— Мне подойдет небольшой бифштекс с Т-образной косточкой.
— Звучит приятно. — А вы?
— Отбивную на ребрышке.
— Обжоры первой лиги. — Элисон снова перевела взгляд на соседнюю кабину, потом посмотрела на скатерть, словно изучая мои ногти. Я обрадовался, что успел подстричь их. — Отдыхаете от уголовных дел, но ведь вам снова придется вернуться к ним.
— Если меня пригласят.
— А приглашают? Я кивнул.
— Я никогда не спрашивала вас… Что вы находите в подобных делах? Что вас в них привлекает?
— Я мог бы повторить вслух по памяти любую высоконравственную речь об искоренении зла и о том, что мир необходимо превратить в чуть более безопасное место, но я перестал лгать себе. Правда состоит в том, что меня влекут непредсказуемость и новизна. Время от времени мне нужна инъекция адреналина.
— Как автомобильному гонщику?
— Это слишком героизирует мою профессию, — улыбнулся я. Элисон пила вино, держа бокал у губ, потом опустила его и улыбнулась мне в ответ.
— Значит, вы еще один адреналиновый наркоман. Если все дело только в возбуждении и последующем успокоении, не лучше ли гонять на автомобиле по трекам или прыгать с парашютом?
Из-за моей работы прекратились наши отношения с Робин. Но были бы мы сейчас вместе, занимайся я парашютным спортом?
Пока я обдумывал эту мысль, Элисон сказала:
— Простите, я не хотела ставить вас в затруднительное положение. Полагаю, вас привлекает нечто большее, чем ощущение новизны. Мне кажется, что вам в самом деле доставляет удовольствие борьба за торжество правды. — Я промолчал. — И еще одно, — продолжала она. — Я не смею ничего утверждать без определенного количества данных. Ведь я всего-навсего специалист в области бихевиоризма.
Она слегка передвинулась на стуле, поправила волосы, пригубила вино. Я улыбнулся, пытаясь избавить ее от замешательства, но мне никак не удавалось перехватить ее взгляд. Когда Элисон опустила бокал, ее рука оказалась рядом с моей. Наши пальцы разделяли всего несколько миллиметров.
Потом это пространство исчезло. Мы оба синхронно уничтожили его. Произошло соприкосновение.
Притворившись, что соприкосновение было случайным, мы отвели руки.
Тепло кожи одного передалось другому.
Синяя сорочка, надетая мною вместо засаленной желтой, пропитывалась потом.
Элисон начала играть своими волосами. Я пристально разглядывал то, что осталось от моего виски. Я целый день почти ничего не ел, и выпитый алкоголь непременно должен был принести ощущение легкого кайфа.
Ничего.
Слишком много осторожности, черт возьми!
Как же у нас шли дела?
За оставшуюся часть вечера мы осторожно обменялись еще кое-какой информацией автобиографического свойства, хорошо поели, прекрасно выпили, прогулялись по бульвару. Шли рядом, но не касались друг друга. Высокие каблуки Элисон стучали, волосы развевались. Бедра покачивались. Не специально, как у женщины-вамп, а в такт с движением, и от этого меня охватило желание. Мужчины заглядывались на Элисон. Когда мы миновали половину квартала, ее рука проскользнула под мой бицепс. Океанский бриз заволок улицы туманом. Глаза у меня болели от неуверенности.
Разговор постепенно прервался, и несколько кварталов мы прошли молча, делая вид, что рассматриваем витрины. Когда мы вернулись к нашим машинам, Элисон поцеловала меня в губы, словно проверяя мою реакцию, и, прежде чем я успел опомниться, села в свой десятилетний «ягуар» и с грохотом умчалась.
Два дня спустя я позвонил ей и опять пригласил на свидание.
— У меня свободна вторая половина дня, — ответила она, — и я собиралась отдохнуть дома. Может, придешь ко мне и мы пообедаем здесь? Готов ли рискнуть?
— А риск большой?
— Какая разница. Ведь ты любитель адреналина.
— Точно подмечено. Привезти что-нибудь?
— Цветы всегда уместны. Нет, не намекаю, а просто шучу. Привези себя. И пусть это будет чем-то непредвиденным, ладно?
* * *
Она жила в одноэтажном доме колониального стиля на Четырнадцатой улице к югу от Монтаны, неподалеку от своей приемной. На лужайке был хорошо виден предупреждающий знак, а ее черный «ягуар» с откидным верхом стоял за чугунной оградой, .. отделяющей подъездную дорожку для автомобилей от улицы. Когда я приблизился к парадной двери, загорелась лампочка, реагирующая на движение. Предосторожность женщины, которая живет одна. Предосторожность женщины, над которой надругались двадцать лет назад.
Ставя машину, я думал о том, как Робин вернулась одна в Венецию. Ошибочка. Теперь уже не одна… Остановись, придурок!
Я позвонил и ожидал у двери с букетом в руке. Решив, что розы — слишком откровенный намек, я купил дюжину белых пионов. Моя «случайно надетая» одежда состояла из оливкового цвета спортивной рубашки с короткими рукавами, джинсов и кед.
Элисон подошла к двери в темно-зеленой спортивной рубашке с короткими рукавами, джинсах и кедах.
— Просто не верится. — Мельком взглянув на меня, она разразилась смехом.
Пока я сидел в маленькой белой кухоньке Элисон, она приготовила омлет с грибами и куриной печенью и вынула из холодильника салат. Кроме того, на столе появились белое вино, ведерко со льдом и шесть бутылок диетической кока-колы.
Кухня выходила на небольшой задний дворик, и мы ели в патио, покрытом деревянной решеткой. В садике были тропинки, мощенные старым кирпичом, и маленькая лужайка, огражденная высоким декоративным кустарником. Я попробовал омлет. Особого риска в этом не было.
— Это одно из блюд, которое я способна приготовить не испортив. Рецепт моей бабушки.
— Расскажи мне о бабушке.
— Бабушка была вспыльчивой женщиной, но что делать у плиты, знала.
Элисон рассказывала о своей семье, и я понял, что начинаю знакомиться с ее биографией. Время шло, мои плечи расслабились. Элисон тоже почувствовала себя свободнее и уселась на кушетке, поджав ноги. Она много смеялась, а ее голубые глаза светились.
Зрачки расширились. Те, кто исследует подобные явления, считают это хорошим признаком. Однако незадолго до одиннадцати Элисон стала более сдержанной, взглянула на часы и сказала:
— У меня ранний пациент.
Она встала и посмотрела на дверь, а я подумал: «Интересно, что пошло не так, как нужно?»
Проводив меня до двери, она попросила прощения.
— За что?
— За то, что так резко прерываю наше свидание.
— У пациентов есть свои запросы, — ответил я, чувствуя себя полным идиотом.
Элисон пожала плечами и протянула мне руку. В доме у нее было тепло, и меня удивило, что рука у Элисон влажная. Босая, она казалась очень маленькой, и мне захотелось обнять ее.
— Было приятно вновь повидаться с тобой.
— А мне — с тобой.
Я вышел на портик ее дома.
Закрывая дверь, Элисон печально улыбнулась. Потом вышла из дома и коснулась губами моей щеки.
Я потрогал ее волосы. Она снова поцеловала меня. Крепко, почти агрессивно. Я попытался еще раз поцеловать ее, но она отстранилась.
— Поезжай осторожнее, — сказала она и закрыла дверь.
Элисон позвонила мне на следующий день в двенадцать часов.
— А мой ранний пациент не явился.
— Жаль.
— Да… я… не могли бы мы… не хотел бы ты… Я освобожусь сегодня в семь, и если тебе удобно…
— Семь часов — прекрасно. Хочешь, я что-нибудь приготовлю?
— Алекс, ты не возражаешь, если мы займемся чем-нибудь, вместо того чтобы сидеть и наедаться? Не прокатиться ли на машине? Я так насиделась в помещении. Поездка развлечет меня.
— Меня тоже. — Сколько же миль отмерил я на своей «Севилье», с тех пор как ушла Робин? — Давай проедемся по берегу до Малибу. Мой любимый маршрут. Все эти ночные поездки вдоль Тихого океана с Робин… да заткнись ты…
— Превосходно, — сказала она. — Если проголодаемся, то по пути много мест, где можно остановиться. Увидимся в семь.
— Мы где-то встретимся?
— Нет, подберешь меня у моего дома.
Я подъехал туда в семь часов две минуты. Не успел я подойти к двери, как она открыла ее, вышла на дорожку перед домом и встретила меня на полпути, выключив сигнал, регистрирующий движение. Элисон была в черном хлопчатобумажном платье без рукавов и в черных сандалиях на низких каблуках. Никаких бриллиантов, только одно золотое украшение на шее подчеркивало ее длину и белизну. Волосы она связала сзади в «конский хвост». Все это делало ее моложе, соблазнительнее.
— Я должна объяснить свое вчерашнее поведение, — быстро заговорила она. — Признаться, ранний пациент был назначен на девять тридцать. Но если называть вещи своими именами, я нервничала. Я очень, очень нервничала в твоем присутствии, Алекс. Я…
— Ты нервничала.
Она подняла и опустила плечи. Взяв меня за руку и ведя к дому, Элисон нервно смеялась.
— Если бы мои пациенты видели меня сейчас. Я крупный специалист в деле помощи другим с их переходными состояниями, но сама сейчас переживаю тяжкие времена. Переходные состояния. — Она покачала головой. — А теперь проявляю самонадеянность…
