Ознакомительная версия.
Мелкая неприятность с растяпой, ее фамилия вроде Сапарова… да, Сапарова. Так вот, Сапарова, которая не может устоять на ногах, не должна стать причиной повышенного интереса прокуратуры к истинным причинам происшествия. Однако Блевантин свое дело знает, оформит все грамотно.
Тихонечко промурлыкал позолоченный консервативный Vertu — Константин Викторович не любил новомодных смартфонов. На том конце линии послышался утомленный голос Регины.
— Костик, лапушка, а ты где сейчас?
Не стоило заблуждаться относительно истинной цели звонка. Регина была художницей, по крайней мере, так она сама считала, несмотря на отсутствие какого бы то ни было образования. Результатом ее творчества были почему-то всегда квадратные и полные безумия картины цвета героинового прихода. Похоже, что Регина или опять нажралась в своей студии, или машину разбила. Нестерюк посмурнел лицом, но ответил с осторожностью.
— Я на работе. А у тебя все в порядке?
— Да-а, в по-ряд-ке… Знаешь, я тут в «Европейском квартале» сумочку подбираю, — Регинкин голос показался тягучим и как бы ласковым, со странным придыханием. Значит, действительно пьяная.
— Отличная мысль, полностью одобряю, — Константин Викторович помедлил секунду. — Не отказывай себе ни в чем.
— Ха! — произнес Vertu и отключился.
«Ха». Что это означает? Непонятно. А какая разница? «Не отказать ни в чем» она все равно сможет лишь в пределах тысяч восьми… может, десяти тысяч евро, то есть в пределах кредита золотой Visa. Ничего, это он вытерпит, да и затруднительно столько потратить на сумки.
Заложив сцепленные руки за голову, Константин Викторович откинулся в кресле. Мысли потекли в направлении карьерного роста. Надо начинать заниматься этим вплотную. Должность вице-губернатора скоро будет вакантной, старенький Ильичев совсем спился, и пора ему на покой. А там, глядишь, и Совет Федераций не за горами, а это совершенно иной уровень и другие деньги. Нет, не так — ДРУГИЕ ДЕНЬГИ. Сенатор — это звучит гордо.
— Наталья Олеговна, все в порядке? — Заглянувшая в палату медсестра держалась деловито и в меру приветливо. — Через пять минут обход, будьте готовы.
— Хорошо, — кивнула Наталья уже закрывающейся двери.
В областном онкоцентре она обреталась уже четвертый день. После происшествия на остановке Наталью «скорой» доставили в приемный покой дежурившей по городу «Пироговки». Женщина находилась в сознании. Еще в дороге фельдшер провел новокаиновую блокаду, закатил в жилу литическую смесь и кордиамин, после чего счел состояние больной стабильным. Уже стационарно пострадавшую осмотрели, задокументировали ожог кисти, ушиб головы, мягких тканей, травму позвоночника, и со слов, — поражение электротоком. Обо всем этом, как требуют инструкции Минздрава, дежурный статистик сообщил в районный отдел полиции. Редкий случай, но у поступившей пациентки с собой оказался и полис, и медицинская карта, из которой следовало, что она наблюдается в Излучинском областном онкодиспансере.
По этой причине на следующий день Наталью сдали с рук на руки от греха подальше в профильное учреждение, и вот уже третьи сутки она тут. Здесь уютнее, если это слово уместно для обители скорби. Новенькое оборудование, чистые палаты, просторные холлы контрастировали с угрюмой монументальной неряшливостью разрушающихся корпусов и помещений «Пироговки», отстроенной еще в шестидесятых.
Есть люди, которые воспринимают окружающий мир цветными образами. Яркие, радостные моменты жизни окрашены оранжевым, словно марокканский мандарин, цветом. Романтические мгновения радуют память бархатно-сиреневой тональностью, теплый терракотовый оттенок сопровождает спокойные будни. Холодные серо-стальные цвета — это уже тревога, стресс, но и здесь попадаются вкрапления иных, положительных эмоций, ведь они случаются даже у прирожденных меланхоликов и пессимистов. А отвращение, гнев, ненависть затопляют сознание изжелта-свинцовым гноем.
Генетическая оптимистка Наталья Сапарова, красивая, жизнерадостная женщина сорока четырех лет, всегда искрящаяся весельем и заражающая неподдельной радостью и оптимизмом окружающих ее людей, весь последний год была погружена в угольную черноту страшной действительности. Чувство страха, безысходности и обреченности не оставляло ее даже во сне. Рак позвоночника. Этот жуткий приговор ставил крест на всех мечтах и планах, заранее выводя внешне здорового человека из списков живых.
Впервые услышав свой диагноз, Наталья поначалу ему не поверила, точнее, разум отвергал приговор, сформулированный в холодных медицинских терминах. Ведь она поддерживала отличную спортивную форму, ее почти ничего не беспокоило, кроме легкого остеохондроза, который, собственно, и стал причиной обращения к докторам. Увы, быстро настали вечные сумерки, на задворки сознания отодвинулись друзья, работа, незаконченные дела. Пришли физические страдания. Тело отказывалось служить своей хозяйке: немели конечности, ухудшались зрение и слух, нарушилась координация движений, и все чаще ноющая тупая боль перемежалась с приступами острой.
Странно, что именно сейчас, лежа в не очень удобной казенной кровати «ракового корпуса» в ожидании окончательного, жуткого приговора, Наталья физически ощущала себя довольно сносно, и даже навязчивый запах яблок, витавший в палате ей почти не мешал. Сегодня с утра мир был цвета осенней сосны — зеленоватый с ржавчиной. Неплохой цвет. Осторожно подняв левую ногу, не утратившую привлекательности, Наталья испуганно замерла. Такой эксперимент не удавался ей уже пять… нет, шесть месяцев. Боли не было совсем. Что-то не так. Согласия на инъекцию морфинов она не давала, потому что не желала погружаться в наркотический туман на закате жизни, пусть даже и ради избавления от страданий. А голова оставалсь ясной, даже слишком. Правда, из произошедшего троллейбусного инцидента Наталья запомнила немногое, в памяти отложились скрип колес больничной каталки да изжелта-свинцовое ощущение холода и грязи вокруг. Ремиссия, несомненно, кратковременная ремиссия на фоне мощной обезболивающей блокады, и все это — признаки окончательного финала. Так бывает, Наталья читала о чем-то подобном на многочисленных форумах.
В такой дурацкой позе, с поднятой ногой и растрепанными волосами (повязку с головы еще не сняли) ее и застал милейший Борис Маркович, появившийся в распахнутой двери. Деликатно кашлянув, доктор, державший в руках папочку с зажимом для бумаг, прошел, наконец, к больной, чтобы присесть на аккуратненький вертящийся стульчик без подлокотников. Тридцатипятилетний кандидат наук, врач высшей категории Борис Кельман выглядел, как всегда, красавчиком. Его высокую спортивную фигуру подчеркивал подогнанный по размеру белоснежный костюм хирурга, смотревшийся на других чуточку мешковато, очки в стальной оправе не скрывали карих с искринкой глаз, а чуть заметный терпкий запах с нотками бергамота и сандала завершал образ чуткого, аккуратного и вызывающего доверие профессионала. Доктор пребывал в милой растерянности, словно с похмелья, и это было заметно.
— Что же, Наталья Олеговна, как у нас сегодня дела? — не дожидаясь ответа на вопрос, Кельман взял Наталью за кисть, нащупывая пульс.
— Борис Маркович, доброе утро. Во-вторых, что мне кололи? — несколько агрессивно и непоследовательно, зато коротко сформулировала Наталья свои мысли.
Склонив голову набок, доктор на мгновение замер, к чему-то прислушиваясь. Где-то в коридоре звякнула посуда, наверное, убирали после завтрака. Руки врача были сухие и теплые, а прикосновение оказалось неожиданно приятным.
— Во-вторых, Наталья Олеговна, лично я вам ничего не колол, — кисть Натальи была аккуратно отпущена. — Я даже не назначал ничего, кроме глюкозы и комплекса витаминов. И все же, во-первых, как ваше самочувствие?
В интонациях Кельмана Наталья уловила странности. Вообще-то, деликатность и внимательность вкупе со сдержанным оптимизмом являются профессиональными качествами онколога, который в силу специфики своей деятельности обязан быть и немного психологом. Но сейчас в голосе врача улавливалась настораживающая неуверенность, будто у Натальи, кроме такого пустяка, как рак, обнаружили еще и вирус Эбола.
— Знаете, доктор, самочувствие мое нормальное. Даже хорошее, и меня это пугает. Позавчерашний день, это когда меня привезли, я практически не помню. Вчера мне было плохо и больно, я почти все время спала. А сейчас… Скажите прямо, что все это означает?
— Что ж, скажу. Отчего не сказать? Повернитесь-ка, я пропальпирую. Подушечку под живот подложите, да, вот так. Я ведь анализы получил, снимки новые посмотрел, томограмму глянул. И проконсультировался с коллегами… Так больно? А так? Поворачивайтесь.
Ознакомительная версия.
