квест, испытания, Виктор, муравьиный псих, грохот, пчелы, расцветающая на глазах липа.
И последние мгновения, перед тем как она открыла глаза в палате больницы.
Липа словно вновь окунулась в полумрак комнаты гадалки. Хрустальный шар всё так же отбрасывал на стены блики, но теперь он сиял ровным теплым светом. Успокаивал и дарил уверенность, а не заставлял нервничать. А еще в этот раз Липа не стояла напротив, а смотрела откуда-то с потолка – на саму гадалку и сидящего у стола Рона. Того самого парня в клетчатой рубахе, что привез их троих в «Колесо Фортуны». Только теперь вместо легкомысленной доброжелательности на его лице отражалась непомерная усталость.
Теперь Липа вспомнила.
– Не думал, что из них справится только Олимпиада, – цокнул Рон, крутя в руках одну из метафорических карт. – Я вообще-то на Чеснокова рассчитывал. Хороший парень!
– Да, душа у него легкая, чуть поверхностная, но все-таки доброжелательная. Я тоже возлагала на него надежды. Впрочем, я не сильно удивлена тому, как все вышло. Не зря же именно девушка выбрала себе украшение. – Гадалка кивнула головой в сторону светящейся витрины. – Да еще какое!
– Согласен, очень в тему, – Рон кивнул со знанием дела. – Пчела – весьма красивый символ воскрешения. – Он потер лоб. – А что касается остальных из этой троицы… Ну, значит, не судьба.
Рон вздохнул, отошел к витрине с украшениями и задумался. Его плечи поникли, сгорбились, и он сразу словно постарел на десяток лет.
– Может, оно и к лучшему. Устал я, Тихе. А этот Антон, кажется, вполне подошел бы… Как считаешь?
Женщина бросила него сочувственный взгляд.
– Я понимаю. – Пауза. – Если чувствуешь, что тебе нужен покой, то иди. Ты хорошо поработал, и я благодарна! – Затем ее улыбка стала снисходительной. – А что же до судьбы… Лишь глупцы оправдывают свои неудачи судьбой, мой дорогой Харон. Лишь глупцы. Но кому, как не нам, знать, что на самом деле судьба неизбежнее, чем случайность. Ведь судьба заключена в характере.
– Липуш, может спустимся вниз, посидим в сквере? – предложила мама, присаживаясь на край дивана. – Дождик прошел, на улице так приятно и свежо́.
– Не хочу.
– Нельзя же все время сидеть в четырех стенах!
– Я и не сижу, – Липа щелкнула пультом, осознав, что давно не вникает в происходящее на экране, и перевела взгляд на маму: грусть в глазах, неопрятный пучок на голове и очередные полезные для здоровья предложения. – Позавчера выходила, мам. На осмотр в поликлинику, помнишь? Надышалась, нагулялась. Не хочу больше.
Мама тяжело вздохнула:
– Нужно жить дальше…
Этот разговор повторялся снова и снова. Жить, гулять, переключиться… То солнце, то птички, сегодня вот дождик.
«Не хочу, ясно?! Ничего не хочу! Просто оставьте меня в покое!»
Липа отвернулась к стене и стала выводить пальцем узоры на обивке дивана.
«Ничего не хочу».
– Аня с утра перед работой заходила. – Лекция о прекрасном окружающем мире подошла к концу. – Я не стала тебя будить. Но вот… – По журнальному столику что-то проскрежетало. – Она ноутбук тебе оставила. Твой-то в машине…
Мама осеклась, а Липу передернуло, перед глазами тут же встал покореженный автомобиль.
– Вдруг ты захочешь вернуться к работе? Больничный больничным, но ты ведь можешь и удаленно проекты чертить. Хоть голову займешь. Руслан Давлатович прислал эскиз…
– Руслан? – Она приподнялась на локте. – Ты еще и его подговорила?!
– Липуш, ну нельзя же так…
– Не начинай снова! Пожалуйста, мам! Просто оставьте меня в покое!
– Тебе надо заняться делом. Отвлечься. Станет легче, вот увидишь. Работа…
«Да черт!»
Липа резко села, охнув от болезненного ощущения в бедре, дергаными движениями схватила ноутбук и ткнула в кнопку питания:
– Всё? Довольна?
Мама снова вздохнула и вымученно улыбнулась:
– Заварю тебе чаю.
Она скрылась на кухне, следом оттуда донеслось журчание воды. Ноутбук издал негромкий сигнал, загрузил систему, предлагая выбрать одну из двух иконок: «Администратор» или «Игорь».
– Игорь? В смысле? Анька мне его ноут притащила, что ли?
Возможно, в той, далекой предыдущей жизни Липа бы с превеликим удовольствием удалила все данные, отформатировала диск или выкинула другую пакость в отношении парня, в которого была когда-то безответно влюблена, а тот предпочел другую. Но не теперь. После возвращения из больницы внутри зияла такая дыра, что даже былые обиды провалились так глубоко – не дотянуться.
На электронной почте обнаружилась тридцать одно непрочитанное письмо. Большинство из них по работе, но все непременно начинались со слов соболезнования и вопросов про здоровье.
– А есть хоть кто-то, кто еще не в курсе? – покачала головой Липа и закрыла лицо руками, вновь окунаясь в тот трагический день. Явь или бред? Реальность или галлюцинации? Все смешалось в хаотичном переплетении образов и обрывков фраз. Возможно, она и списала бы весь творящийся в голове сумбур на сотрясение мозга, но та сцена на похоронах так и стояла перед глазами. Олеся! Она существовала на самом деле.
Очнулась Липа, только когда на плите пронзительно засвистел чайник. Она закрыла почту, так никому и не ответив, и ткнула в нужную строчку новостной ленты. Сама не понимая, зачем снова, раз за разом, ковыряла незажившую рану. Сухие факты складывались в статью, в бездушные предложения информационной сводки. Сколько погибло, сколько ранено, какие увечья… Десятки тысяч просмотров. Сотни комментариев. Читатели из других городов жадно пробегут глазами подробности и формально охнут пару раз. Кто-то, может, действительно ощутит грусть. Но не Липа. Боль рвала ее душу на клочки.
Статья прервалась фотографией с места аварии, от вида которой к горлу подступил спазм, и защипало в уголках глаз. А на снимках ниже весело улыбались люди, в момент съемки они еще не подозревали, какая судьба им уготована.
Липа всмотрелась в морщинистое лицо пожилой женщины, мысленно надела на ее седые волосы черную панаму с зелеными конопляными листьями и дала в руки серого кота.
– Мусьен умеет успокаивать, – прошелестело в голове, прежде чем воскресший в памяти образ старушки ринулся в поле искать свою авоську, туда, где стояли и остальные. Стояли и смотрели, словно время остановилось.
Очнувшись в больнице, Липа списала жуткое видение на стресс, но теперь… Теперь знакомые незнакомцы улыбались ей с фотографий, перевязанных с угла черной лентой. Она никому не говорила, не рассказывала того, что помнит. Сочувственные взгляды сестры и матери и так уже стояли поперек горла. Только один раз Липа ошиблась. В первый миг после пробуждения, когда в голове плавал туман и она стала спрашивать про привидевшегося ей Виктора. А не про реального мужчину, своего жениха,
