Футболка пахнет сухим солнцем и Лениным стиральным порошком — он не такой, как у мамки Трей. Некоторое время Трей лежит без сна, слушает приглушенные стуки и шорохи, пока Лена за стенкой готовится ко сну. Трей нравится ширина этой кровати, нравится, что в паре шагов не шмыгает носом, не лягается и раздраженно не болтает сама с собой Мэв. Даже во сне Мэв не довольна почти ничем.
Ночь здесь звучит иначе. На горе ветер всегда драчлив, бросается в расшатавшиеся оконные переплеты и бормочет беспокойно в деревьях, смазывает любые другие звуки. Здесь же Трей слышит отчетливо: звонкий треск ветки, сову на охоте, молодых лис, что ссорятся где-то в полях. Банджо у нее в ногах переворачивается на другой бок и исторгает глубокий сладостный вздох.
Пусть и кровать, пусть и покой, а Трей все равно не спится. Чувствует, что надо быть наготове — на всякий случай. Чувство это и знакомое, и неведомое одновременно. Трей приметлива к тому, что снаружи, и нелюбопытна к тому, что внутри нее, а потому не сразу распознаёт, что так она себя чувствовала почти все время вплоть до последней пары лет, до Кела и Лены. Оно, это чувство, блекло постепенно, Трей и забыла, что оно у нее было, — до сего дня.
Трей очень ясно, чтó ей нравится, а что нет, и ее жизнь ей нравилась куда больше такой, какой та была сегодня утром. Она тихонько лежит в постели, прислушивается к существам, что двигаются за окном, и к ночному ветру, пробирающемуся с горы вниз.
2
Следующий день таков же, как и предыдущий, роса под синим пустым небом выгорает быстро. Кел выходит на связь с Леной, та докладывает, что с Трей все шикарно и она съедает в доме все, кроме собачьего корма, после чего Кел проводит остаток утра у себя на выгоне, где у него огород. В прошлом году овощи растили себя более-менее сами, Келу нужно было только оберегать их от грачей, слизней и кроликов, а это он обустроил посредством пивных ловушек, сетки, Драча и пугала. Пугало пережило несколько стадий. Кел и Трей изначально соорудили его из старых джинсов и рубашки Кела. Затем Лена откопала сколько-то старых платков, чтобы пугало зрелищнее развевалось, но тут воспротивился Март, ближайший сосед Кела, — теперь пугало, дескать, смотрится так, будто танец семи вуалей того и гляди начнет, а это отвлечет всех престарелых холостяков в округе и станет помехой в сборе урожая, а также приведет к пренебрежению овцами. Катастрофу он предотвратил, притащив что-то очень похожее на сутану и натянув ее на пугало. Через пару недель Кел вернулся домой из магазина и обнаружил, что кто-то — доселе не опознанный — приделал пугалу надувные нарукавники и надувной же розовый плавательный круг «Мой малютка пони» с головой единорога. Невзирая ни на какие перемены в наряде, грачи к концу лета пугало раскусили, о чем недвусмысленно дали понять, используя его как игровую конструкцию, совмещенную с туалетом. Этой весной, когда попер ранний латук, Кел с Трей применили изобретательность и соорудили новое пугало из пластикового зомби, которого Кел откопал в интернете. Включается он от движения: когда б кто к нему ни приближался, глаза у него загораются красным, зубы клацают, он машет руками и порыкивает. Пока это пугает грачей до усрачки. Кел ожидает, что как только сообразят, что к чему, они вдумчиво и изощренно отомстят.
В этом году из-за жары все растет иначе. Растения нужно постоянно поливать и куда более пристально пропалывать — этим Кел сегодня с утра и занят. Почва не такая, какая была прошлым летом, теперь она менее богатая и плотная, протекает сквозь пальцы Кела, а не липнет к ним, запах у нее резче, едва ли не лихорадочный. Кел знает из интернета, что такая погода подпортит ему вкус пастернака, зато помидорам благодать. Некоторые уже размером с кулинарное яблоко и даже краснеют.
Драч, вынюхивающий кроличьи тропы, вдруг взлаивает тоном сенбернара. Со своими габаритами Драч примириться так и не смог. В собственных глазах он тот, кто гоняется за беглыми каторжниками и глотает их целиком.
— Что у тебя там? — оборачиваясь, спрашивает Кел.
Ожидает увидеть птенца или полевую мышь, но голова у Драча вскинута. Он показывает, дрожа, на человека, идущего через поле.
— Сидеть, — говорит Кел. Выпрямляется и ждет, когда человек до них доберется. Солнце в зените, у человека тень — мелкое нечто, болтается и мерцает у него под ногами. Его очерк оплавлен жарой.
— Красавец пес у вас, — говорит человек, подойдя поближе.
— Хороший пес, — говорит Кел. Понимает, что человек этот — примерно ему ровесник, к пятидесяти, но на вид моложе. Лицо у него задумчиво-мечтательное, тонкокостное, и он поэтому не кажется просто работягой из ирландского захолустья. В кино такой играл бы обманутого джентльмена, который заслуживает того, чтоб ему вернули его титул и выдали в жены самую смазливую девушку. Кел ошеломительно, зверски рад, что человек этот совершенно не похож на Трей.
— Джонни Редди, — говорит человек, протягивая Келу руку.
Кел вскидывает руки, густо измаранные землей.
— Кел Хупер.
Джонни щерится.
— Знаю, а то. Вы крупнейшая новость в Арднакелти с тех пор, как овца Пи-Джея Фаллона объягнилась двухголовым барашком. Как вам это место?
— Не жалуюсь, — говорит Кел.
— Ирландия радушия [2], — говорит Джонни, оделяя Кела мальчишеской улыбкой. Взрослым мужчинам с мальчишескими улыбками Кел не доверяет. — Я вроде как спасибо вам должен. Хозяйка моя говорит, вы жуть какой добрый к нашей Терезе.
— Не надо никакого спасиба, — говорит Кел. — Без ее помощи я б и вполовину так скоро с этим домом не управился.
— А, рад слышать. Не хотел бы, чтоб она вам мешала.
— Нисколько, — говорит Кел. — Превращается будь здоров в какого рукастого столяра.
— Я видал тот журнальный столик, какой вы хозяйке смастерили. Славные изящные у него ножки. Я б у какой девоньки такие ножки повидал бы. — Ухмылка Джонни ширится.
— Это все малая, — говорит Кел. — Я к той вещи не прикасался.
— Не знаю, откуда в ней это взялось вообще, — говорит Джонни, ловко меняя тактику, раз чисто по-мужски поржать не вышло, хоть он на то и нацеливался. — Попробуй я такое, оказался бы в травмпункте. Последний раз с деревом возился в школе. Ничего не добился, кроме десяти швов. — Показывает Келу шрам на большом пальце. — И подзатыльник от учителя еще — за то, что школьную собственность кровью залил.
— Что ж, — говорит Кел, — не бывает так, чтоб у всех дарования одинаковые. — В Келе Джонни будит порыв обыскать его и поинтересоваться, куда направляется. Такие вот ребята пробу на запах не выдержат, даже если просто в магазин выйдут, задача хорошего легавого — выяснить, уже ли эти ребята вытворяют что-то стремное или возьмутся за такое рано или поздно — скорее рано. Кел напоминает себе, чего ему уже давно не приходилось делать, что стремность, хоть близкая и неминуемая, хоть какая еще, — больше не его печаль. Он жестом отпускает Драча — псу неймется разобраться. Драч описывает вокруг Джонни круги, решая, следует ли Джонни уничтожить.
— А теперь вот Тереза мастерит журнальные столики, — говорит Джонни, протягивая Драчу руку на понюшку. Зачарованно качает головой. — В пору, когда я был молодым парнишкой, народ бы надсадился ржать. Сказали бы, что вы время тратите, обучая девчонку, ей бы жареху стряпать.
— Да ладно? — учтиво отзывается Кел. Драч, существо разумное, нюхнул Джонни всего разок и решил, что время полезнее тратить, закусывая блохами с собственной задницы.
— Ой да, чувак. Парни вас в пабе не чморят за это?
— Я не в курсе, — говорит Кел. — В основном им нравится, когда им мебель чинят.
— Ума-разума мы нажили, — говорит Джонни, вновь меняя тактику. Кел понимает, чего Джонни хочет: прощупывает его, метит разобрать, что он за человек. Кел и сам проделывал такое не раз. Сейчас никакой нужды в этом он не чувствует, о Джонни ему и без того понятна уйма всякого. — Здорово это для Терезы — такая возможность. Хорошему столяру всегда место найдется, она куда угодно сможет податься, по всему свету. Вы сами-то этим и занимались до того, как сюда приехать?
