— Значит, орден был готов? — спросил Торвальдсен.
— Орден уже был свидетелем того, что может с ним сделать враждебный правитель. Филипп Четвертый был похож на Фридриха. В юности он хотел вступить в орден, но ему отказали. Он затаил пожизненную злобу на братство. В начале его правления тамплиеры спасли Филиппа, когда он пытался обесценить французскую валюту и народ восстал. Его укрыли в парижском Тампле. После этого он чувствовал себя обязанным тамплиерам, а такое мало кому по душе. Так что да, к октябрю тысяча триста седьмого года орден был готов. К несчастью, нет никаких записей о том, какие меры предосторожности были приняты. — Взгляд Марка вперился в лицо Стефани. — Папа отдал жизнь поискам разгадки.
— Ему это нравилось? — произнес Торвальдсен.
Отвечая датчанину, Марк не сводил глаз с матери.
— Это была одна из немногих вещей, действительно приносивших ему радость. Он хотел доставить радость своей жене и себе, но, к сожалению, ему не удалось ни первое, ни второе. Так что он решил выйти из игры. Оставить нас всех.
— Я никогда не хотела верить, что он совершил самоубийство, — ответила она сыну.
— Но мы никогда этого не узнаем?
— Может, и узнаете, — внезапно сказал Жоффруа. В первый раз за все время молодой человек поднял взгляд от стола. — Магистр сказал, что вы можете узнать правду о его смерти.
— Что ты знаешь? — спросила Стефани.
— Я знаю только то, что мне сказал магистр.
— Что он сказал тебе о моем отце? — Марка охватил гнев. Стефани не могла вспомнить, чтобы он так злился на кого-то, кроме нее.
— Что у вас будет возможность узнать. Больше ничего. — Жоффруа говорил тихо и примирительно. — Магистр велел мне быть терпимым к вашим чувствам. Он сказал, что вы мой начальник и я должен относиться к вам только с почтением.
— Но кажется, только у тебя есть ответы, — заметила Стефани.
— Нет, мадам. Я знаю только метки. Ответы, как сказал магистр, должны найти вы все вместе.
Малоун последовал за Кассиопией в просторное помещение с потолком, укрепленным балками, и обшитыми панелями стенами, завешенными гобеленами, на которых были изображены кирасы, мечи, копья, каски и щиты. В длинной комнате, освещенной сверкающими канделябрами, возвышался черный мраморный камин. Из обеденной комнаты сюда пришли остальные, и он заметил необыкновенную серьезность на их лицах. Около окон стоял стол из красного дерева, на котором были разложены книги, документы и фотографии.
— Пришло время увидеть, к каким выводам мы можем прийти, — провозгласила Кассиопия. — На этом столе собрано все, что я смогла найти на интересующую нас тему.
Малоун рассказал остальным о дневнике Ларса и о том, что часть информации в нем фальшива.
— Включает ли это его слова о себе самом? — спросила Стефани. — Этот молодой человек, — она указала на Жоффруа, — прислал мне страницы из дневника, страницы, вырезанные его магистром. Там шла речь обо мне.
— Только вы можете знать, правду ли он сказал или нет, — ответила Кассиопия.
— Она права, — добавил Торвальдсен. — Дневник по большей части подделка. Ларс создал его как ловушку для тамплиеров.
— Еще одна вещь, которую вы удачно забыли упомянуть в Копенгагене, — едко сказала Стефани.
Торвальдсен не поддался на провокацию.
— Важно то, что де Рокфор считает дневник подлинным.
Спина Стефани выпрямилась.
— Вы сукин сын, нас могли убить, когда мы пытались вернуть его.
— Но не убили же. Кассиопия присматривала за вами.
— Думаете, это вас оправдывает?
— Стефани, неужели вы ни разу не утаивали информацию от ваших агентов?
Она придержала язык.
— Он прав, — заметил Малоун.
Она резко повернулась и уставилась на него.
— Сколько раз ты давала мне только часть картины? — продолжил он. — И сколько раз я потом жаловался, что нехватка информации могла меня убить? И что ты мне отвечала? «Привыкай». Тут то же самое, Стефани. Мне нравится это не больше, чем тебе, но я привык.
— Почему бы нам не перестать ссориться и не заняться делом? — предложила Кассиопия.
— И с чего нам начать? — спросил Марк.
— Я бы предложила начать с надгробия Мари д’Отпул де Бланшфор, тем более что у нас есть книга Штиблейна, которую Хенрик приобрел на аукционе. — Она указала на стол. — Вот она, открыта на странице с эскизом.
Они подошли ближе и начали рассматривать рисунок.
— В Авиньоне Кларидон объяснял нам это, — сказал Малоун и поведал им о неверной дате смерти — 1681 год вместо 1781, римской цифре MDCOLXXXI, в которую включен нуль, и о второй римской цифре — LIXLIXL, выгравированной в нижнем правом углу.
Марк взял карандаш со стола и записал на листке 59,59,50.
— Вот эти цифры в обратном порядке. Я опустил нуль в тысяча шестьсот восемьдесят первом. Кларидон прав, в римских цифрах не было нуля.
Малоун указал на греческие буквы на левом камне.
— Кларидон сказал, что это латинские слова, записанные греческими буквами. Он переписал их по-латыни, и получилось «Et in arcadia ego». «И в Аркадии я». Он полагал, что это может быть анаграмма, поскольку в самом предложении мало смысла.
Марк внимательно изучил слова, потом попросил Жоффруа передать ему рюкзак, откуда вытащил пакет, завернутый в полотенце. Он бережно развернул сверток и извлек маленький томик — кодекс. Его листы были сложены, затем сшиты и переплетены — пергамент, если Малоун не ошибался. Он никогда не видел подобную книгу так близко.
— Я взял это в архивах тамплиеров. Я обнаружил его несколько лет назад, вскоре после того как стал сенешалем. Он был написан в тысяча пятьсот сорок втором году одним из писцов аббатства. Это великолепная копия рукописи четырнадцатого века, в которой идет речь о том, как тамплиеры реформировались после чистки. Там также повествуется о времени с шестого декабря тысяча триста шестого до мая тысяча триста седьмого года, когда Жак де Моле был во Франции, но о его конкретном местопребывании было мало известно.
Марк бережно открыл древнюю книгу и осторожно пролистал ее, пока не нашел то, что надо. Латинская скоропись, состоящая из петель и завитушек, в которой слова соединяются в предложения без пробелов.
— Послушайте. «Наш Великий магистр, досточтимый и уважаемый Жак де Моле, встретил папского легата шестого июня тысяча триста шестого года с пышностью и обходительностью, предназначенной только для самых знатных. Послание гласило, что его святейшество Папа Клемент Пятый призывает магистра де Моле во Францию. Наш магистр намеревался подчиниться приказу и сделал все приготовления, но перед отбытием с острова Кипр, где находилась штаб-квартира ордена, узнал, что глава госпитальеров также был призван, но отказался, ссылаясь на необходимость быть со своим орденом во время конфликта. Это вызвало большие подозрения у нашего магистра, и он собрал капитул. Его святейшество также приказал, чтобы наш магистр отправился в путь инкогнито и с маленькой свитой. Это вызвало еще больше вопросов, поскольку было непонятно, почему его святейшество волнует, как наш магистр будет путешествовать. Затем нашему магистру прислали любопытный документ под названием „De Recuperatione Terrae Sanctae“ — „О возрождении Святой земли“. Эта рукопись была написана одним из законников Филиппа Четвертого и представляла собой план нового великого Крестового похода, который возглавит король-воин, чтобы отнять Святую землю у неверных. Это предложение противоречило планам нашего ордена и поставило под сомнение визит нашего магистра к королевскому двору. Наш магистр дал понять, что весьма не доверяет французскому монарху, хотя было бы глупо и недальновидно выражать свое недоверие за пределами Храма. Подозревая неладное, будучи осторожным человеком и памятуя о предательстве Фридриха Второго, наш магистр сделал все, чтобы обезопасить наше богатство и знание. Он молился, чтобы его подозрения оказались ошибочными, но считал нужным подготовиться. Он призвал брата Жильбера де Бланшфора и приказал ему унести сокровище Храма и скрыть его. Магистр поведал де Бланшфору: „Мы, вожди ордена, можем быть в опасности. Поэтому никто из нас не должен знать то, что ведомо тебе, и ты должен обеспечить, чтобы информация передавалась от тебя другим должным образом“. Брат де Бланшфор, будучи ученым человеком, приступил к выполнению своей миссии и втайне спрятал все, чем владел орден. Его помощниками были четверо братьев, и они использовали четыре слова, по одному для каждого из них, в качестве сигнала. ЕТ IN ARCADIA EGO. Но эти слова лишь прикрытие для подлинного послания. Перестановка букв открывает их настоящее задание. I TEGO ARCANA DEI». «Я скрываю тайны Бога», — произнес Марк, переводя последнюю строчку. — В четырнадцатом веке анаграммы были обычным делом.
