А пока Ласситер просил Джуди Ривкин открыть досье на покойного доктора Игнацио Барези из Монтекастелло, Италия. Пользу могут принести любые сведения о клинике Барези и технике искусственного оплодотворения, базирующейся на донорских ооцитах. Наконец, он велел ей уговорить Риордана вступить в контакт с тринадцатью женщинами из списка, потому что позже с ними нельзя будет встретиться из-за охранных действий полиции.
Записка получилась на две страницы, и, отправив ее Джуди, Ласситер почувствовал, что засыпает. Но наступал уик-энд, и вполне вероятно, что Джуди не увидит своей электронной почты до понедельника. Ласситер взглянул на часы. Почти половина шестого утра – половина двенадцатого ночи в Вашингтоне. Он потянулся к телефону и набрал домашний номер Джуди. После четырех гудков в трубке послышался голос автоответчика. Как только прозвучал сигнал, Ласситер отчетливо произнес:
– Джуди, говорит Джо Ласситер. Немедленно просмотри свою электронную почту. Это очень важно. Через пару дней встретимся.
Раздевшись, он растянулся на постели и, смежив веки, прислушался к своему дыханию.
Но его мозг никак не желал успокаиваться. Ласситер видел перед собой Мэри Сандерс с сыном, держащимся за ее руку. У мальчишки были глаза цвета черного дерева. Темные и бездонные, они смотрели на Джо как два озера. Затем перед ним возникло обугленное личико Брэндона, а в ушах прозвучал голос Томми Труонга: «В маленький мальчик совсем нет крови». Он вспомнил лишенный всякой надежды взгляд Иржи Рейнера и слезы Кары Бейкер.
«Боже мой, – думал Джо, натягивая на голову одеяло, – это же форменная бойня».
Ласситер выбрался из постели в начале двенадцатого и тут же подумал, что ему нужен полноценный отдых, а не эти несколько часов беспокойной дремоты. Но душ быстро привел его в чувство, обдав лицо струями горячей воды, промассировав спину и смыв всю нечисть. Вначале Ласситер не хотел тратить время на бритье, но быстро передумал. Священники – люди своеобразные. Во всяком случае, такими он их представлял. Правда, опыта по части общения со служителями Господними у него не имелось.
Накинув кожаную куртку, Ласситер спустился в вестибюль. Найджел, пожаловавшись на похмелье, махнул рукой в направлении площади, где «без труда можно найти церковь и кафе».
На улице было холодно, около четырех градусов по Цельсию, и воздух казался сырым. От «Акилы» Ласситер свернул налево и двинулся по узкой, мощенной булыжником улице. Здесь не было ни тротуаров, ни автомобилей. Справа и слева тянулись лишь серые стены домов с наглухо закрытыми ставнями окнами и крепко запертыми дверями.
Здешняя обстановка действовала на нервы. Зимой Монтекастелло выглядел не гостеприимным, а угрожающим. За многие века фундаменты зданий немного сместились, и создавалось впечатление, что дома склонились друг к другу, нависая над улицей. Когда Ласситер свернул в первый переулок, а за ним в другой, он сообразил, что этот город – своего рода лабиринт, место, где легко затеряться, но трудно по-настоящему спрятаться.
Он миновал одну безликую лавчонку, затем вторую. Никаких вывесок и рекламы – скорее всего хозяева не видели в этом необходимости. В таком городке наверняка все знали, кто чем торгует. За окнами лавочек шипели прикрепленные пластиковыми лентами флуоресцентные лампы. Внезапно одна дверь со скрипом распахнулась, и на улицу вышел старик с пакетом зелени, упаковками мяса и батоном хлеба в руках. Пробормотав «пока», он засеменил прочь, уперев взгляд в землю.
Еще один поворот, и Ласситер, выбравшись из паутины узеньких улочек, оказался на главной площади Монтекастелло – пьяцца ди Сан-Фортунато. Цель его похода – церковь Сан-Джованни Дезоллато – занимала всю ее северную часть. Это было простое, даже аскетическое здание, возведенное из того же серого камня, что и остальные постройки в городе. Ласситер уже начал подниматься по ступеням храма, но учуял аромат кофе и повернул назад.
Напротив церкви расположилось крошечное кафе, перед входом в которое прямо на мостовой стояло несколько металлических столиков и стульев. По всей вероятности, это был монтекастелльский центр греха. За дверями, занавешенными цветными шнурками с крупными бусинами, посетителей ждали закусочная, газетный киоск, игровая галерея, салун, кофейня и табачный киоск. Причем все это размещалось в одной-единственной комнате. Несмотря на холод, Ласситер занял место за уличным столиком и заказал эспрессо.
Прохладный воздух казался неподвижным. Этому покою могла бы сопутствовать и тишина, если бы из кафе не доносились электронные попискивания – в зале кто-то яростно гонял на игровом автомате Пакмена. Площадь с трех сторон защищали здания, четвертая сторона была частью городской стены – парапета в четыре фута высотой, с которого открывался вид на равнину Умбрии.
За соседним столиком играли в карты двое мужчин пролетарского вида. На них были плотно облегающие, застегнутые на все пуговицы вязаные жакеты, под которыми, очевидно, скрывалось еще несколько слоев одежды, поскольку фигуры игроков напоминали набивные игрушки. Потягивая поочередно кофе и бренди, они то негромко ругались, то шутили по поводу очередного карточного расклада.
Ожидая кофе, Ласситер изучил стенд с газетами, стоящий прямо на улице. Он насчитал по меньшей мере дюжину изданий, но не обнаружил ни одного на английском языке. Экземпляр «Монд» был трехдневной свежести, и Ласситер не хотел его брать. Он попытался решить, стоит ли придумать предлог для интервью со священником и как начать разговор. «Не можете ли вы рассказать мне все, что знаете о докторе Барези?» Представив реакцию падре на этот вопрос, Ласситер с сомнением покачал головой.
Подали кофе, и Джо принялся неспешно его потягивать, наблюдая за сражающимися в карты мужчинами. Колода настолько уже измочалилась, что картон походил на тряпицу. Если бы игроки предоставили эти карты самим себе, то те просто повисли бы, обнажив расклад для всеобщего обозрения. Поэтому каждый поддерживал карты другой рукой со стороны «рубашки». Обожженные солнцем лица и паутина морщин свидетельствовали о том, что мужчины большую часть времени проводят на открытом воздухе. Их зубы и глаза поблескивали на темном фоне, придавая двум обитателям Монтекастелло жизнелюбивый, но несколько сардонический вид.
Ласситер попытался представить такое место в Америке, где подобная парочка могла бы в январе средь бела дня сидеть на улице, попивая кофе и играя в карты. На ум приходил только пропахший пивом бар в рабочем квартале, но и это было совсем не то.
В центре площади находился простой фонтан – квадратная каменная купель, на пару футов приподнятая над землей. На одной стороне квадрата была возведена стена с барельефом в виде головы льва. Пасть у царя зверей треснула, и вместо ровной струи вода изливалась в бассейн клокочущим потоком. Фонтан не только украшал площадь, но и выполнял определенные функции. Ласситер видел, как пожилая женщина, наполнив водой два пластмассовых сосуда, распрямила спину и зашагала прочь.
Он заказал еще чашку кофе и подошел к парапету. За ним оказался почти вертикальный обрыв, обнажающий выходы скальных пород. Вся земля с них была давно смыта, но несколько худосочных пиний ухитрились вырасти на каменистом ложе.
В отдалении, на уровне ближайшей пинии, виднелся Тоди. Создавалось впечатление, что город витает в небе. Древние стены прошивали склон диагональными стежками, как бы удерживая старую часть поселения на горе. За стенами ниже по склону были рассыпаны дома нового города, а еще ниже сбегали к реке поля, разбитые на мелкие владения и напоминающие с высоты птичьего полета невероятную клетчатую ткань.
Ландшафт радовал глаз и вызывал подобие ностальгии. С тех пор, когда земли в США обрабатывались подобным образом, если такое вообще когда-нибудь было, прошло много лет, и теперь клетчатый ландшафт в Америке можно усмотреть лишь с высоты двадцати тысяч футов. Ласситер обвинил в своей ностальгии Сезанна.
Немного ближе, на этой стороне реки, стоял геометрически правильный рукотворный лес, мимо которого он проезжал, рядом виднелась развилка дороги. Одно ответвление вело к клинике Барези, точнее, к тому, что от нее осталось, и другое – в Монтекастелло. Ласситер окинул взглядом вторую дорогу. Она исчезала на крутом склоне холма и появлялась вновь в нескольких сотнях футов прямо у него под ногами – в крошечном парке с автомобильной стоянкой. Джо даже узнал свою машину по серебристой окраске.
Когда он вернулся в кафе, его уже поджидал второй эспрессо. Опустошив чашку одним глотком и сунув под блюдце деньги, Джо направился через площадь к церкви.
Ласситер поднялся по ступеням и через тяжелую деревянную дверь вошел в фойе – своего рода прихожую. Деревянная стена с проходами справа и слева отделяла мир молитвы от мира греха. В этом промежуточном пространстве, или, скорее, чистилище, стоял стол с аккуратными стопками листовок и брошюр, а также металлический ящик для пожертвований. Сунув в ящик несколько купюр, Ласситер проследовал в церковный зал.
