Я бросил весла в маленькую, выкрашенную в красный цвет плоскодонку и стащил ее на воду.
– Дюжина яиц и все необходимое? – Эту фразу я слышал от Клинтона Мэки каждый шестой день. Не менялась даже интонация, не говоря уже о словах. Этим он мне и нравился. На Машрум-Ки и окрестных маленьких островках жило человек двести, но разговаривал я только с Мэки, его женой и дочерью. А когда человек разговаривает с кем-либо практически раз в неделю, приятно знать наперед, что тебе скажут.
– Начнем с дюжины яиц.
– Дюжина – значит двенадцать, прямо из-под курочек. – Он положил на прилавок картонку с яйцами. – Готов поклясться, что ты от солнца не прячешься. Должно быть, там, где ты живешь, оно светит круглые сутки – и днем, и ночью. Если ты станешь еще чуточку темнее, мне уже не придется решать, обслуживать тебя или нет. Федеральное правительство не оставит мне выбора. Если ты станешь еще темнее, мне прикажут тебя обслуживать.
Этот монолог также повторялся каждый раз.
– Сосиски? Два фунта?
– Так точно.
– Апельсины?
– Запас еще не иссяк.
– Масло для жарки?
– Немножко осталось.
– Сигареты? Черт, что это я, ты же не куришь! Или закурил после нашей последней встречи?
– Еще нет, Клинт.
– Потому что Бог сказал – нельзя. – Когда я впервые появился в его магазине, Клинтон Мэки пытался обсудить со мной текущие события. Политику, инфляцию, мировую обстановку. Я оборвал его, признавшись, что человек я глубоко верующий, не признаю радио и газет и не хочу знать, что творится вокруг. Упомяни религию, и твои причуды воспримут как должное. Теперь при моем появлении он даже выключал свой радиоприемник.
– Леску, крючки, что-нибудь для рыбалки? – Я покачал головой. – Наживку? Да ты же используешь в качестве наживки рыбу, так? Ловится хорошо?
– Грех жаловаться.
– Виски? Кварту кукурузного, которое так мило Господу нашему, поскольку продукт натуральный. – Как вы понимаете, религия у меня была специфическая. – Высшего класса предложить не могу, но все получше, чем в последний раз.
Две порции спиртного до обеда, ни капли больше, напомнил я себе.
– Что-то у меня еще осталось. Пожалуй, возьму пинту[2].
– Бутылку не привез? Конечно, в ней ведь еще что-то плещется. А кварту возьмешь? Видишь ли, со всем нет пинтовых бутылок. Если хочешь, вылью из одной содовую.
– Пойдет и кварта.
– И вода, разумеется. Три галлона[3]? Четыре?
– Три.
– С консервами разберись сам.
Я подошел к полкам с консервами, отобрал то, что хотел, затем достал из мясного холодильника пару свиных отбивных и бифштекс. Клинт продолжал.
– Нитки? Бечевка? Рукоятка для топора, точильный камень, спички, бинты, йод? Кофе? Зубная щетка, зубная паста, пластырь? Батарейки, аккумулятор? Я перечислил все необходимое? Ты сам сказал, дюжину яиц и все необходимое. Я ничего не забыл? – И сам же добавил: – Пару новых книг. Взгляни на полку, пока я буду все это паковать.
Интересующих меня книг я не нашел. Беллетристику я давно уже не читал. Обе познавательные книги, что стояли на полке, мне не показались. Одна – по философии, которую я относил к беллетристике, вторая – по атомной физике. Просмотрел пару страниц и понял, что для меня это слишком сложно. «Жизнь великих композиторов» я не дочитал еще и до половины. Книгу по истории Австралии и Новой Зеландии даже не открывал.
– Когда в следующий раз приедет книготорговец, закажи ему словарь в мягкой обложке.
– Черт, он же был у меня на днях. Ты в прошлый раз просил заказать словарь, да я забыл. Теперь буду помнить.
Не знаю, почему я хотел приобрести словарь. Для меня не составляло труда догадаться, что означают слова, которых я не знал.
Клинт помог мне перенести покупки в лодку. Я вытащил ее на берег в нескольких десятках ярдов от его магазина. Мы перенесли все в два приема и заполнили маленькую лодку коробками и пакетами.
– Места осталось только для тебя, – прокомментировал Клинт. – Готов спорить, осадка у нее будет больше, чем по пути сюда.
Эти фразы он произносил всякий раз.
– Тогда до встречи.
– До встречи.
– О словаре буду помнить. Извини, что в этот раз забыл. Больше такого не повторится.
– Если вспомнишь – хорошо. Если забудешь – не волнуйся.
– Кто волнуется, у того выпадают волосы. – Так Клинтон шутил. Волос на его голове было не больше, чем на любом из дюжины яиц, которые я увозил с собой. – Греби осторожнее, не перевернись.
Лодка действительно осела, другого и быть не могло, но по-прежнему легко рассекала воду. Клинт вернулся в дом, а я ритмичными гребками погнал лодку к моему острову. Солнце в зените, море синее и спокойное. До чего хорошо жить! Просто жить, не делая ничего другого.
На мой маленький остров я попал точно так же, как попадал туда плавник: принесло с приливом. В Майами мне совсем не понравилось. Люди, шум, музыка. Снаружи жарко, внутри, где кондиционированный воздух, холодно. Я провел там очень плохую неделю. Та неделя и не могла быть хорошей, но в Майами мне стало совсем плохо.
В итоге я отправился на Ки-Уэст[4]. Не понравилось мне и там, хотя остров мог дать Майами сто очков вперед. Я сравнил Майами и Ки-Уэст, определил, в чем преимущества второго перед первым, и сразу понял, что же мне нужно.
Поначалу, однако, я двинулся не в том направлении. Решил, что идеальный вариант – купить маленькую яхту и плавать на ней, куда прикажет моя душа. Я даже приценился к некоторым и понял, что могу позволить себе такую покупку.
Помог мне свод законов, кодекс, заповеди – как хочешь, так и называй. Покупка яхты означала трату денег, а трата денег не подходила под категорию ничегонеделания. Купив яхту, я становился ее владельцем, а я уже решил, что чем меньше у меня владений, тем лучше. Я не хотел иметь ничего такого, что не мог унести с собой или выбросить. К тому же мне хотелось обосноваться в одном месте. Путешествия также не соответствовали ничегонеделанию.
Поэтому я позволил местным агентам по торговле недвижимостью показать мне продающиеся дома на маленьких островках. Один из них повез меня к Машрум-Ки. Я уже решил прикупить там небольшой домик, когда на обратном пути моторка риэлтера проплыла мимо островка размером с футбольное поле. Кто-то уже поставил на островке хибару. Я спросил, чья эта хибара, риэлтер ответил, что понятия не имеет. И знать не хочет, потому что первым же ураганом ее снесет в море. Я поинтересовался, кому принадлежит остров и живет ли кто в хибаре. Не смог он ответить и на эти вопросы. Я попросил его вернуться на Машрум-Ки. Он попытался меня отговорить, а я предупредил, что, если он не выполнит мою просьбу, я выброшу его за борт и посмотрю, умеет ли он плавать. Риэлтер решил, что это шутка, вот я и выбросил его за борт. Плавать он не умел, так что мне пришлось прыгать в воду и вытаскивать его. Зато потом он без лишних слов отвез меня на Машрум-Ки.
Ответы на мои вопросы я получил от Клинтона Мэки. Кто живет на острове? Никто. Жил там некий Гейнз, пьяница, но он исчез несколько месяцев назад. Наверное, утонул. Кто владелец острова? Опять же никто. Может, он принадлежит штату, да так ли это важно. Гейнз точно его не покупал и не платил ни цента за аренду, однако спокойно там жил, и никто ему не досаждал. И утонул он, похоже, по собственной глупости.
В тот же день я начал готовиться к переезду на остров. За два дня завез туда все необходимое, но обживался целый месяц. А потом потекли дни, похожие, как близнецы. Физические упражнения, рыбалка, чтение листа со сводом законов ничегонеделания. Еда, сон, до обеда два стакана местного виски, точнее самогона, плавание, солнечные ванны да прогулки в лодке до Машрум-Ки и обратно. Режим, который полностью меня устраивал.
Потребности в том, чтобы покинуть остров, я не испытывал. Подсчитал, на сколько, учитывая текущие, расходы, хватит имеющихся у меня денег. Получилось, что лет на сорок. На физическую форму пожаловаться я не мог. Наоборот, никогда не чувствовал себя лучше. Да и душа успокоилась. Все реже я просыпался в холодном поту после приснившегося кошмара. Да и неприятные мысли практически перестали посещать меня. Я хорошо спал, ел с аппетитом, не мог пожаловаться на желудок или кишечник. Ничегонеделание явно шло мне на пользу. Благодаря Клинтону Мэки я не терял связи с человеческой цивилизацией. Объем общения меня вполне устраивал. Я с нетерпением ждал встречи с ним, а через час уже спешил вернуться на остров.
И с какой легкостью мне удавалось следовать заповедям! «Никому и никогда не писать писем. Не звонить по телефону». Проще простого. «Ни с кем не разговаривать». Я разговаривал только с Клинтоном, только по делу и о пустяках. «Никаких женщин, кроме проституток, если приспичит». Пока не приспичило. «Две порции спиртного до обеда, ни капли больше». Самое сложное – вспомнить о том, что надо выпить. Иной раз я и забывал. Никогда не выпивал больше двух порций, да и те выпивал лишь потому, что они значились в моих десяти заповедях. «Ежедневное трехразовое питание». По-другому и быть не могло. «Регулярные физические упражнения, плавание и гимнастика, поддерживать форму. Спать, сколько хочется, загорать». И с этим проблем не возникало. «Никуда не ходить, разве что в кино». Ближайший кинотеатр находился в Ки-Уэст, но ехать туда желания у меня не возникало. Как и в любое другое место. «Если есть сомнения, ничего не делать». Шесть слов, определяющих всю жизнь. Но я мог бы оставить лишь последние три. Потому что уже и не помнил, когда сомневался в последний раз.
