Она вырвалась из моих рук, упала на кровать. Затряслась от рыданий.
Я наклонился над ней, положил руку на плечо. Со злостью она скинула мою руку.
— Иди ты к черту!
Я поднялся, постоял в нерешительности, затем направился к двери.
— Стив! — вскрикнула Мириам.
Я повернулся, а в следующее мгновение она уже распростерлась на полу, обхватив мои ноги. Слезы ручьем катились из глаз.
— Забери меня. Стив. Пожалуйста. Я буду хорошей.
Сделаю все, о чем ты попросить. Только забери меня!
Я поднял ее, прижал к груди.
— Осталось недолго, Дорогуша.
Ее рука нырнула во внутренний карман моего пиджака, прежде чем я понял, что она делает, она уже выхватила ручку и занесла ее над головой, как кинжал.
— Если ты не возьмешь меня с собой, я выколю тебе глаза!
Я посмотрел на нее. Дикий взгляд, указывающий на то, что она способна выполнить угрозу.
— Хорошо, — я старался говорить как можно спокойнее. — Но как мне открыть дверь? Ключа у меня нет. Придется звать медсестру.
Ее взгляд на мгновение метнулся к кнопке у кровати.
Мне этого хватило. Я схватил ее за запястье и вырвал ручку. Она посмотрела на меня, потом на свои пальцы.
— Ты меня обманул! — обида, как у маленькой девочки.
Она закрыла лицо руками и расплакалась.
Я обнял ее, начал успокаивать.
— Я понимаю. Дорогуша, как это нелегко. Но ты держись. Чем скорее тебе станет лучше, тем быстрее мы снова будем вместе.
— Мне уже лучше. Уже лучше.
Тут открылась дверь и вошедшая миссис Грэхем положила конец моему пребыванию в палате.
Доктор ждала меня в коридоре.
— Пройдемте в мой кабинет.
Едва за нами закрылась дверь, она повернулась ко мне.
— Вам самое время выпить.
Достала из шкафчика бутылку шотландского и стакан. Наполнила его на треть.
Виски я выпил, как воду. Внутри полыхнуло огнем, но настроение у меня сразу улучшилось.
— Тяжелое вы мне устроили испытание.
— Я знаю. Мы все слышали. В каждой палате установлен микрофон. Только так мы можем осуществлять постоянный контроль за нашими пациентами. Вы не подкачали.
— Надеюсь на это, — но у меня осталось ощущение, что своими словами она лишь хотела подбодрить меня.
Доктор Дэвис проводила меня к машине.
— Мистер Гонт.
Я повернулся к ней. Она щурилась от солнечного света.
— Я не хочу вторгаться в вашу личную жизнь. Но вы могли бы помочь мне, ответив на несколько вопросов.
— Спрашивайте.
— Почему вы принимаете в ней такое участие?
— Я знаю ее с детства. С давних пор дружу с ее родителями.
— Но у вас с ней роман, так?
— Да.
— И давно?
— С месяц, считая от того дня, как мы приехали сюда.
— Последний вопрос, мистер Гонт. Вы ее любите?
Я надолго задумался.
— Не знаю.
Наши взгляды встретились. Потом она отвела глаза.
— Благодарю вас, мистер Гонт.
Я сел за руль и завел мотор. А когда обернулся, она уже шла к себе.
Когда я приехал в следующий раз, Мириам отказалась от встречи.
— Она ничего не говорила нам до сегодняшнего утра, — оправдывалась доктор Дэвис. — Я пыталась вам дозвониться, но вы уже выехали к нам.
— Я ничего не могу понять.
— Это ее очередной ход, — объяснила доктор. — Она наказывает вас за то, что вы отказались увезти ее.
Я промолчал.
— Жаль, что вы съездили впустую.
— Ничего страшного.
— Должна отметить, что кое-каких результатов мы добились, — продолжила доктор. — Она у нас месяц, и ее организм уже не так остро реагирует на отсутствие наркотика. Она даже чуть поправилась. Но упорно отказывается от психиатрической помощи. Не разговаривает с психоаналитиком, и все тут.
— Как же ее заставить?
— Мы не сдаемся, — улыбнулась доктор Дэвис. — Рано или поздно она захочет выговориться. Главное, чтобы она ощутила в собеседнике сочувствие. А пока к врачам она настроена враждебно.
В кабинет вошла миссис Грэхем. Положила конверт на стол доктора.
— Она попросила отправить это письмо.
Миссис Грэхем повернулась ко мне, улыбнулась.
— О, добрый день, мистер Гонт. Наша девочка сегодня не в духе, но вы не волнуйтесь. Все придет в норму.
Она ушла, а доктор Дэвис взглянула на конверт. И молча протянула его мне.
На конверте я увидел свою фамилию. Вскрыл его, достал письмо. Написанное карандашом, детским почерком.
«Дорогой Стив!
Когда ты приезжал вчера, они сказали тебе, что я не хочу тебя видеть. Они лгали. Они держат меня под замком, каждый день бьют и оскорбляют. Им ничего не нужно, кроме денег. Чтобы получать их еще пару недель, они готовы на все. У меня уже нет тяги к наркотикам, но им этого мало. Я очень хочу тебя видеть. Приезжай и забери меня. Люблю.
Твоя Дорогуша».
— Прочитайте, — я протянул письмо доктору Дэвис. — Полагаю, вы правы.
Она прочитала, но не произнесла ни слова. Я встал.
— На следующей неделе я должен лететь в Нью-Йорк на заседание совета директоров. Так что смогу появиться здесь только через десять дней.
— Уезжайте спокойно, мистер Гонт. Если возникнет что-то непредвиденное, я вам позвоню. Но, по-моему, никаких неожиданностей не предвидится.
Но на этот раз доктор ошиблась.
Дэн Ритчи подал на Сэма в суд за день до заседания совета директоров. Он требовал уплаты двухсот пятидесяти тысяч долларов, комиссионные за сделку по продаже фильмов нашей компании, плюс немалую сумму за нанесенный ущерб и оплату услуг адвокатов. В свой иск Ритчи включил и нас, «Синклер бродкастинг» и лично меня, указав, что мы уговорились с Сэмом лишить его честно заработанных комиссионных.
В заявлении для прессы Ритчи пообещал обнародовать все, что ему известно о порочных отношениях, существующих между «Синклером» и «Самаркандом», если его законные требования не будут удовлетворены.
В Нью-Йорк я прилетел в день заседания. Джек Сейвитт ждал меня в кабинете.
— Я же предупреждал, что нельзя доверять этому сукиному сыну! — воскликнул он.
— Какому именно? — улыбнулся я.
Он воззрился на меня.
— Ты прав. Я как-то не подумал об этом. Сэм и Ритчи — одного поля ягоды. Оба жадные мерзавцы.
— Только не произнеси этого на публике, — я рассмеялся. — Нельзя так отзываться о нашем товарище по несчастью.
— Что-то я тебя не пойму, — Джек покачал головой. — Странное у тебя чувство юмора.
Фогарти принесла нам кофе.
— Мистер Синклер хотел бы увидеться с вами, как только вы освободитесь.
— Он уже здесь?
Фогарти знала все.
— Он в своем кабинете с восьми утра.
Джек подождал, пока Фогарти закроет за собой дверь.
— Он, должно быть, выпрыгивает из штанов.
Я молча пил кофе.
— Ты не собираешься к нему? — удивился Джек.
— Собираюсь. Но всему свое время. А сейчас у нас есть более важные дела. Пожать ему руку я еще успею.
— Так ты полагаешь, что хорошие новости тебе не повредят?
— Наоборот. Нынче это редкость.
— Рок-шоу прошло успешно. Мы заполучили сорок процентов аудитории и теперь спонсоры рвут друг другу глотки, лишь бы разместить в этой передаче свою рекламу.
— Хорошо.
— Я думаю пускать ее два дня в неделю.
— Не надо, — я покачал головой. — На этом многие спотыкались.
— Но нам нужно что-нибудь вкусненькое на конец недели.
— Ты же купил фильмы у Сэма. Воспользуйся ими.
— Я приберегаю их для следующей осени.
— До следующей осени еще восемь месяцев, — напомнил я. — А вот договора с рекламодателями тебе заключать через восемь недель.
Он молча уткнулся в список передач.
Я допил кофе, поднялся.
— Вот что я тебе скажу, исходя из собственного опыта: спонсоры покупают то, что видят. Если сегодняшний рейтинг их устраивает, они дают деньги под будущие передачи. На этом и надо строить свои планы.
Оставив Джека в кабинете, я поднялся к Спенсеру. Он сидел за столом, загорелый, посвежевший. Отдых в Карибском море пошел ему на пользу.
Мы пожали друг другу руки.
— Как долетел? — полюбопытствовал он.
— Обычный рейс, ничего особенного. Хорошо отдохнули?
— Отлично. Даже подумываю, а не купить ли там поместье после выхода на пенсию. Палм-Бич мне изрядно поднадоел.
— Дельная мысль, — я сел напротив него.
— Директора звонят все утро. Их тревожит иск Ритчи.
— Мне тоже звонили.
— Насчет Бенджамина я ничего не знаю. Но я переговорил с Харли. Он заверяет меня, что у нас нет никаких обязательств перед Ритчи.
Харли Гарретт возглавлял юридический отдел «Синклера». Знающий, компетентный адвокат.
— Меня беспокоит не столько иск, как угрозы Ритчи, — продолжал Спенсер. — Может, я чего-то не знаю?
— Возможно, — и я рассказал ему о займе Бенджамину.
Он слушал внимательно. Потом покачал головой.
— Ты поступил недальновидно.
Его реакция меня удивила. Десять лет тому назад он бы взорвался от негодования.
