Под колесами хрустел щебень, подкрепляя мнение Кармайна: наблюдатели, дежурившие на перекрестке Диэр-лейн и шоссе 133 в ночь похищения Фейт Хури, не могли не услышать этот хруст и не увидеть белый пар из выхлопной трубы. Единственными машинами, припаркованными в ту ночь на Диэр-лейн, были полицейские — без опознавательных знаков. И если бы Чаку Понсонби удалось подняться по склону за домом без фонарика, что бы он стал делать дальше? Машину он мог оставить только на шоссе 133, а если у него был напарник, то и тот не смог бы подъехать ближе. Пешие прогулки при минусовых температурах? В холодильнике и то теплее. Так как же он ухитрился всех обмануть?
У Кармайна был принцип: если уж пришлось выйти на прогулку в ясный день, гуляй поближе к подозреваемому, а если гуляешь в лесу — прихвати с собой бинокль, любоваться птичками. С биноклем на шее Кармайн поднялся по лесистому склону к хребту, откуда открывался вид на дом номер шесть. Ноги по щиколотку утопали в мокрых листьях, растаял снег повсюду, кроме затененных мест под редкими валунами и в расщелинах, куда не проникало тепло солнца. Кармайн спугнул нескольких оленей, но те бежали не торопясь: животные знали, что находятся на защищенной территории заповедника. «Славный уголок, — думал Кармайн, — и здесь особенно тихо в это время года». Летом надсадные завывания газонокосилок, голоса и смех любителей готовить еду на свежем воздухе все испортят. Из рапортов полиции он знал, что в заповеднике никто не рискует нарушить границы стоянок, даже тайные любовники; на двадцати акрах заповедника не было ни пивных банок, ни бутылок, ни пластмассового мусора.
С гребня разглядеть дом Понсонби оказалось на удивление легко. С этой стороны склона деревьев было все наперечет: рощица трехствольных желтых берез, прекрасный старый вяз, десять кленов, расположившихся группой — видимо, особенно живописной осенью, и буйная поросль кизила. Вероятно, лес здесь проредили очень давно — нигде не осталось ни пня.
Поднеся бинокль к глазам, Кармайн увидел дом так отчетливо, словно мог достать до него рукой. Чак, вооруженный стамеской и паяльной лампой, стоял на стремянке, счищая со стен дома старую краску. Клэр уютно устроилась в деревянном садовом кресле на задней веранде, Бидди лежала у ее ног. Ветер почти стих, поэтому пес не почуял чужака. Вдруг Чак позвал сестру. Клэр поднялась и обошла вокруг дома, двигаясь так безошибочно, что Кармайн только ахнул. Но ведь он знал, что Клэр слепа.
Откуда в нем взялась эта уверенность? В расследовании Кармайн не оставлял камня на камне, а слепоту Клэр счел камнем на своем пути. Он обратился за помощью к надзирательнице женской тюрьмы, Кэрри Толлбойс, которая в одиночку растила одаренного сына, поэтому охотно бралась за любые подработки. Кэрри обладала курьезным талантом — так правдоподобно играла всевозможные роли, что у людей в ее присутствии невольно развязывался язык. И Кармайн решил подослать ее к офтальмологу Клэр — знаменитому Картеру Холту. Согласно легенде, Кэрри решила пожертвовать небольшую сумму в фонд пигментозного ретинита, которым страдала ее близкая подруга Клэр Понсонби, пока не ослепла. О, врач прекрасно помнил тот день, когда у Клэр обнаружилось двустороннее отслоение сетчатки — большая редкость, на обоих глазах сразу! Его первый сложный случай. И надо же было болезни оказаться неизлечимой. «Но разве, — возразила Кэрри, — сейчас эту болезнь не лечат?» Доктор Холт тяжело вздохнул. Слепота Клэр Понсонби необратима. Он многократно осматривал ее и сам видел ухудшение. Прискорбно!
Кармайн видел, как слепая Клэр что-то с жаром сказала Чаку. Тот спустился со стремянки, взял сестру под руку и повел ее на заднюю веранду. Пес последовал за ними. В доме негромко зазвучала симфония Брамса. Вот оно что: семейство Понсонби пресытилось свежим воздухом. Впрочем… Так и есть: Чак снова вышел, собрал инструменты и унес их вместе со стремянкой в гараж, а потом вернулся в дом. Значит, ему важно, чтобы вещи лежали на своих местах. Педант. Но вот есть ли одержимость?..
Опустив бинокль, Кармайн направился обратно к Диэр-лейн. Идти вниз по скользким прелым листьям оказалось труднее, даже олени не успели протоптать тропы — обычно они появлялись к лету. Задумавшись о противоречиях Чарлза Понсонби, Кармайн заторопился: ему не терпелось вернуться к себе и не спеша обмозговать очередную загадку. А заодно и перекусить в «Мальволио».
Внезапно нога подвернулась, его бросило вперед, он вытянул обе руки, чтобы смягчить падение. Взметнув неряшливые клочья прошлогодних листьев, он упал на живот. Земля под ладонями издала глухой, полый звук. По инерции его потащило вперед, он зашарил руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Руки ушли глубоко в перегной и оставили в нем две борозды. Наконец скольжение замедлилось, Кармайн перекатился на спину и приподнялся; руки жгло, но, к счастью, ссадины были небольшие. Кармайн сел. Странно.
Почему звук был полым? Любопытный от природы, Кармайн принялся раскапывать одну из борозд, оставленных его ладонью, и на глубине пятнадцати сантиметров наткнулся на доску. Лихорадочно отбрасывая листья вместе с землей, он вскоре увидел поверхность старой двери.
Словно прошитый током, Кармайн забросал дверь листьями, разровнял их и уплотнил, вытирая пот со лба и тяжело отдуваясь. Только убедившись, что все следы его падения исчезли, он отполз задним ходом, поднялся и осмотрел странное место. Нет, так не пойдет. Внимательный наблюдатель наверняка заметит, что здесь кто-то разгребал листву. Стащив куртку, Кармайн отошел подальше и набрал в нее листьев. Вытряхнув их на дверь, разровнял, потом курткой, как широкой метлой, замел следы. Вот теперь он не сомневался, что никто ничего не заподозрит. Потом на четвереньках, засыпая листьями свой путь, он дошел почти до стоянки, прежде чем решился выпрямиться. Если повезет, его следы затопчут олени, которые постоянно бродят по округе в поисках корма.
Забравшись в «форд», он понадеялся, что поразительный слух Клэр не настолько хорош, чтобы уловить рычание мотора на Диэр-лейн. На первой передаче, почти не нажимая на педаль, он свернул за угол. Ему не терпелось поделиться новостью с Сильвестри, Марчиано и Патриком, но он решил, что не стоит отрывать их от воскресных дел. Лучше свернуть на северо-восток и вернуться туда, откуда он прибыл. Он подождет.
«Значит, прогулка при минусовой температуре была совсем короткой, малыш Чаки! И светом фонарика ты себя не выдал, потому что пробирался по подземному ходу, выводящему на территорию заповедника. Кто-то — может, ты сам, а может, кто-то задолго до тебя — прорыл ход в толще хребта и сократил расстояние. В Коннектикуте, в сотнях километрах от линии Мейсона-Диксона, туннель вряд ли предназначался для беглых рабов. Держу пари, ты сам прорыл его, малыш Чаки. В ту ночь, когда ты умыкнул Фейт Хури, тебе удалось выбраться отсюда незамеченным, а когда ты вернулся с добычей, мы уже покинули округу. И в этом одна из наших ошибок. Надо было продолжать наблюдение. Но твое возвращение все равно осталось бы незамеченным — ведь мы следили за Понсонби-лейн и за твоим домом, а про потайной ход ни сном ни духом не знали. Так что в тот раз тебе повезло, малыш Чаки. Но на этот раз удача на нашей стороне. Мы знаем, что есть ход».
Кармайн был голоден как волк, к тому же ему требовалось время, чтобы обдумать увиденное, поэтому перед общим сбором он завернул в «Мальволио».
— Только теперь до меня дошел смысл старого выражения, — сказал он, дождавшись последнего из собравшихся, Патрика.
— Какого?
— «Чреватый последствиями» — попросту говоря, беременный ими.
— Перед тобой сразу три опытных акушерки, давай рожай.
И Кармайн изложил слушателям все, что узнал после встречи с Элизой Смит.
— Это ее рассказ так подействовал на меня. Он стал катализатором. А кульминацией явилось падение со склона — это к вопросу о везении! В этом деле мне везло на каждом шагу, — добавил он, глядя на потрясенных слушателей.
— Нет, это не везение, — возразил Патрик, у которого заблестели глаза от волнения. — Это ослиное упрямство и непреклонная решимость, Кармайн. Кому еще хватило бы терпения расследовать дело об убийстве Леонарда Понсонби? Кто додумался бы покопаться в коробке с вещдоками тридцатишестилетней давности? Ты взялся за нераскрытое убийство, потому что являешься одним из очень немногих людей, которых настораживают два удара молнии в одно и то же место.
— Все это прекрасно и замечательно, Патси, но судью Туэйтса вряд ли убедит. Единственную настоящую улику я нашел по чистой случайности — оступился на скользком склоне.
— Нет, Кармайн. Упал ты, может, и случайно, а вот находка была закономерной. Любой другой на твоем месте встал бы, отряхнулся, — Патрик снял мокрый лист с перепачканной куртки Кармайна, — и похромал прочь. Ты нашел дверь потому, что среагировал на неожиданный звук, а не потому, что заметил ее, когда упал. Это не просто совпадение. Ты бы не оказался на склоне, если бы не нашел знакомое нам лицо на снимке 1928 года. Так что прорывом в расследовании мы обязаны тебе!
