кроме всего прочего, ей пришлось пахать за двоих на этом торжестве. И все благодаря Келли Колфэкс.
Ветер стегал в лицо песком. Вот дерьмовый городишко!
И чего она отсюда не уехала? Ведь была председателем ученического совета! И умудрилась проторчать все пятнадцать лет в этом захолустье, выковыривая остатки засохшей пищи из чужих ртов и чувствуя, как жизнь с каждым годом уходит в песок. Бесплодный песок, наводнявший окрестности Чайна-Лейк.
Сиси затолкала последние плакаты в багажник и захлопнула дверцу. Она знала, куда денет всю эту дребедень — отдаст Келли.
В час ночи она с шумом подкатила к ее дому. Свет фар выхватил из темноты стоявшую в гараже «миату». Сквозь опущенные жалюзи из гостиной пробивался свет. А еще музыка. Значит, решила устроить собственную вечеринку. До чего же легкомысленная баба, никакой ответственности! Сиси вытащила из машины плакаты, бросила их на крыльцо и позвонила в дверь.
К ней никто не вышел. Ее охватила злость. Пришлось позвонить снова. Вот сучка! На все ей наплевать! Сиси подошла к окну с фасада. Нет, подумать только, эта мерзавка Келли сидит дома да еще тайком посмеивается над ней! Наверняка уже надралась до «синих помидоров» — как все последние разы, когда они собирались школьным активом. Жалюзи шуршали и топорщились на ветру, и она могла кое-как разглядеть через щелочки гостиную и часть кухни, где на полу валялась сумка с продуктами.
Буйный ветер гнул и раскачивал кусты. И Сиси вдруг охватило зловещее предчувствие. Она снова постучала и открыла дверь.
— Келли!
На полу молочная лужа из разбитой бутылки с примесью чего-то красного — возможно, вина.
Что за бардак? С чего бы это? Сиси осторожно направилась на кухню.
— Келли!
Прямо за молочной лужей на полу лежала какая-то груда, напоминавшая круглую колбасу, только слишком бесформенную и огромную, чтобы оказаться настоящей. Сиси уловила запах щелока и чего-то более неприятного. Она сделала еще один шаг в сторону кухонного стола, присмотрелась и… закричала.
Луна взошла уже высоко, когда мы вернулись в город и в начале третьего ночи подкатили к кафешке «Хобо Джо», где всегда светилась манящая неоновая вывеска и в любое время суток можно было выпить кофейку. Я взяла свой кошелек.
— Кофе хочешь?
Джесси крутил тумблер радиоприемника.
— Да, хочу. Мне большую порцию.
Я расплачивалась за две порции кофе, когда в кафе зашел полицейский. В его взгляде я уловила озабоченность. Он взял свой кофе и встал рядом со мной, отбирая на ладони мелочь. Я кивнула ему.
— Вы одна в такую поздноту? — поинтересовался полицейский, и в голосе его я уловила тревожные нотки.
— Нет, с другом. Он в машине.
Коп оглянулся на наш «мустанг», выложил на стойку монеты и сказал мне:
— Все равно будьте осторожны.
Я обернулась и посмотрела ему вслед, когда он шел к своей патрульной машине. Джесси отчаянно махал рукой из окошка. И я успела услышать выпуск новостей.
В одиннадцать утра мы всем классом собрались в досуговом центре военно-морской базы. Народу набилось много — шептались, нервничали. В маленьком городке дурные вести разносятся быстрее взрывной волны.
Голос Джесси звучал сурово:
— Класс, в котором учился я, был вдвое больше твоего по численности, но у нас после окончания школы умерли только два человека. А у вас уже тринадцать! И что это за напасть?
Крытый двор здания примыкал к спортивной площадке и бейсбольным полям. На одном из закусочных столиков Джесси нашел экземпляр книжицы «В стенах родной школы», где содержались сведения о многих наших одноклассниках и газетные некрологи. Полистав ее минуту, он нервно пригладил волосы.
— Ну, вот взять хотя бы наугад. Автокатастрофа. Тяжелая продолжительная болезнь. Еще одна продолжительная болезнь. — Он недоуменно смотрел на меня. — Как это понимать? Что еще за болезнь такая без названия? Не рак и даже, наверное, не СПИД. А что же тогда? Алкоголизм?
— Заработать алкоголизм всего за несколько лет после окончания школы? Это надо сильно постараться!
Тут я спохватилась, да поздно. Младший брат Джесси умер от цирроза печени в двадцать один год.
— Бывает и такое. Ну хорошо, а что же тогда? Наркотики? — спросил он.
— Очень может быть.
— Или последствия облучения?
— Нет, скорее наркотики. Чэд Рэйнолдс ушел в пустыню и умер там от «передоза». Его тело нашли только месяц спустя.
— А смерть от родов? — Он нахмурился. — Разве не странно? Я имею в виду, в таком возрасте, в нормальном городе…
— Я знала Шэрлин. Она работала учительницей младших классов. — Я потерла уставшие глаза. — Извини.
Я подошла к стойке налить себе газировки и, уже держа в руках полный стакан, увидела только что появившуюся Валери Скиннер.
При дневном свете она казалась совсем иссушенной — прямо-таки тоньше бумаги. В глазах нездоровый блеск, кожа прозрачная, словно фарфоровая, — такое впечатление, будто ее доставили сюда из какого-то другого мира. Обрамленное рыжим париком лицо словно с полотна времен Ренессанса. Она подошла ко мне.
— Ничего себе утречко, правда? Келли-то наша повстречалась с костлявой. Даже меня обскакала.
Я глубоко вдохнула.
— Жаль, что все вы так шарахаетесь от черного юмора.
— Дело не в этом. — Я снова устало потерла глаза. — Может, как-нибудь примиримся?
— Ну да. — Она обхватила себя за плечи, словно замерзла, хотя на ней была блузка с длинными рукавами и на дворе стояла жара. — Я для того и пришла. Кто старое помянет, тому глаз вон. Так что замнем для ясности все наше былое дерьмо.
— Аминь! — Мы посмотрели друг на друга. — Значит, договорились?
— Да, замяли. — Она наклонилась ко мне и с улыбочкой спросила: — Ну, и как оно тебе?
— Ты про что?
— Ну, как тебе трахаться с ним? Интересно, наверное?
Я растерянно заморгала. Она, ухмыляясь, посмотрела на Джесси.
— Я видела, как вы вместе выходили из комнаты. Ну и как вы этим занимались? На инвалидной коляске корячились? Или ты его кнутиком поднимала?
Двадцать лет прошло, а я так и не научилась вовремя угадывать коварный блеск в ее глазах. И покраснела.
— Да, зря я предложила пойти на мировую! Ты же ведь совсем не изменилась!
— Я могу забыть старое дерьмо, но за поводок тебя дергать не перестану. — Она прокашлялась. — Может, у меня с памятью и не все в порядке, но я прекрасно знаю, что в нашем классе не нашлось бы таких ухарей. А этому, ты глянь, даже инвалидная коляска не помеха! Он ведь приехал с тобой.