почувствовал, как прострелило поясницу, и до момента, когда коробка оказалась у хозяйки в коридоре, ни о чем, кроме своей спины, думать не мог. В общем, с рыцарством он завязал, и никаких активностей в его жизни с тех пор не было.
Нарубив достаточно, на его взгляд, дров и перетаскав их к печке, чтобы просыхали, Никита задумался о еде. Колка дров оказалась занятием энергозатратным, пора было подкрепиться. Съев свой скромный обед, состоявший из банки сайры и лапши быстрого приготовления, парень страшно захотел чаю. Именно того, который готовила Александра. Он какое-то время боролся с внутренним желанием сходить к ней, и даже уже собрался выходить из дома, но потом передумал. Она ему по-настоящему нравилась, но он не хотел показаться ей навязчивым и раздражать её. Тем более, что она фактически спасла его вчера вечером. А то так бы и остался на улице в жуткий мороз в этой богом забытой деревне, в самой чаще сибирской тайги.
Глава 6. Тварь
Окончательно стемнело. Двух свечей едва хватало, чтобы осветить комнату. Печь топилась, за окном свистел ветер, но, кроме этого, не было никаких звуков. Такой тишины Никита не слышал никогда в жизни. В городах всегда есть какой-то фоновый шум: машины, автобусы, людские голоса, музыка. А тут – ничего. Даже птицы не поют. Хотя, не удивительно, в такую стужу они не показываются из своих укрытий. Никита расстелил матрас, лег на него, заложив руки за голову. Было всего семь вечера, а его уже клонило в сон. Длительная прогулка через сугробы, дневная работа топором, да и переход во времени его вымотали. Тишина и треск дров в печке убаюкивали. Поспать он всегда был мастак, в студенчестве, бывало, мог и по полдня проваляться, так что он решил не воевать со сном, а отдаться ему.
Он лег на бок, укрылся курткой, подложил под голову рюкзак и закрыл глаза. Он думал, что провалится в сон мгновенно, но этого не случилось. В голове проносились события прошедших дней: убогая гостиница в Туре, заснеженная дорога через тайгу, лицо Александры, этот дом. «Эта хибара в сибирской глуши – последнее место, где я мог оказаться, – думал Никита. – И что же мне делать с этим домом? Он ведь даже не настоящий дом, просто хижина для охотников. А кто поедет в такую даль на охоту? У местных тут свои дома, а остальные про эту деревню даже не знают. Пусть стоит себе пока? Вдруг, выйду на пенсию и сам буду сюда приезжать. Тут так тихо, свежий воздух, даже дышится свободно, и тело будто становится легче».
Пока у Никиты в голове пролетали эти мысли, дрова в печи прогорели. Ему сначала было ужасно лень вставать, казалось, что под курткой он и так не замерзнет. Но чем дольше он тянул, тем сильнее выстывала комната. За окнами носился сильный ветер, казалось, что он сквозь невидимые щели в стенах и потолке высасывает тепло. Никита стал дрожать от холода. Когда это стало невыносимым, он наконец усилием воли заставил себя открыть глаза.
Нехотя он свесил ноги с кровати, закутался в куртку и пошел к печи. Не глядя, юноша протянул руку к коробку спичек, который оставил на столе. Но его пальцев коснулся не твердый картонный коробок, а что-то холодное и скользкое. Никита рефлекторно отдернул руку и посмотрел на стол, но кроме коробка на нем ничего не было. Он взял спички, зажег одну, но ее тусклого пламени не хватало, чтобы хоть сколько-то осветить комнату. «Может, это просто сквозняк», – подумал Никита. Но на пальцах еще оставалось ощущение чего-то скользкого и податливого, похожего на желе или на холодец. Никита вспомнил мамин новогодний холодец. Он никогда не ел эту гадость и не понимал, почему каждый год мама тратит по несколько часов на его приготовление.
Но холодцу тут взяться было неоткуда. И никакого более или менее разумного объяснения произошедшему Никита придумать не мог. Он попытался затолкать в печь как можно больше дров, чтобы не вставать к ней слишком скоро, и затопил. Вернувшись к кровати, парень пару мгновений медлил и не ложился. Его не покидало противное и тревожное чувство, что в доме кроме него кто-то есть. В итоге его разум выдал единственное логичное заключение, на которое был способен: «Ты просто устал, парень. Незнакомая обстановка, холод, усталость – вот тебе и мерещится всякое». Аргументов против Никита подобрать не смог и наконец лег на кровать. Он натянул капюшон куртки так, что тот почти закрыл его лицо, крепко закрыл глаза и начал считать до ста, чтобы уснуть.
Сто. Двести. Триста. Сон не шел. Никита решил устроиться поудобнее, отвернулся лицом к стене, но тут же подскочил от грохота, упавшей со стола на пол, миски. Сердце у парня бешено заколотилось. Он сидел, уставившись на миску, и пытался понять, от чего это могло произойти. Никакого сквозняка в доме не было. Когда он поднимался затопить печь, не мог ее задеть. Стол хоть и небольшой, но все-таки спички и миска были в разных его концах и далеко друг от друга. Подумав о спичках, Никита тут же вспомнил противное ощущение чего-то склизкого и холодного на пальцах, и его сердце, еще не успокоившееся, забилось быстрее.
Теперь он ясно чувствовал присутствие в доме чего-то постороннего и враждебного. Он, как мог, напряг зрение, пытаясь рассмотреть в темноте признаки чьего-то присутствия или движения. Ему показалось, что в дальнем углу кто-то прошмыгнул. От страха сердце билось так, что шумело в ушах, руки дрожали. Никита чуть не рассыпал спички, пытаясь достать их и зажечь свечу. Наконец, тьма комнаты немного рассеялась, и Никита стал озираться. С зажженной свечой в руке он прошел по всем углам, заглянул под стол, под кровать, за печку, и не обнаружил ничего. Это уже не походило на галлюцинации от переутомления, парень был абсолютно уверен, что в доме он не один.
Замерев посреди комнаты, он ощущал, как адреналин толчками впрыскивается в кровь, как рвется из груди сердце, как непроизвольно напрягаются мышцы ног, готовых в любое мгновение сорваться с места и убежать от опасности. Он весь обратился в слух, но треск дров в печи казался таким громким, что заглушал все остальное.
Вдруг за спиной послышался звук, напоминающий шлепок или чавканье, будто упал комок жидкой грязи. Затылком Никита ощутил холод и сырость. Он боялся пошевелиться, даже затаил дыхание. Простояв так, видимо, несколько секунд, которые показались парню часами, он медленно повернулся и увидел перед собой только кровать. Больше там не было ничего и никого.
Он почувствовал
