Ознакомительная версия.
Кто там за дверью?!
Катя рванула ручку: освещенный коридор, все светильники горят, ковровая дорожка – красная тропа в…
Ковровая дорожка сбилась, загнулась возле двери 2011-го номера. Он был совсем рядом, почти напротив. Катя была уверена, что он пуст и заперт, и тем не менее…
Этот звук, этот хрип, стон, возня…
«Два, ноль и одиннадцать в сумме дают тринадцать, только в отелях не бывает тринадцатых номеров, а тут…»
Не раздумывая, не мешкая, Катя бросилась к двери 2011-го. Она ударила в нее плечом, зная почти наверняка, что дверь заперта и не поддастся ее слабым силам. Дверь с грохотом распахнулась и ударилась о косяк. Катя едва не упала, но удержалась на ногах. То, что она увидела, заставило ее удержаться.
Кровать, туалетный стол, зеркало на стене. И кто-то, спиной к двери, в белой мужской сорочке, согнувшись, прижимает к полу какой-то бесформенный сверток в одеяле – задыхающийся, бьющийся, извивающийся в агонии. Хищные руки, сомкнутые в смертельной хватке. Катя увидела ноги в детских кроссовках, выпростанные из-под одеяла. Она знала, кто бегал в этих кроссовках по отелю, по дорожкам парка. Она узнала и рубашку – именно она была частью парадного костюма Романа Шапкина, когда он приезжал в «Дали»…
У Кати потемнело в глазах, из последних сил она рванулась вперед и…
ЭТО БЫЛ НЕ ШАПКИН. Белая мужская сорочка была на женщине. И женщина эта была Ида.
Все дальнейшее Катя потом вспоминала с трудом. Яростный вопль – то ли вакханки, то ли безумной, то ли гиены, у которой пытаются отнять жертву: А-А-А-А-А – У-У-У!!!
Ида распрямилась как стальная пружина и наотмашь ударила Катю. Она уже не сдерживала себя, крича, воя, и этот вопль наполнил собой «Дали», внушая ужас всем, кто…
– Отпусти девочку! – Катя сражалась не с человеком, а именно с гиеной, потерявшей свой прежний облик. – Отпусти, ты что?! Не смей!
– Все равно прикончу, задушш-ш-шу-у гадину. Это все она… все из-за нее…
Гиена – не женщина обернулась, оскалилась. Удар – и Катя отлетела к туалетному столику. Грохот, треск – это в Анфису, следом ворвавшуюся в номер, полетел сначала стул, а потом тяжелая мраморная пепельница. Пепельница попала Анфисе в ключицу. Сломала кость. Правая рука Анфисы бессильно повисла.
Гиена – не женщина сбросила с Даши одеяло. Ее руки сомкнулись на детском горле. Даша захрипела. Катя вцепилась в белую сорочку – ткань не выдержала, гиена повернулась и…
Удар, боль, удар…
– Не смей, отпусти Дашу, – Катя чувствовала ее силу, ее ярость. – Все равно не дам, не позволю!
– Убью и тебя, и ее, вас всех… ненавижу… эту гадину… ее вонючую мамашу и всех, всех ненавижу…
Внезапно гиена ослабила свою хватку. Поднялась в полный рост. Возле ног ее на полу лежала девочка, а в руках был пистолет «ТТ».
– Ну вот и все, – она усмехнулась, оскалилась победоносно. – Не хотела стрелять, лишний шум… Но теперь придется. Быстро обе лицом к стене!
Анфиса, держа сломанную руку здоровой, игнорируя угрозу, молча как таран бросилась вперед. Все дальнейшее произошло в считаные секунды. Катя схватила в охапку с пола девочку, а на пороге номера возник Роман Шапкин… Затуманенный взгляд, заторможенная реакция… В шампанское, что так щедро лилось в ночь любви, была подмешана лошадиная доза финлепсина. Но, услышав шум и крики, он поднялся…
Ванная в номере Иды оказалась пуста, вода текла из открытого крана, а в номере 2011, до которого было рукой подать, бились насмерть.
– Роман Василич! – крикнула Катя. – Осторожнее, у нее пистолет!
Он не услышал, он двигался словно автоматически. Анфиса, крича от боли в сломанной ключице, всем своим немалым весом обрушилась на женщину-гиену, и та, сбитая с ног, нажала на курок. Выстрел! Шапкин пошатнулся, на его голой груди расползлось и стало стремительно расти, увеличиваться кровавое пятно.
Выстрел! Вспышка! В следующее мгновение Катя схватила руку, сжимающую пистолет, и начала бить, бить, бить ею об пол, плача, крича, проклиная, зовя на помощь, – бить, бить, беспощадно, пока эта хрупкая женская могучая безжалостная рука не разжалась.
Шапкин лежал ничком на пороге. В коридоре и в номере было уже полно охраны. Снова кто-то кричал: «Скорую»! Врача! Милицию!»
2011-й наполнился людьми. Но Катя никого не видела, кроме… Дашино личико, посиневшее от удушья. Катя наклонилась над девочкой, чтобы понять – случилось самое страшное или же…
Она прижалась губами к губам девочки. Дыхание – она ощутила его, стук крови, пульс в детском запястье…
– Она жива, Анфиса, слышишь, она жива, все в порядке!!
ДЕВОЧКА ЖИВА!
В ответ раздался новый вопль, полный разочарования и злобы – женщину-гиену четверо здоровенных охранников выволокли в коридор.
Глава 46
ФАЛЬШИВЫЙ ПАСПОРТ
Из скопища машин – милиции, прокуратуры, городской администрации, военных, – забивших двор отеля, Катя ПОСЛЕ ВСЕГО помнила только две «Скорых помощи». Одна, распугивая кур и собак на улицах Двуреченска, умчала Дашу, ее мать и Анфису, помахавшую Кате здоровой рукой: «Ничего, ничего, подружка, все хорошо, прорвемся!»
В другую «Скорую» на каталке погрузили Романа Шапкина, и Катя поехала с ним. Не с Дашей, не с Анфисой, а с ним, потому что…
– Тампон, повязку! Быстрее! Еще тампон! – Молоденький врач в тесном «гробике» «Скорой» нервничал.
Все было тщетно: сквозь толстый слой ваты и марли на груди Шапкина ширилось, росло, росло, ползло кровавое пятно, пропитывая насквозь бинты, самый воздух, не оставляя надежды.
Катя сидела рядом на откидном стуле, держала, обнимала голову Шапкина. Каждый ухаб на дороге отзывался в его большом сильном теле болью.
– Что ж это такое, что ж это такое, чтожэтотакое, чтожэтотакое… – бормотал он. Бредил. – Что ж это такое… Как же это… Розыск идет… Запасайтесь, дьяволы, гробами, буду стрелять! Вот как входили, а тут… Что ж это такое, как же это…
Пятно на груди становилось все больше, больше.
– Если довезем до операционной, спасем, а так… – Молоденький врач с треском разорвал новый перевязочный пакет.
– Роман Василич, миленький… – Катя готова была нести, тащить его на руках, лететь, если бы у нее были крылья. – Роман Василич, ну, потерпите, ну, пожалуйста!
– Какая тоска… – Он смотрел на нее и не видел, он уже практически ничего не видел, уходил. – Тоска…
– Роман Василич, ну, пожалуйста… Не умирайте, я прошу вас, я… А что с нами будет, а мы-то как же. – Катя плакала, ревела. – Как же мы без вас, что мы будем делать, ведь столько всего… их всех столько еще – этих уродов, ублюдков, педофилов, этих Уткиных, убийц, этих скотов… их же столько еще остается, а как же мы без вас с ними со всеми справимся, как же найдем, как посадим, прикончим как… Ну, пожалуйста, не умирайте, помогите нам… А что с детьми будет, с другими детьми? Кто им поможет? Кто, кроме вас, Роман Василич?! Не уходите от нас! Кто им поможет, кто их спасет?!
В затуманенном взоре что-то мелькнуло – тень тени, вернувшейся оттуда сюда. Шапкин напрягся.
– Говорите с ним! – крикнул врач. – Говорите ради бога, не молчите! Мы уже приехали!
Катя бежала рядом с каталкой: двор больницы, коридор, операционная. Двери ее закрылись.
Катя рухнула на банкетку. И сидела долго.
Утро. День белый.
Из травматологии приковыляла Анфиса: куртка на плече внакидку, как ментик гусарский. Плечо и рука в гипсе. Села рядышком.
– С Дашей все хорошо. Ольга с ней.
И опять они ждали долго.
А потом из операционной вышел врач – пожилой, хмурый дядька. И очень просто сказал, как отрезал:
– Состояние тяжелое, но жить будет.
Мимо, точно белые санки, проскрипела каталка.
– Вот и все, – Анфиса вытерла слезы. – Слышишь, Катя, никто больше не умрет. Вот и все.
– Нет, не все.
И на этот раз наконец-то Катя оказалась права.
Сентябрь вступил в последнюю свою декаду. Окрестные леса в золоте и багрянце намокли от дождей и туманов. День проходил за днем под открытым зонтом и отовсюду – с карнизов, с ветвей – срывались тяжелые капли. А потом снова выглянуло солнце и все мокрое высушило, просквозило ветром, готовя к грядущей зиме, к холодам, к снегу.
Сидеть в кабинете следователя прокуратуры и давать свидетельские показания проще как-то в дождливый непогожий день, чем в день солнечный. Но Катя и Анфиса дней, увы, не выбирали.
Солнечным днем они обе переступили порог кабинета начальника ОВД подполковника Поливанова. А там уже собралась вся опергруппа – сыщики, следователь прокуратуры, городской прокурор, все, кроме Романа Васильевича Шапкина, которого после операции переправили в областной военный госпиталь.
Подполковник Поливанов пожал руки Кате и Анфисе. На столе были разложены два паспорта и какая-то папка с листами ватмана.
Следователь прокуратуры передал Кате паспорта.
– Вот, ознакомьтесь. Это ее поддельный паспорт, а это вот настоящий. В отеле она появилась под именем Иды Шиловой. Паспорт хоть и фальшивый, но работа вполне приличная. На рецепции при заселении в отель паспорт не вызвал подозрений у обслуживающего персонала. А вот ее настоящий паспорт, она имела его при себе в своем багаже. Ее настоящее имя, как видите, Анна Родионова.
Ознакомительная версия.
