Брайант явно не выглядел спортивным, он был ниже ростом и полнее своего нового коллеги. Мэй занимался боксом и играл в футбол. Высокий, широкоплечий, с развитой мускулатурой в области таза, что неизменно привлекало внимание женщин. Спустя несколько десятилетий разница в росте стала еще заметнее, поскольку Брайант сгорбился, а осанка Мэя осталась той же.
– Видел нашего очаровательного сержанта полиции?
– Да, конечно, – с энтузиазмом кивнул Мэй.
– Вот ведь умора, правда? – Улыбка Брайанта переросла в ухмылку. – Она сержант, одна из первых в стране женщин-полицейских, а все из-за этого бардака.
Мэй предположил, что собеседник имеет в виду войну, а не беспорядок в комнате.
– Боготворит американских кинозвезд, несмотря на правила, пользуется косметикой и ходит на шпильках, плевать ей, что выглядит как проститутка. Глэдис Фортрайт. Помолвлена с сержантом Харрисом Лонгбрайтом. Как ты думаешь, это она потому, что фамилии рифмуются? – Брайант зашелся лающим смехом. – Должен заметить, думал, что они пришлют мне кого-нибудь постарше. Тебе сколько, двадцать?
– Девятнадцать.
– Девятнадцать? – Брайант завращал светло-голубыми глазами. – Слишком юн для таких забав.
– Вовсе нет, – возразил Мэй. – Парни моложе меня погибали в Скапа-Флоу.
– Ты, безусловно, прав. Восемьсот – на борту «Ройал-Оук». Такое впечатление, будто никакого стратегического плана вообще не существует. Тем не менее все колебания оставляем дома, да? Надеюсь, мы сможем совершить вместе что-нибудь полезное. Слышал, они назначают тебя детективом.
– Видимо, да, – как можно более равнодушно ответил Мэй. – Я учился на годичных ускоренных курсах, но не смог их закончить. В Хендон попасть невозможно, а наше отделение закрыли. Не хватало инструкторов.
– Так они тебя просто высоко закинули? Очень порядочно с их стороны. Мне двадцать два, и мне категорически запрещено вести самостоятельное расследование, поскольку у меня репутация безответственного человека, но руководить отделом больше некому, ха-ха. Они, наверное, прислали тебя сюда, потому что у тебя вид сознательный. Хороши шуточки. – Брайант заглянул за край светомаскировочных штор, поспешно выключив настольные лампы. – Нельзя допустить, чтобы нас снова оштрафовали, – объяснил он, выглянув из окна, крест-накрест заклеенного бумагой. – Я вечно забываю выключать свет.
– Тебя не призывали?
– Призывали, но у меня слишком слабое сердце. – Он хлопнул себя по груди. – К тому же были и другие факторы, которые помешали меня призвать, – таинственно добавил он.
Спустя несколько лет Мэй узнал, что брат Брайанта погиб на барже, плавая по Темзе, а поскольку их мать жила одна в Бетнал-Грин и лишилась средств к существованию, портовые власти Лондона добились особого разрешения для единственного кормильца. Существовало еще одно смягчающее обстоятельство, ограждавшее Брайанта от призыва в армию, но об этом ему было неловко говорить.
– А ты как же?
– Ключевая отрасль. Жду назначения. Меня рекомендовали для расшифровки кодов. Зачислен в штат спецотдела по перехвату шифровок из Атлантики.
– Они ведь что-то затевают в Хартфордшире? Если не сдвинутся с мертвой точки, всему конец. Хочешь покурить трубку? Табак у нас еще есть, но горлодер еще тот. – Брайант помахал перед его носом пакетом отвратительно вонявшего табака и бросил его на письменный стол, где царил полный хаос.
– Спасибо, не курю, – сказал Мэй, снимая пальто и оглядываясь вокруг в поисках чистого места. – Одна очень хорошая группа дешифровщиков уже работает, но туда привлекли лучших выпускников Оксфорда. Мне приходится ждать своей очереди.
– Наверное, тебе не терпится узнать, чем мы тут занимаемся, – сказал Брайант, толкнув к нему стул. – Извини, никто тебе толком ничего не расскажет, но в данный момент Бюро пропаганды и министерство внутренних дел сильно зациклены на моральном духе населения.
– Я заметил, – сказал Мэй. – Подача информации блокируется. Часть Гайд-Парка около Марбл-Арч огородили на уик-энд. Наверное, подземное бомбоубежище разнесло вдребезги, повсюду валялись головы, руки и ноги. Женщин и мужчин можно было различить только по волосам. А в газетах об этом – ни слова.
– Нет и не будет. Это я понять могу, но от некоторых других директив и свихнуться недолго. – Брайант смачно затянулся. – Это мероприятие с лифтами, которые держат на дне шахт во время налетов, кроме тех, что в подземке, где их надлежит держать наверху. Видимо, так разумно, но обо всех нарушениях надо отчитываться, и писанины – невпроворот. Это далеко не та бумажная работа, о которой тебе говорили.
– Да нет, мне даже не сообщили, что означает ОАП.
– Отдел аномальных преступлений. Правда, страшно? Думаю, их понимание слова «аномальные» некоторым образом отлично от моего. Я получил кое-какую макулатуру, можешь ознакомиться. – Он порылся в своих бумагах, отправив на пол несколько раздутых папок, но так и не нашел ничего интересного.
Когда Мэй спустя несколько лет размышлял над своим первым впечатлением об Артуре Брайанте, ему вспомнился молодой Алек Гиннес,[5] с горящими глазами, неугомонный, мятущийся и несколько неуклюжий, буквально фонтанирующий идеями. Мэй был не такой заводной, а из-за его привычки держать бурное воображение в узде окружающие считали его наиболее сдержанным и рассудительным. После смерти обоих биограф отметил: «Брайант говорил то, что думал, а Мэй думал, что сказать». Мэй был дипломатом, Брайант – бунтарем, и, как оказалось, это был вполне достойный союз.
– Под «аномальными» они подразумевали «особые», но дело сделано, и теперь к нам стекается всякая… э-э… дичь. В прошлом месяце мы получили донесение о мужчине, сосущем кровь из женщины-военнослужащей, на Лестер-Сквер. Это безнадежно. Гвардейский спасательный отряд замучился, пытаясь вытащить людей, заживо погребенных под тоннами булыжников, большинство полицейских из центральной комендатуры Лондона, не призванных в армию, уволились, вступили в ряды ПВО, Антитеррористической службы и ВВС, а от нас ждут, что мы начнем гоняться за Белой Лугоши.[6] Видишь, снова заговорили про моральный дух. Не хотят, чтобы люди решили, будто во время затемнения по округе бродит призрак, иначе они не пойдут в убежище. Паника на улицах – вот чего в министерстве боятся больше всего. Можно подумать, мы отдел пропаганды, а не настоящее полицейское подразделение.
– Сколько нас всего? – поинтересовался Мэй и присел на стул, предварительно сдвинув с него кучу музыкальных партитур.
– Полдюжины, включая тебя. Суперинтендант Давенпорт – старший из следователей по рангу, постоянно торчит в министерстве и Центральном управлении полиции или играет в бильярд с сержантом Карфаксом, мужем своей мерзкой сестрицы, которая вечно сует всюду свою ведьминскую морду и выбивает пожертвования на благотворительность. К счастью, мы не часто видим Давенпорта. Затем доктор Ранкорн, довольно старый и далеко не фараон, но единственный судмедэксперт, которого удалось найти. У нас есть молодой патолог по имени Освальд Финч, по несчастью, с врожденным отсутствием чувства юмора, мы его используем для серьезных дел. Сержант Фортрайт отчасти занята в Женской добровольной службе. Затем мы двое и, наконец, парочка совершенно никчемных констеблей, Кроухерст и Атертон. У Кроухерста плохо с координацией, вечно спотыкается и падает, а Атертон раньше был зеленщиком.
– Мой отец держит фруктовую лавку, – возмутился Мэй.
– Не обижайся, старина, – извинился Брайант, чей отец бросил семью и зарабатывал на выпивку, торгуя кольцами для маскировочных штор, по шиллингу за дюжину, – но бедному старому Атертону действительно лучше заниматься рассадой. Да, и сегодня придет еще один, бывшая ищейка по имени Сидней Бидл. У меня где-то валяются сведения о нем. Давенпорт очень стремился запихнуть его сюда. У меня такое ощущение, что его спустили шпионить, хотя понятия не имею, что он такое сможет откопать. Мы, скорее, отдел невостребованных писем. До недавнего времени приложили руку к паре обвинительных заключений, но обнародовать все это нельзя.
– Почему нельзя?
Брайант задумчиво потер нос:
– Через нас проходят такого рода дела, что у всех вызывают замешательство. Кадровые полицейские не в состоянии их расследовать, вот эти дела и скапливаются у нас. – Он указал на два заваленных папками стола, придвинутых спинками друг к другу у окна. – Я наведу порядок, пока ты осваиваешься. Пусть Фортрайт найдет тебе чайную кружку, и ты не спускай с нее глаз. Никогда не знаешь, когда наступит дефицит. Пока можно достать почти все, что нужно, но слухи ползут, и все с ума сходят.
Мэй понял, что он имеет в виду. Недавно предметы домашнего обихода, о которых до войны никто и не задумывался, начали исчезать с прилавков магазинов. На прошлой неделе началась погоня за зубными щетками. Малейшего слуха было достаточно, чтобы, запаниковав, все бросились их скупать. Продукты питания быстро пропадали из дневного рациона. Как ни странно, самые простые продукты исчезали из магазинов в первую очередь, поэтому сахар, масло и бекон выдавались по карточкам, а молочного шоколада было в избытке.