Наши парни сдерживают натиск за счет тяжелого стрелкового оружия и ледорубов. Прикрываясь метелью, они постоянно вступают в рукопашные схватки, приблизившись вплотную к оплотам врага. Только так нам пока ещё удаётся удерживать плацдарм в Антарктике. По сведению разведки, машина представляет собой полусферу с какими-то там огнями, диаметром около пяти метров… Браун?
Филипс, подойдя к Брауну, сел на стол рядом с ним, небрежно отодвинув пару блюд.
— Браун, вы понимаете, о чем я говорю?
— Да, — пробормотал Говард, — но даже если остановить все наши заводы, работающие сейчас на оборонный заказ, проект «Зевс» все равно не будет обеспечен на сто процентов…
— Обеспечим за счет гражданского сектора, — сухо отрезал Филипс. — Нет смысла тратить ресурсы на латание дыр в тонущем корабле под названием Антарктика. И пока наша живая сила имеется в достаточном количестве, она будет вгрызаться в ту холодную землю, лелея в мыслях, что где — то там, дома, Родина готовит решающий удар в самое сердце врага — город Хуанди. Без него Кайпианский союз — это шайка поселенцев, которые перегрызутся между собой за влияние в азиатском регионе. В поддержку терпящей бедствие армии Генштаб решил отправить три тяжелых имперских крейсера, на которых установлены плазменные орудия. Также, к удерживаемому плацдарму в Антарктике будет стянута значительная часть подводного флота. Так что прекращайте ваши размышления и переориентируйте все ресурсы на окончательную сборку и отладку рельсовой пушки… Нам как воздух необходимо это оружие…
— Я… Я понял вас, мистер Филипс, — произнес Говард, поймав на себе вопросительный взгляд главнокомандующего. — Мы обязательно дадим проекту «Зевс» полный приоритет…
* * *
На центральной площади перед мэрией Нанта проходил обряд возрождения павших в Антарктике легионов. На площади выстроилось огромное число резервистов, впопыхах собранных для формирования легиона. Чудовищные потери преследовали акритскую армию весь последний месяц, поэтому обескровленные в Антарктике войска требовали немедленного пополнения.
Император, взойдя на трибуну, молча, обвел взором стоящих по струнке солдат.
— Солдаты! — голос Императора, усиленный аппаратурой, прокатился по площади. — Я обращаюсь к вам от имени народа, который вырастил и воспитал вас. В это трудное для Империи время, когда безжалостный враг перешел в наступление, мы надеемся, что вы проявите отвагу и решительность в деле защиты интересов Родины. Надеемся, что вы не посрамите своего знамени и не отступите перед превосходящими силами противника, как это сделали павшие герои второго Нантийского легиона.
Сказав это, он повернулся к подскочившему адъютанту и бережно взял из его рук потрепанный в боях штандарт легиона — трехметровый бронзовый шест с усевшимся на верхушку орлом, расправившим крылья. С «жердочки», на которой разместилась железная скульптура, свисал алый стяг с изображением эмблемы метрополии — сжатым кулаком, от которого во все стороны расходились золотистые лучи. Под эмблемой стояла надпись: «Легион II Нантийский». Местами грязный, местами рваный от пуль, стяг горделиво развевался на ветру.
Многие смотрели на него как на символ несокрушимости имперского духа, но были и те, кто видел в нем тысячи павших, чьи изуродованные тела были наспех сожжены в передвижном крематории, расквартированном в местах боевых действий. Десятками тысяч они покидали суровый материк в виде урн с именами и выгравированными на бронзе боевыми заслугами павшего. Такие урны были в большинстве семей метрополии чем — то вроде священной реликвии, полученной от государства. Государственной пропагандой, с помощью средств массовой информации создавался образ урны как некой «ценности», полученной взамен живого человека.
Бессовестные журналисты любили показывать репортажи о некоей Милли Сью — 92–летней старушке, в чьём доме стоял сервант, наполненный 114 урнами. Это была вся её семья, включая мужа, сыновей, внуков и правнуков, павших в боях за интересы Империи. Старушка всегда мило улыбалась и, потчуя журналистов чаем, рассказывала про свою беззаботную жизнь. Рассказывала она и про поддержку государства, которое ей выделило новую квартиру, и о волонтёрах — сослуживцах её павших родственников, приносивших продукты на дом, когда старушка болела.
Но её перестали показывать после того, как к ней в гости пришел некий Боб Гливлен. Представившись сослуживцем её погибшего внука, он рассказал ей, что видел старушку в одной из передач по ТВ. Гость имел неосторожность слишком красочно описать ей смерть её родственника, отчего та, тронувшись умом, как поговаривали в народе, высыпала прах в суп самого Императора на каком — то государственном банкете. Причем, на уровне слухов, это поняли, когда монарх пожаловался на странный привкус экзотического блюда.
И теперь он, Десятый Император Брэндон Льюис, гордо осматривал тех, кто должен был погибнуть по его воле.
Ощущая себя на вершине «пищевой цепи социума», он, вдохновляя людей на подвиги словом, вручил легату Маркусу Агнею бронзовый штандарт.
— Славься, Император! Идущие на смерть приветствуют Тебя! — отчеканил возрождённый легион, выстроенный в шахматном порядке.
За всем этим наблюдал Алан Филипс, стоя чуть поодаль от остальной свиты. Щурясь от лучей солнца, он оглядывал выстроенных на площади добровольцев, которых непрестанно ковала государственная пропаганда.
— Сэр, — раздался возле его уха голос Эдуарда Ризотто — человека, возглавляющего местный окружной отдел Спектрата, — вы хотели меня видеть?
— А, это вы, Ризотто, — произнес Алан, посмотрев на обладателя голоса, — да, я хотел вас видеть. Ещё больше я хотел бы знать, что делал в Нанте полковник Уэйн Орокин на прошлой неделе. В отчете вы лишь вкратце упомянули о его приезде.
— Сэр, мы упустили полковника из вида… — подбирая слова, медленно произнес Эдуард. — Наше наружное наблюдение не справилось…
— Это вы не справились, Ризотто, — резко перебил говорившего Алан Филипс и, повернувшись, немигающим взглядом посмотрел тому в глаза. — Я не из тех, кто, как говорится, рубит с плеча, но вы, похоже, занимаете не своё место. Вам нужно было быть не начальником окружного отдела, а начальником команды наблюдения, которая, по вашим словам, и проморгала полковника. Если к следующему еженедельному отчету вы ничего не разузнаете, будьте уверены в том, что я отправлю вас работать в наружку в качестве рядового оперативника. Я всё сказал…
— Так точно, сэр, — выпалил Ризотто, прикладывая руку к черной фуражке.
Как только подчиненный оставил Алана в гордом одиночестве, тот, погрузившись в раздумья, стал наблюдать, как Император вручает очередной штандарт. «Орокин, — подумал про себя Алан, — что же ты здесь вынюхивал…» Со дня смерти Мартина Орокин не появлялся в Сенате и практически исчез из поля зрения Спектрата. Алан не сомневался в том, что Уэйн должен последовать вслед за Вудом, но было одно «но»…
Благодаря все тому же Мартину, который в бытность своего правления дал Уэйну Орокину возможность скрыть свою организацию от любых проверок со стороны государства, дабы избежать утечек информации, Корпус внешней разведки, де — факто существовавший на деньги бюджета, подчинялся лишь одному лицу — полковнику Орокину. Вся информация о проводимых операциях и агентуре была недоступна Спектрату, вследствие закрытости данных подобного рода. Увольнение полковника с занимаемой должности или попытка законодательно взять его структуру под контроль, явно вызовет у того опасения, что под него копают.
«Нет, нам нужен эффект неожиданности с продолжением… — кивнул головой Филипс, словно соглашаясь со своей мыслью. — Да, ведомство полковника работало на отлично и даже своевременно предупредило Генштаб о том, что в Антарктику силами союзников были переброшены новейшие виды наступательных вооружений, за которыми должна последовать массированная атака на оборонительные рубежи имперских войск, но теперь…»
Мысль Алана отвлекли пронесшиеся над площадью имперские штурмовики, чьи лихие пируэты были элементом начавшегося военного парада. Добровольцы четко чеканили шаг, отбивая черными сапогами монотонный ритм в унисон торжественному маршу.
«…Теперь компания в Антарктике почти проиграна, — Алан сжал кулаки за спиной. — Внешнее око государства, которое по неосмотрительности предыдущего Императора было приватизировано полковником, уже не сыграет никакой роли. Вернее, кое-какую роль ведомство полковника всё же сыграет, но явно не на моей стороне. Теперь нужно опасаться активизации внутренних врагов Империи, которая последует за потерей метрополией контроля над ресурсами Антарктики… В любом случае, пора выводить Орокина из игры… Тем более для этого всё уже подготовлено…»
