И многое из прошедшего кажется почти нереальным. Если не все вообще.
Наступил август. Судебное заседание было назначено на пятницу, на десять часов утра. О том, что Сергея Тихомирова должны привезти в суд для решения о продлении ему срока содержания под стражей, Катя узнала от следователя прокуратуры.
А за разъяснениями обратилась к начальнику отдела убийств. С Колосовым они виделись за это время не часто и не редко. А как обычно видятся коллеги по службе, работающие в одном здании, в одном главке.
— Почему срок продляется? — переспросил Колосов. (Катя зашла к нему в розыск в четверг после обеда. Стоял, как уже было сказано, август. И в кабинете начальника отдела убийств пахло не пороховым дымом победы, не лаврами, не цветами, а гамбургерами из «Макдоналдса», что на уголке в Газетном переулке.) — Так ведь, Катя, экспертиза комплексная психиатрическая ему назначена. Нет, нет, сукин сын-то этот здоровей всех нас, конечно. И вменяемый, еще как вменяемый. Но порядок такой, сама знаешь. Дело о трех убийствах, о похищении человека и покушении на жизнь сотрудника милиции — экспертиза по таким делам обязательна.
— Ты завтра в суд поедешь? — спросила Катя.
— Нет, я завтра в Ликино-Дулево буду весь день по делу Либавина, там ориентировки пришли и задержанный — работы до черта, не успею. А ты?
— Я обязательно поеду. Я же очерк обо всем этом пишу.
— Отлично выглядишь, — сказал Колосов. — Загорела. Твой муж никуда отчалить снова не собирается?
— А я его никуда больше не отпущу. — Катя представила себе Драгоценного В.А. О том, как он вернулся из своих Карпат, можно было рассказывать длинную сагу, но сейчас ей что-то этого не хотелось.[8] Ее сейчас интересовало другое. — Я поеду в суд. Хочу еще раз на него взглянуть. Ты знаешь, Никита…
— Что?
— Я хочу тебе сказать…
— Что появилась там, в «Царстве Флоры», весьма для меня своевременно?
— Да… То есть нет… Знаешь, если бы там у меня был настоящий пистолет, а не зажигалка, я… я бы его убила. Вот так.
Колосов помолчал. Потом по-медвежьи, всем своим массивным корпусом развернулся к сейфу, отпер его и вытащил оттуда початую бутылку коньяка и два граненых стакана. Открыл, щедро плеснул.
— За счастливый конец, — сказал он, — для всех.
Катя глотнула коньяк. Счастливый конец? И это называется у вас в уголовном розыске счастливым концом?
— Тут диск с записью, следственный эксперимент проводили с выходом на место, в супермаркет, — Колосов достал из стола CD, — посмотри, для статьи наверняка пригодится. Тихомиров там все подробно рассказывает — и про грузовой лифт тоже.
— Получается, что в тот вечер он следил за Балмашовым?
— Он не мог позволить ему улететь во Францию, тогда бы весь его план рухнул.
— А он понял, что вы тоже следите за Балмашовым там, в Нескучном и на мосту?
Колосов с досадой кивнул:
— Хитрый он, гад, умный и нас сразу засек. Значит, топорно работаем, Катя, вывод один напрашивается. Ты знаешь, он ведь звонил Балмашову на мобильный. То, что был звонок там, в ресторане, мы засекли, но и не подозревали, кто звонит. А это был Тихомиров. Он сказал, что подъедет в супермаркет, в котором обычно по дороге домой его друг отоваривался продуктами, что возник один срочный вопрос и надо встретиться. Магазин этот он знал как свои пять пальцев, знал, что попасть туда легко можно через хоздвор и грузовой лифт. И камеры наблюдения в лифте нет. Тихомиров нас там опередил на какие-то секунды. Он отправил Балмашову сообщение, в котором написал, что ждет у лифта. Сам он уже находился в лифте. Когда Балмашов подошел, он набросился на него, оглушил, втащил в кабину, спустился вниз и выволок на себе в хоздвор. А потом на своей машине отвез в Воронцово. Он утащил Балмашова у нас из-под носа, как волк барана, заставив нас поверить, что тот сбежал.
Катя вспомнила другую запись с «выхода на место», которую в прокуратуре ей демонстрировал следователь. На этой записи Тихомиров показывал, где он держал накачанного наркотиками и снотворным Балмашова. Это был старый бетонный «погреб-бомбоубежище», вырытый во времена «холодной войны» посреди полей бывшего совхоза, ставших угодьями «Царства Флоры». Погреб этот был на одной из хвойных делянок и всеми считался заброшенным. Всеми, кроме…
— Тихомиров тот воронцовский зиндан в порядок привел как раз накануне убийства в Больших Глинах, знал, что яма может вскоре пригодиться. Все ведь это было частью одного большого плана по устранению компаньона. — Колосов вздохнул.
— Никита, но ведь это так сложно было выполнить — весь этот план, так рискованно. — Катя покачала головой. — Разве не проще было убить Балмашова? Заказать?
— Тихомиров бы его заказал, будь уверена. Если бы попасться на убийстве не боялся. Ведь сейчас все подобные дела, когда компаньон компаньона мочит, весьма легко и быстро раскрываются. Если одного из совладельцев фирмы убивают, то первым и главным подозреваемым в деле всегда является его компаньон. И в этом случае все было бы точно так же. Тихомиров это учел. И ему в голову пришла блестящая идея, как самому остаться вне подозрений, а компаньона навсегда устранить из дела. Он решил посадить его самого за убийства — пожизненно, навечно, выдав за опасного маньяка. Другой бы удовольствовался какой-нибудь банальщиной — блондинками, там, зарезанными или проститутками, но Тихомиров слишком хорошо знал своего друга детства. Он знал, что за обычного рядового психопата Балмашова выдать не удастся — никто не поверит. И тогда он придумал этот план с картиной Пуссена, которая действительно была для Балмашова вроде идеи фикс еще с молодости. Эта картина, точнее, гобелены с нее, которые Балмашов специально заказал на фабрике в Версале, стали отправной точкой плана. Мы получили ответ с фабрики: никаких дефектов при производстве гобеленов, естественно, допущено не было. Изменения в цветовую гамму были внесены по желанию заказчика. Балмашов хотел, чтобы краски на гобеленах были более яркими. Эта особенность для него имела важный смысл, а Тихомиров ее подметил и решил использовать в своих интересах. Он как талантливый режиссер создал некую особую атмосферу и заставил нас поверить, что Балмашов — убийца.
— Это я тебя сбила с толку, — Катя вздохнула. — Это на таких дур, как я, с больным воображением, Тихомиров и рассчитывал, претворяя свой план в жизнь.
— А знаешь, мне кажется, что он всерьез считал своего друга гениальным, — возразил Колосов, — и, по его мнению, это только облегчало задачу. Он считал, что от гениальности до маньяка один шаг. Было время, когда он вполне искренне преклонялся перед талантом своего школьного приятеля. В самом начале, когда они только создавали свой бизнес, создавали «Царство Флоры». Ну а потом… Балмашов женился на богатой француженке, получил новые широкие возможности. Тихомиров считал его по-прежнему гением и талантом, но стал ему завидовать. А потом появился шанс сравняться, получить свой большой куш.
— Банк действительно покупал у них землю?
— Банк «Прогресс и развитие» жаждал заполучить территорию под строительство элитного жилья, торгового центра, кинотеатра и аквапарка. Сначала, как всегда это у нас бывает, попытался нахрапом у них бизнес отнять, отсудить. Точнее, бизнес-то, все это их цветочное хозяйство, было банку не нужно, необходима была лишь земля. Когда отнять и отсудить не удалось, банк предложил компаньонам выгодную сделку и назначил хорошую цену — сорок два миллиона. За такую сумму Тихомиров продал бы фирму, не задумываясь. Ведь все ее активы и десяти процентов прибыли от такой суммы не приносили. А Балмашов продать «Царство Флоры» отказался наотрез.
— Ты с ним об этом говорил? Спрашивал, почему он не хотел продавать? Ведь это столько денег, целое состояние, причем сразу.
— Я спросил его в прокуратуре. Он ответил: а разве вам не понятно?
Катя помолчала.
— А о Тихомирове он что-нибудь говорил тебе? — спросила она после паузы.
— Нет. Но у следователя он просил с ним свидания в тюрьме. Естественно, ему не разрешили. Он же в деле потерпевшим проходит. А Тихомиров… Знаешь, Катя, временами мне кажется, что я, столько лет проработавший в розыске, вижу таких людей, как он, насквозь, а потом через минуту убеждаюсь, что я их вообще не понимаю, не просчитываю, не секу. Одно теперь я знаю совершенно точно: они, такие несхожие внешне, по сути друг на друга все же очень похожи. И это не случайно, что они дружили со школы, что стали компаньонами. Они… В общем, надо свыкнуться с мыслью, что они могут быть разными в каждое отдельно взятое мгновение жизни — убивать с холодным расчетом ради своей выгоды ни в чем не повинных, совершенно посторонних людей и при этом страстно, фанатично любить своих детей, считая, что все дозволено, чтобы обеспечить их будущее. Предавать дружбу и одновременно оправдываться перед тем, кого предаешь. Мечтать о красоте, о райских садах на земле и быть совершенно равнодушным ко всему остальному. Спрашивать на полном серьезе: почему нельзя совершать убийство? Кем это запрещено? Выращивать цветы, быть гениальным художником, флористом и при этом не быть добрым. Являть собой тип законченного эгоиста.
