— Пытался разобраться в своих приоритетах, — кивнул я.
— Хорошо, что не успел, — заметил он.
Мы уже заказали по второму кругу, когда лежащий на стойке мобильный моего друга завибрировал. В шумном баре при работающем телевизоре, по которому показывали старый футбольный матч, его практически не было слышно.
Майло смотрел, как он подскакивает на манер мексиканского боба, прожевал оливку, проглотил и нажал на «Прием»:
— Стержне… в самом деле поздно, док… Вот как? Надо же… Спасибо, что сообщили. Что-нибудь еще? Верно… Я спрошу у него. Еще раз спасибо.
Он опорожнил свой стакан и стал ждать добавки.
— Что это за док звонил? — спросил я.
— Стейнберг, патологоанатом. Вскрытие Дейла по приказу шефа провели незамедлительно.
— Все эти дырки от пуль, зачем еще вскрытие?
— Стрельба с участием полицейских должна рассматриваться с предельной осторожностью, — заявил он, как будто речь шла о ком-то другом.
Принесли его выпивку. Майло отхлебнул глоток, что-то напел, но я не смог разобрать, что именно.
— Так в чем дело? — не выдержал я.
Он поставил бокал на стойку, покрутил его за ножку.
— Оказалось, что у мистера Дейла-Ника-Урода не было яиц. Буквально. Удалены хирургическим путем, все предельно аккуратно, прекрасно зажило.
— Клиника в Швейцарии?
— Я слышат, за деньги там можно сделать все.
— Он заплатил, чтобы его кастрировали, — сказал я, — и принимал тестостерон, чтобы оставаться с виду мужчиной.
— Вне сомнений, у тебя есть объяснение, основанное на твоей подготовке и опыте?
На экране над нашими головами кто-то вышел с мячом к воротам. Старый матч, но некоторые из выпивох оживились.
— Теоретически здесь можно говорить о стремлении к полному контролю, — сказал я. — Регулировать дозы, получать удовольствие от колебаний.
— Но?
Я позвал жестом бармена, показал на бокал Майло и добавил:
— Мне тоже.
Через два дня после спасения Фелиции и Эмилио Торрес Майло вызвали на ковер к шефу. Он уже настроился на поощрительное похлопывание по спине.
В то утро мы с ним оба побывали у патологоанатома, и я остался с ним на время короткой поездки в Паркер-центр.
Судебного патологоанатома попросили сделать психологическое вскрытие, и он хотел услышать мое мнение по поводу мотивации таких поступков Брайта, как уродование самого себя, манипуляции с гормонами и одержимость «уродливым альтруизмом».
Я быстро произнес несколько фраз на профессиональном жаргоне, которые всех удовлетворили.
Когда Майло ставил машину на парковку около управления, он сказал:
— Почему бы тебе тоже не подняться? Их величество, возможно, будет рад тебя лицезреть.
— Возможно?
— У него бывают разные настроения.
— Спасибо, я лучше подышу свежим воздухом.
Майло вошел в здание, а я направился на прогулку. Смотреть было не на что, но осенний воздух Лос-Анджелеса был свеж, а бездомные, мимо которых я проходил, казались умиротворенными.
Через полчаса я вернулся к зданию управления, вдоль которого уже вышагивал Майло.
— Давно ждешь, приятель?
— Двадцать минут.
— Однако короткая была встреча.
— Другие трупы, на которые ссылался Козман Джонсон, оказались враньем, так что единственное, что удерживает Техас от казни этого гада, — это Антуан. — Он вытянул указательный палец и нахмурил брови: — «Сделайте что-нибудь, лейтенант».
— И ни слова о Брайте?
— Этот мастер переодеваний получил по заслугам.
Мы снова на Голливудских холмах. Уже темно, и мы следим за домом Уилсона Гуда.
Позади пустая ночь, за ней — такой же пустой день. Трудно найти тень на широкой, залитой солнцем улице, но Майло на многое и не рассчитывал.
На следующую ночь я снова предложил присоединиться к нему.
— Слишком много свободного времени? — спросил он.
— Что-то вроде этого.
Секретарь заказчика Робин позвонила утром и сообщила, что босс намеревается посетить ее и посмотреть, как идут дела, в течение ближайших трех дней. Робин работала без перерыва, стараясь собрать мандолину.
— Я тебя не раздражаю? — спросила она.
— Могу я подержать твои инструменты?
— Когда ты в определенном настроении, каждая твоя фраза звучит двусмысленно.
— И проблема в том…
— Никаких проблем.
Я поставил «севилле» на южном конце улицы Уилсона Гуда. Достаточно близко, чтобы отчетливо видеть дом и проволочную ограду под током, которая шла вдоль фасада. Пара слабых лампочек образовывала небольшие лужи света, остальная территория участка скрывалась в темноте.
— Где же «Ред бум»? — спросил я.
— Весь день пил кофе, — отозвался Майло, и мы приготовились к длительному ожиданию, но оказалось, зря: через пару минут мы оба заметили движение за проволокой.
Мужчина попал в ловушку. Он забился в угол и не только проигнорировал команду Майло выйти, но и, наоборот, согнулся в три погибели, стараясь занимать как можно меньше места.
Майло стоял так, чтобы его не было видно, и держал в руке пистолет. Ей-ей, на этой неделе он использовал свою пушку чаще, чем за несколько предыдущих месяцев!
— Выходи, приятель. Дай на тебя посмотреть.
Ничего, кроме шума ближайшего шоссе.
— Положи руки на голову и двигайся задом на звук моего голоса. Пошел!
Отдаленный, утробный звук клаксона грузовика.
Майло повторил приказ громче.
Тишина.
— Ты любишь пожарные шланги?
Звуки сирен на большом расстоянии.
Майло вызвал из голливудского участка три патрульные машины и велел прислать слесаря. Прибыли пять копов под руководством сержанта, который оценил ситуацию и заявил:
— Не вижу, что мы тут можем сделать.
Через десять минут появился слесарь и, прищурившись, осмотрел калитку с расстояния в десяток футов.
— Он вооружен?
— Не знаю.
— Чего вы от меня хотите? Калитка все равно открывается с помощью электричества. Я ничего не могу сделать.
— Есть предложения?
— Примените тактическое ядерное оружие.
— Спасибо за совет.
— Рад стараться. Я могу ехать?
Еще пять минут, и вновь никаких действий. Майло крикнул:
— Ты не желаешь перелезть через ограду?
Никакого ответа.
— Парень, так или иначе, но ты попался!
— Может быть, он глухой? — предположил сержант. — Нам в прошлом году попался один такой; когда его подстрелили, было много неприятностей.
Майло продолжил свой монолог, то уговаривая, то угрожая.
Когда он произнес: «Ладно, пускайте слезоточивый газ», — из-за калитки послышался голос:
— Я выйду.
В центр лужайки выступила фигура. Худой, изможденный чернокожий мужчина. Взлохмаченные волосы, нечесаная борода, потрепанная одежда. Луна наполовину освещала его лицо.
— Руки на голову!
Тощие руки поспешно взлетели к затылку.
— Повернись и иди ко мне. Подойди вплотную к калитке.
Человек сказал:
— Да ладно, я знаю порядки.
Когда Майло наручниками прикрепил его к проволочной ограде, неизвестный заметил:
— А я думал, вы хотите, чтобы я отсюда вылез. Раз я попал сюда, то могу и обратно.
Майло повернулся к сержанту:
— Там где-то должен быть ручной контроль. Есть люди в хорошей форме?
— Кто-нибудь ощущает себя Тарзаном? — спросил сержант.
Отозвалась низенькая плотная женщина:
— Я когда-то занималась гимнастикой.
— Тогда попытайся, Кили.
После пары неудачных попыток Кили укрепилась на заборе и через несколько секунд уже перелезла через него.
— Вот она, эта кнопка!
Майло повернулся к человеку в наручниках:
— Слушай меня внимательно. Калитка сейчас распахнется, не паникуй и двигайся вместе с ней.
— Я никогда не паникую, — ответил мужчина.
— Хладнокровный ты наш!
— Не без того…
Человека отцепили от калитки и снова надели на него наручники. Он молча смотрел в пространство.
Майло отпустил остальных полицейских и сел рядом с ним на обочину.
— Наконец-то мы с тобой встретились, Брэдли.
Брэдли Майсонетте повесил голову.
— Пришел навестить своего старого друга Уилла? Любопытный способ наносить визиты.
— Вы меня знаете? — удивился Майсонетте. — А я вас никогда не видел.
— Мы вас искали, сэр.
Майсонетте даже вздрогнул от такого уважительного обращения, потом улыбнулся:
— Вам пришлось повозиться.
— С чем тебя и поздравляю. Поговорим?
— Как вы это делали? — спросил Майсонетте. — В смысле искали меня. Что вы для этого делали? Я же был на виду, прекрасно жил на Четвертой улице.
— Палаточный городок?
Брэдли улыбнулся, показав гнилые зубы:
