Черри снова сунула электрошокер между прутьями ворот и разделалась со вторым доберманом.
Наступила тишина. «Вот так-то лучше».
Электрошокер давал напряжение в 300 тысяч вольт, а стоил всего 64 доллара 99 центов. Черри приобрела его в магазине «Нет» и, что самое приятное, по номеру кредитной карточки Кола Дайамонда. Технология снова одержала победу.
Черри достала из заднего кармана брюк конверт. Дайамонд обмочится, когда увидит фотографии. Она сунула конверт между прутьями ворот и нажала кнопку звонка. Взглянув в последний раз на оглушенных собак, она побежала к «корвету».
В машине она сразу уловила знакомый запах. «Так и есть, марихуана». Мики сидел за рулем, по-прежнему в шляпе Зорро. «Зорро с длинными белокурыми волосами! Надо же». Он сделал затяжку и задержал дым в легких.
— Дело сделано, — сказала Черри.
Мики выдохнул дым и ударил ее ладонью по щеке.
— Ты не заклеила скотчем объектив видеокамеры на воротах.
«Бог мой!» — ужаснулась Черри.
— Я забыла. Собаки лаяли и все такое…
Он снова ударил ее по щеке. Палец Черри лег на переключатель шокера. «Нет, — подумала она. — Не сейчас. Наказание будет неравноценным». Она расслабилась.
Мужчина завел двигатель.
— Впрочем, какое мне дело? Твоя голова лежит на плахе, не моя.
— Твоя тоже, — сказала Черри, посмотрев искоса на него.
— Неа! — Он включил первую передачу. — Тебя засекла камера. Меня там не было.
Джесси подвез меня к дому. Судя по выражению лица, он был очень обеспокоен. Горы, как атланты, поддерживали украшенный звездами небосвод. Я пошла через ворота к своему коттеджу, расположенному в глубине большого сада. На той же улице, в доме, построенном в викторианском стиле, живут мои друзья — Никки и Карл Винсент. Наш район находится неподалеку от Санта-Барбара-Мишн. Он славится древними строениями, вековыми олеандрами и дубами. Там пахнет жасмином и не умолкают крики резвящихся детей. У меня всегда улучшается настроение, когда я возвращаюсь домой. Но в тот раз я была уныла и беспокойна, потому и решила навестить Винсентов. Карл что-то мыл в раковине. Заслышав шаги, он обернулся. Свет кухонной лампы отразился в его очках. Карл показался мне похожим на сову. Никки сидела в кресле-качалке и кормила грудью Tea.
— А кто это к нам пришел? — приветствовала она меня.
— Кондолиза Райс, — призналась я.
— Привет тебе от премьер-министра Швеции, — улыбнулась Никки.
Я присела на стул.
— Франклин Брэнд в городе. Тот, который покалечил Джесси.
— О Боже.
Когда Tea насытилась, я протянула руки:
— Дай-ка посмотреть на это создание.
Никки подала мне дочку. Девятимесячная крупная здоровая девочка охватила меня толстенькими ножками и застучала ладошками по блесткам.
— Что слышно о Люке? — спросила Никки.
Люк где-то пропадал с самого Рождества. Я почувствовала, как у меня засосало под ложечкой. Знакомое ощущение.
— С ним все в порядке. Играет в бейсбол. Изучает проблемы уклонения от обязанностей.
Никки внимательно посмотрела на меня:
— Эван, можешь без всякого стеснения сказать, что скучаешь по нему.
Но сказать это означало для меня содрать струпья с сердечной раны.
Шестилетний ребенок способен накрепко запасть в душу.
Люк был моим племянником. Он жил у меня в течение года, пока его отец, а мой брат, военный летчик Брайен, нес службу за границей. Дело в том, что Брайена бросила жена. Она вступила в религиозную секту экстремистского толка. Брайен не хотел, чтобы сын рос среди фанатиков, и отдал Люка мне. Тогда сектанты попытались убить и меня, и Брайена. Это был настоящий кошмар. Но все обошлось. Брайен вернулся из командировки и забрал сына к себе.
Я поцеловала Tea и отдала матери.
— Помолись за Джесси, — сказала Никки.
— Не больно-то он верит в силу молитвы, — горько усмехнулась я.
— Именно поэтому мы и должны молиться за него.
Утреннее солнце проникло сквозь ставни и высветило полосы на лоскутном одеяле. Я потянулась и перекатилась на другую сторону кровати. В саду пели птицы, на улице грохотал мусоровоз. Предстоял жаркий день.
Ничто не вдохновляет меня на активные действия так, как утреннее солнце, но теперь я лежала в кровати, погрузившись в размышления о Франклине Брэнде и о собственном провале. Меня томило предчувствие беды.
Наконец я отправилась на кухню, включила кофеварку и телевизор. По «ящику» шло ток-шоу «Сегодня». Обычно я не смотрю утренние передачи, но спокойная обстановка, царившая в доме, выбивала меня из колеи. Моя опрятная самодостаточность, моя скандинавская мебель и эстампы Энселя Адамса, мой уклад жизни одинокой женщины — все это потеряло актуальность. Мне хотелось неразберихи, которую так умело устраивают дети. Я скучала по Люку.
Пока варился кофе, я припомнила, что у меня запланировано на сегодня. Расписание было насыщенным: составить две записки в апелляционный суд, продолжить исследование в интересах местной адвокатской конторы, а также редактирование очередного романа «Хромовый дождь», подготовиться к семинару в рамках конференции писателей Ист-Бич. Подобная деятельность позволяла мне оплачивать разные счета, не посещая ежедневно офис. Тем не менее я решила посвятить нынешнее утро Колу Дайамонду.
Я быстро глянула на обеденный стол. Там лежали приглашения на свадьбу, визитные карточки устроителя приемов, фотографа, руководителя оркестра… У меня учащенно забилось сердце. Подготовкой к свадьбе тоже следовало заняться, но я была не готова, совершенно не готова. Я налила в чашку кофе и пошла под душ.
Полчаса спустя я села в свой «эксплорер» и поехала к Дайамонду на работу. Вручать повестку в суд.
На мне были юбка цвета хаки, бирюзовая блузка и легкие кожаные туфли типа мокасин. Никакой показухи. Я была намерена протереть популярную обувь до дыр.
Компания располагалась в Голете, широко раскинувшемся пригороде, где размещалось большинство высокотехнологических промышленных предприятий региона. Заболоченные берега встретили меня соленым запахом морской воды. Блеснул заходящий на посадку реактивный самолет. За взлетно-посадочной полосой, на скале, нависающей над Тихим океаном, виднелся Калифорнийский университет, моя альма-матер. Самолет еще раз сверкнул в солнечных лучах и совершил посадку. Я миновала кокосовые пальмы и подъехала к ухоженному зданию с дымчатыми стеклами. Здание было похоже на океанский лайнер, плывущий по зеленым волнам.
У входа стояла карета «скорой помощи».
Я запарковала машину и вошла в вестибюль. Служащая приемной, неуклюже склонившись над столом, кричала в телефон:
— …прямо сейчас, о Боже… прямо в кабинете…
Я остолбенела, зажав повестку в руке.
— …нет, никакого предупреждения, когда она вошла, он как раз…
Служащая подняла на меня взгляд. У нее было лицо общительного человека и черные как смоль волосы. На щеке — следы туши для ресниц. Табличка, стоявшая перед ней на столе, гласила: «Привет, я — Эмбер Гиббс».
— Мне нужно… — начала я.
— У нас несчастный случай. Приходите в другой раз.
«Кто-то, наверное, умер», — подумала я и произнесла без всякого стыда:
— Я доставила письмо для мистера Дайамонда.
В вестибюль вошел медицинский работник, он нес тяжелый чемодан с оборудованием. Эмбер вновь начала говорить по телефону. Воспользовавшись этим обстоятельством, я двинулась за медиком. В вестибюле толпился народ. Все смотрели на дверь с бронзовой пластинкой «Кол Дайамонд».
Я присоединилась к толпе. Мужчина рядом со мной бормотал:
— Слышали? Грохот был ужасный.
— А визг! — откликнулась какая-то женщина. — Бог мой! — Она покачала головой. — Ну кто бы мог подумать, что мне станет жалко Мери Дайамонд?
По спине у меня пробежали мурашки. Перед мысленным взором возникла ужасная картина. Похоже, повестку, которую я сжимала в руке, вручать некому.
Дверь открылась, толпа замолкла. Из кабинета вышли два санитара с носилками, на которых лежал пристегнутый ремнями лысый мужчина, разменявший шестой десяток. Над восковым лицом господствовали буйно разросшиеся брови.
Послышался женский голос:
— Все по домам. Мы закрываем помещение.
В дверях кабинета стояла одетая в зеленый, с розовато-лимонными оттенками, костюм Мери Дайамонд, под мышкой она держала собачку породы чихуахуа.
Никто не сдвинулся с места. Собачонка на хозяйских руках вибрировала подобно камертону.
— Ради меня. Уходите. Сию же минуту.
Мери была похожа на чашечку цветка, наполненную духами и собачьим дерьмом. Люди начали расходиться. Мери заметила меня. Глаза у нее вспыхнули, как электрические лампочки. Губы вытянулись в тонкую линию.
Она показала пальцем на повестку:
