Первым, естественно, пришел в себя и адекватно отреагировал на происходящее дед.
Он бросился к лежащему ничком человеку, ухватил за плечи и попытался поднять. Опомнившийся папа кинулся на помощь деду. Вдвоем они перевернули человека на спину, и только тогда я его узнала. Нет, не так: только тогда я его с трудом узнала. Это был Андрюша Скоков.
— Андрюша? Что случилось?! — заорал дед.
Они с папой усадили парня. Но Андрюша не отвечал на вопросы и явно никого вокруг не узнавал. Взгляд у Андрюши был просто обезумевший, широко открытым ртом он жадно хватал воздух. Крупное Андрюшино тело била дрожь, по подбородку текла слюна. Страшноватое было зрелище.
— Что случилось? — повторил дед свой вопрос.
— Там! — наконец еле выдохнул Андрюша. — Огромный… У переезда! Бегает на ногах…
Андрюша откинулся назад на руках у папы и захрипел, как умирающий. Зрачки у него закатились.
— Воды! Побольше! Скорее! — бросил дед маме.
— Дед, я боюсь… — прошептала я, опускаясь на колени рядом с Андрюшей. — Что это с ним?
— Шок, — коротко ответил дед и пару раз сильно хлопнул его по щекам. — Андрей! Очнись! Андрей!..
Но тот никак не реагировал ни на слова, ни на удары. Белки глаз жутковато светились за полуопущенными веками, рот по-прежнему был приоткрыт, как у слабоумного.
— Надо отнести его в дом, — сказал папа.
— Нет, — отрезал дед, продолжая методично лупить Андрюшу по лицу.
— Вот, вот, — из-за моей спины протянулись мамины руки, в которых дрожал кувшин, полный воды.
Дед схватил кувшин и плеснул водой Андрюше в лицо. Вода попала ему в приоткрытый рот. Андрюша дернулся, закашлялся и раскрыл глаза. Взгляд его постепенно стал принимать более осмысленное выражение.
— Где я? — прошептал он.
— Не волнуйся, Андрюша. Ты в безопасности, — ответил дед.
— А… А он?..
— Кто — он? — спросил дед.
— Этот… С зубами…
Андрюшу снова затрясло. Дед поднес кувшин к его губам. Андрюша сделал несколько жадных глотков.
— Ты кого-то видел? — спросил дед.
— Да, — выдавил из себя Андрюша.
— Кого, Андрюша?
Лицо у Андрюши внезапно сморщилось, и я с ужасом увидела, как вместо ответа этот молодой здоровый парень отчаянно зарыдал, уткнувшись в плечо деда.
Вывернувшие из-за угла «Жигули» мы заметили, только когда раздался пронзительный визг тормозов. Я обернулась. Из машины выскочил Михайлишин и бросился к нам.
— Николай Сергеевич, что тут происходит? — быстро спросил он, присаживаясь на корточки рядом с Андрюшей.
— Не знаю, Антон. Судя по всему, на него кто-то напал.
Михайлишин взял Андрюшу за голову и с трудом повернул к себе. По щекам парня ручьем текли слезы.
— Андрюша, успокойся… успокойся, — мягко сказал Антон. — Расскажи мне, что произошло? Что?
Андрюша судорожно сглотнул и тихо забормотал:
— Это просто ужас… Хотел меня убить, там, у переезда… Чудовище. Бегает на двух ногах, как человек… Быстро, очень быстро… Когти и зубы… огромные… Он хотел меня убить, убить, убить…
И, уткнувшись в дедово плечо, Андрюша опять затрясся в рыданиях.
— Так! Понятно, — процедил Михайлишин.
Он поднялся с корточек и через открытое окно вытащил из машины портативную рацию.
— Дежурный, дежурный, это Михайлишин. Я на Цветочной улице, семнадцать, — забормотал он в микрофон. — Попытка убийства. Срочно сюда «скорую» и ПМГ. И немедленно разыщите майора Терехина.
Все это было странно. Странно и весьма опасно.
Я сидел в кабинете и раскладывал, как я его про себя называл, пасьянс из старых фотографий. В доме было тихо. Шуршали снимки у меня в руках да мерно тикали настенные часы. Я посмотрел на них: половина второго ночи. Где-то далеко взлаивали собаки. Ночь не принесла свежести: было все так же душно и безветренно. Поэтому я распахнул оба окна, выходившие в сад. Привлеченные светом, в них изредка залетали мелкие ночные бабочки и начинали суетливый жертвенный танец вокруг горящей настольной лампы. В прошлом году комары, которых у нас в Алпатове преизрядно, совсем меня одолели. Но потом я поддался на Стасины уговоры, и она привезла мне в подарок из Москвы новомодное изобретение под таинственным названием электрофумигатор. Я не очень-то доверяю всем этим широко разрекламированным новшествам. И, как подтверждает практика, не зря. Но тут я оказался не прав: вещица оказалась чрезвычайно действенной и полезной — я теперь сплю с открытыми окнами, ничуть не боясь сквозь сон услышать занудный звон над ухом. Единственное неудобство заключается в том, что маленькие синие таблетки, которыми заряжается на ночь этот отпугиватель комаров, имеют тенденцию кончаться в самый неподходящий момент. Так что теперь Станислава поневоле вынуждена постоянно пополнять для меня их запас — назвался груздем, полезай в кузов.
Я неторопливо закурил, сделал глоток остывшего кофе и еще раз внимательно посмотрел на отобранные фотографии.
В кругу света под настольной лампой лежали снимки трех человек: детей, моих воспитанников. Их объединяло не только то, что они были моими воспитанниками: все они в настоящее время жили либо в академпоселке, либо в райцентре. И, следовательно, могли быть причастны к убийствам, если моя версия имеет хоть какое-то право на существование. Моя весьма заманчивая версия. Особенно если вспомнить о сегодняшнем нападении на Андрюшу.
Имена и фамилии всех ребят на фотографиях я прекрасно помнил — с памятью у меня пока что проблем нет.
Миша Ананьев, Дима Секачев и Витя Гуртовой.
Я вглядывался в фотографии: улыбчивые, открытые лица. Со всеми тремя я постоянно поддерживал отношения — встречались время от времени, разговаривали. Все они регулярно присылали поздравительные открытки или телеграммы на мой день рождения. И положа руку на сердце, не могу представить, что один из этих милых ребятишек стал убийцей.
Но ведь кто-то убивает?..
Еще один, четвертый снимок лежал чуть сбоку. Именно его я показывал Станиславе. На черно-белой фотографии, обнявшись, стояли двое двенадцатилетних загорелых мальчишек. Оба в одинаковых белых майках и коротких, по колено, штанах на лямках. Фотография была небольшой, но лица мальчиков вполне можно было рассмотреть.
Тот, что стоял справа, был повыше и посветлее. Он улыбался прямо в объектив.
Кирилл Лебедев.
А слева — чуть нахмурившийся мальчик потемнее и пониже ростом. Это и был он — исчезнувший почти пятнадцать лет тому назад Филипп Лебедев.
Я не отрываясь смотрел на его лицо. М-да… Малопонятная история и малоприятная. Не могу сказать, что Филипп был нелюдимым, нет. Обычный ребенок. Может быть, немного более молчаливый, чем остальные. Мальчик как мальчик. Я вспомнил, как их с братом привезли ко мне в детдом, как они, взявшись за руки, стояли на ступенях крыльца: испуганные, не понимающие, что происходит. Впрочем, все они попадали ко мне именно такие — несчастные, внезапно вырванные из привычного мира осиротевшие души.
Неужели это он?..
Я загасил папиросу, встал. Забрал со стола все четыре фотографии. Пора было тряхнуть стариной.
Когда-то давным-давно, когда еще была жива Маша, я увлекался фотографией. По-любительски: снимал много, беспорядочно, но с азартом и не без успеха. Со временем моя невинная страсть как-то постепенно сошла на нет, а еще потом и вовсе заглохла. Но маленький чулан, переделанный мной в фотолабораторию, остался. Вот в него-то я и отправился. Тем более что все необходимое я закупил еще днем — съездил в райцентр.
В чулане я включил свет, вытащил из угла запыленный фотоувеличитель. Снял с полки футляр со старым, но надежным «Зенитом». Все, что я купил в алпатовском универмаге, уже лежало на большом столе — пленка, бумага, батарейки к вспышке, химикалии и прочая фотодребедень.
Я надел старый сатиновый халат и принялся за работу.
Я вытащил фотографию из глянцевателя и поднес поближе к свету. Снимок получился вполне качественный. Впрочем, как и остальные три. Не мешало бы, конечно, их отретушировать — но какой из меня ретушер. Особенно если учесть, что оригиналы, которые я увеличил, были сделаны бог весть когда. Мальчики давно выросли. И, разумеется, изменились. Но я рассчитывал на другое. На то, что замечал за свою жизнь уже неоднократно — во взрослом лице всегда есть отпечаток того, каким оно было в детстве. Другое дело, когда человек вырастает: если сфотографировать его с разницей лет в десять, то подчас можешь и не догадаться, что на снимках одно и то же лицо. Весьма странный феномен. Но сейчас он работал на меня.
Впрочем, в первую очередь мне была нужна фотография Филиппа Лебедева. Остальных троих в конце концов можно было сфотографировать скрытой камерой, или найти нынешние фотографии, или просто встретиться с ними. Милиция, я уверен, все это сможет сделать гораздо лучше меня — нечего на старости лет разыгрывать из себя Эркюля Пуаро.
