Огромным усилием воли я взял себя в руки. Акулы здесь не водятся, я не потерялся, и кислород у меня не заканчивается. Я сделал несколько глубоких вдохов.
Я вспомнил, что несколько минут надо подождать и затем можно продолжать путь, – чтобы избежать азотной болезни. Я позволил себе опуститься на двадцать футов, стараясь думать только о хорошем. Когда наконец время истекло, я наполнил жилет воздухом и начал подниматься на поверхность. Вынырнув в приятную теплоту солнца, я стянул маску и вынул загубник, несколько раз пошевелив сведенной челюстью. Никогда за всю свою жизнь я не испытывал такого облегчения.
«Ласточка» находилась метрах в двадцати от меня, и я поплыл к ней. Димитри выбирал линь, а когда я доплыл до кормы, помог забраться в лодку. Я снимал на палубе снаряжение и рассказывал ему, что ничего не нашел, надеясь, не услышать от него, что был близок к тому, чтобы потерять все.
Димитри проверил, сколько воздуха осталось в баллоне. И хотя он ничего не сказал, я знал, что израсходовал слишком много кислорода, и решил в следующий раз быть осмотрительнее.
– Как у тебя тут? – спросил я.
– Прошло несколько яхт, но далеко.
Мы поменялись ролями. На этот раз Димитри надел гидрокостюм и прикрепил баллон. Я передал ему утяжеляющий ремень и линь.
– Те же сигналы, согласен?
Он кивнул и передал мне бинокль, затем быстро, отработанными движениями проверил снаряжение, взглянул на часы, спустился в воду и сразу исчез.
В тот день мы оба сделали еще по два спуска, каждый раз уходя все дальше в залив и старательно исследуя дно. К концу дня мы собирались сходить в Киони и обменять пустые баллоны. Я позвонил Каунидису и сообщил, что мы заночуем на борту.
На моторе мы вернулись обратно в залив Пигания и встали на якорь. Ужиная сосисками с макаронами и запивая их пивом, мы договорились о вахтах по четыре часа и бросили монетку. Первая вахта досталась мне. Димитри ушел вниз спать, а я остался наверху, попивая кофе, чтобы отогнать сон. Держа ружье и фонарь всегда под рукой, я каждые пятнадцать минут прохаживался по палубе, прислушиваясь, не подойдет ли к нам тихо небольшая лодка.
Я знал, что рано или поздно это должно произойти.
Два дня мы методично осматривали залив, постепенно продвигаясь все дальше и дальше, пока почти не вышли за мыс. Димитри и я старались поддерживать необъявленное перемирие, хотя я все время спрашивал себя, как долго оно может продлиться. Мы избегали любого упоминания об Алекс. На деле мы вообще избегали разговаривать, занимая себя подготовкой к частым погружениям, а между ними каждый день возвращались в Киони, чтобы обменять пустые баллоны. По ночам мы по очереди стояли на вахте. Таким образом, вместе мы бывали, только когда ели, однако мы старались сократить это время до минимума.
В третью ночь я заснул на вахте – до смены оставался всего час, вокруг все было тихо и спокойно. Небольшие волны убаюкивающе покачивали лодку, мои веки затрепетали и сомкнулись. Уже погружаясь в сон, я пробормотал себе, что это всего на несколько секунд. За это время кто-то пробрался на борт «Ласточки».
Мне снился сон. В нем отец прошел по пристани к лодке. Стояло раннее утро – темнота только-только начала сереть. Я увидел, как из тени тихо возникла фигура и двинулась к нему. Я знал, что должно произойти, и хотел закричать, чтобы предупредить его, но не мог ни пошевелиться, ни закричать. С нараставшей беспомощностью мне оставалось лишь наблюдать, как фигура подбирается все ближе. Отец не замечал опасности. Фигура подняла руку, в кулаке было зажато что-то тяжелое, а затем незнакомец быстрым движением нанес удар. В последний миг отец, словно что-то почувствовав, начал оборачиваться, но не успел. Наши взгляды встретились, и я прочел в его глазах сперва удивление, затем немой вопрос: «Почему ты не предупредил меня?» До меня донесся звук удара по голове, отец согнулся и упал. Раздался плеск воды, и он исчез.
Кто-то дотронулся до моей руки; я в панике открыл глаза, образы моего сна рассыпались. Я вздрогнул, увидев ствол ружья. Это был Димитри.
– Твоя вахта, – сказал он.
Плохо понимая, что происходит, я сел. В каюте было жарко и влажно, и я весь покрылся потом.
– Тебе что-то приснилось.
Я проснулся окончательно, начиная понимать, что на самом-то деле не заснул на вахте. В два часа ночи меня разбудил Димитри и тут же сам свалился на койку.
– Сколько сейчас времени?
– Шесть. Отдохну пару часов.
– Давай. Все в порядке?
– Тишина, – кивнул он.
Я поднялся на палубу, от жары и прерванного сна в голове чувствовалась тяжесть. Небо светлело – это поднималось солнце. В гладкой как стекло воде отражались зеленые горы. Выпив кружку горячего кофе, я разделся и нырнул за борт. Вода оказалась неожиданно прохладной, и у меня на несколько секунд перехватило дыхание, но в голове мгновенно прояснилось. Я быстро отплыл от лодки метров на пятьдесят, затем повернул назад, глубоко опуская руки в воду и выдыхая воздух при каждом третьим гребке. Я старался, чтобы ноги работали сильно и быстро. Поднявшись в лодку, я тяжело дышал, вода стекала с меня прямо на палубу.
К тому времени, когда я разбудил Димитри, жара усилилась. Мы выпили по чашке кофе и немного поели, готовясь к повторению процедуры, которую совершали все последние дни. К полудню мы уже выбирались за пределы залива. Я сверился с картой и выяснил, что через день мы дойдем до откоса, где нырять будет слишком глубоко. До сих пор мы ничего не нашли и нас никто не беспокоил. Иногда вдалеке мимо проходили лодки.
Яхта возникла, когда Димитри делал свой последний заплыв в этот день, хотя даже с помощью бинокля мне не удалось прочитать ее название. На парусе не было эмблемы чартерной компании, значит, яхта являлась чьей-то частной собственностью. Я сравнил ее с той, что видел в заливе Полис в тот день, когда исчезла Алекс, но, хотя яхты казались приблизительно одного размера, я не решился бы утверждать, что это та самая. Белая, изящная, она мало чем отличалась от остальных яхт, совершавших круизы на острова. Яхта медленно шла под парусом в западном направлении. Неожиданно она повернула против ветра, парус затрепетал, и его спустили. Линь, который я держал свободной рукой, перестал двигаться и отвлек мое внимание от яхты. Я положил бинокль. Димитри был под водой уже двадцать минут. Линь снова зашевелился. Я опять взял бинокль и посмотрел на яхту, но ничего там не увидел.
Когда Димитри поднялся на поверхность, я помог ему забраться на борт и свернул линь. Сняв майку, я уже начал натягивать гидрокостюм, когда показал ему на яхту:
– Пришла минут двадцать назад.
– Заметил кого-нибудь на борту?
– Слишком далеко.
– Все равно хочешь нырять?
На мгновение я задумался. Если за нами наблюдают, нужно делать вид, будто ничего не произошло.
– Если ситуация изменится, ты вытащишь меня, – сказал я.
Когда я был готов, я спрыгнул в воду и, опустившись на пару метров, задержался, оглядываясь назад. Димитри стоял у борта, солнечные блики на воде искажали его очертания. Он поднял руку, я повернулся и начал спускаться на глубину.
Вода была прохладной. Скалы, прорезанные глубокими расщелинами и впадинами, образовывали башни и плато. Иногда я огибал подводные скалы, которые были в десяти метрах от поверхности, а затем опускался в полутьму на пятнадцать-двадцать метров, внимательно проверяя, чтобы линь ни за что не зацепился. Время шло. Одинокая рыба промелькнула в погоне за более мелкой добычей. Подо мной, как привидение, проплыл скат, во все стороны дружно разбегались стайки мелких рыбешек. Размеренно-неторопливое дыхание расслабляло меня. Я уже привык нырять, и мне даже начинали нравиться странная тишина и невесомость. Я остановился, проверяя линь и загубник.
Солнечный свет рассеивался в глубине, встававшие на его пути скалы отбрасывали тени на дно. Я спустился глубже, чем обычно, – надо мной колыхалось море в двадцать метров толщиной. Когда буду подниматься на поверхность, придется задерживаться на более долгое время. Я начал медленно подниматься, глядя на колыхавшиеся водоросли. У скал были причудливые очертания. Мимо по широкой дуге проскользил еще один скат. Немного впереди передо мной чернела бездна – начало больших глубин. Я даже не давал себе отчет, что забрался так далеко. Здесь было холодно и пусто. На ее краю находилась скала необычно правильной формы, что-то смутно напоминавшая мне.
Я вспомнил о глубине и посмотрел вверх. Пора было возвращаться. Я взглянул в сторону скалы и не нашел ее. Она затерялась подо мной среди бесформенных камней, но вскоре я снова отыскал ее. Что мне напоминала эта скала? Прямоугольная конструкция, темная длинная… Сердце бешено застучало.
Постепенно проявились контуры, и предмет принял знакомый вид. Это был военный корабль, поврежденный и изломанный, с очертаниями, скрытыми скалами, среди которых он нашел покой. Его надстройкой завладело море – ракушки и водоросли медленно превращали его в риф. Рассматривая нос корабля, я увидел темную дыру в середине корпуса. Если я отводил взгляд хотя бы на секунду, корабль исчезал из виду – и вновь начинал постепенно проявляться в сумраке, когда я пристально всматривался в донные нагромождения.
