Кенни Джампер.
Он только что поинтересовался, который час. Потом стал проявлять признаки нетерпения и проситься наружу.
Джош поворачивал на экране бледное, безволосое и безглазое изображение. Голова Кении Джампера резко обрывалась под подбородком, словно была отделена от тела. Джош продолжал крутить изображение, добиваясь, чтобы обе томограммы приняли одинаковый ракурс.
— Вот так номер, — сказал он.
— Мне надо выйти, — послышался голос Кении. — Который час?
— Ничего себе! — воскликнул Джош. Доктор Лейн продолжала колдовать над томограммой, переводя взгляд с одного экрана на другой.
— Мне срочно надо выйти!
— Поверни-ка еще немного, — попросила доктор Лейн, сравнивая оба черепа.
— Мне нужно выйти!
— Вот оно! — выдохнула она. — О Боже!
— Bay! — только и смог произнести Джош.
Поглядывая на закрытую дверь, Бэзил проявлял все больше признаков беспокойства. И снова спросил, который час.
— Пять часов семнадцать минут. Вы куда-то спешите? — с иронией спросил Бентон.
Куда ему идти, кроме камеры? Пусть спасибо скажет, что попал сюда! Он и этого не заслуживает.
Бэзил вытащил что-то из рукава. Скарпетта не сразу поняла, что это. Но тут Бэзил вскочил со стула и, бросившись к ней, накинул это ей на шею.
Длинная тонкая веревка.
Вокруг ее шеи.
— Только дернись, сука, и я тебя удавлю! — прошипел Бэзил.
Скарпетта видела, как Бентон вскочил и что-то закричал ему. В висках у нее застучало. Дверь открылась, и Бэзил поволок ее из комнаты. Она вцепилась руками в веревку на шее, но Бэзил продолжал тащить ее к двери за эту тонкую белую удавку… Бентон что-то кричал охранникам… Они тоже что-то кричали…
Три года назад в Маклейновской больнице Хелен Куинси поставили диагноз «диссоциативное расстройство идентичности».
Она переживала несколько самостоятельных и независимых друг от друга эго-состояний. Психическое расстройство, связанное с расщеплением личности индивидуума.
Сидя за рулем автомобиля. Бентон объяснял Скарпетте, что такое множественная личность. Они ехали на запад, в сторону Эверглейдса.
— Это адаптивная реакция на серьезнейшую психическую травму. Девяносто семь процентов пациентов с таким диагнозом ранее подверглись сексуальному или физическому насилию, а порой были жертвами того и другого. Женщины страдают этим расстройством в девять раз чаще, чем мужчины.
Солнце светило прямо в глаза, и Скарпетта щурилась, несмотря на темные очки.
Вертолет Люси кружил над заброшенным садом. Сад принадлежал Эджеру Куинси. Двадцать лет назад он был поражен цитрусовой гнилью, и все грейпфрутовые деревья в нем были вырублены и сожжены, с тех пор в усадьбе никто не жил, и дом, постепенно разрушаясь, пришел в теперешнее запущенное состояние. Эджер Куинси был еще жив. Худощавый неприметный мужчина, чрезвычайно набожный, настоящий религиозный фанатик.
Эджер отрицал, что произошло что-то из ряда вон выходящее, когда двенадцатилетняя Хелен приехала к ним жить, после того как ее мать попала в психиатрическую больницу. Он утверждал, что был очень внимателен к заблудшей строптивой девочке, которая нуждалась в спасении.
— Я делал все, что мог, прилагал огромные усилия, чтобы ее спасти, — заявил он, когда давал показания Марино.
— Откуда она знала о вашем старом доме? — спросил его тот.
Эджер был не слишком расположен говорить на эту тему, но все же сказал, что иногда ездил с девочкой в заброшенную усадьбу, чтобы проверить, все ли там в порядке.
— Да что там было проверять?
— Туда могли залезть или что-то испортить.
— А что там было красть или портить? Десять акров сожженных деревьев, сорняки и полуразрушенный дом.
— Почему же я не могу проверить свою собственность? А потом — я там молился и разговаривал о Господе с заблудшей.
— То, как он говорил об этом, наводит на мысль, что рыльце у него в пушку, — заметил Бентон.
Они приближались к тому месту, где над заброшенным садом Эджера снижался, кружась, как перышко, вертолет Люси.
— Чудовище, — бросила Скарпетта.
— Мы, вероятно, никогда не узнаем, что он там делал с ней. А может быть, не только он. — Бентон сжал челюсти.
Он был взбешен и подавлен. Его терзали подозрения.
— Хотя это очевидно, — продолжил он. — Ее различные воплощения, альтер-личности, были адаптивной реакцией на тяжелейшую травму, когда не от кого ждать помощи. Похожую картину мы можем наблюдать у некоторых выживших узников концлагерей.
— Изверг.
— Больной человек. А теперь еще и очень больная молодая женщина.
— Это не должно сойти ему с рук.
— Боюсь, уже сошло.
— Надеюсь, он попадет в ад.
— Да он давно уже там.
— Почему ты его защищаешь? — возмутилась Скарпетта, машинально потирая шею.
На ней осталась синеватая полоса. Шея все еще болела, и всякий раз, когда Скарпетта дотрагивалась до нее, она вспоминала, как Бэзил набросил на нее эту жуткую белую веревку. Он успел ее затянуть, перекрыв сосуды, снабжающие мозг кровью. Она потеряла сознание. Но сейчас все уже позади. Хотя дело могло кончиться гораздо хуже — если бы охрана не сумела быстро совладать с преступником.
Его вместе с Хелен Куинси препроводили в Батлеровскую тюремную больницу. Бэзил Дженрет больше не будет принимать участие в проекте «Хищник». И никогда не появится в Маклейновской клинике.
— Я его не защищаю. Просто пытаюсь объяснить его поведение, — устало проговорил Бентон.
Сбавив скорость, он свернул на узкую грязную дорогу и остановился. Проезд закрывала ржавая цепь. На дороге были видны многочисленные следы автомобильных покрышек. Выйдя из машины, Бентон откинул толстую цепь, и она с лязгом упала на землю. Проехав, он снова остановился, вышел из машины и вернул цепь на место. Пресса и зеваки еще не пронюхали, что здесь происходит. Конечно, ржавая цепь вряд ли остановит непрошеных гостей, но лишняя предосторожность не помешает.
— Говорят, что все случаи диссоциативного расстройства идентичности похожи одни на другой, — продолжал Бентон. — Я с этим не согласен, но для такого сложного и странного заболевания симптомы удивительно устойчивы. Внезапное и существенное изменение личности, когда одно эго-состояние переходит в другое, причем каждое из них в равной степени является доминантным и определяет поведение. Меняется лицо, осанка, походка, манеры и даже голос. Это расстройство часто ассоциируется с одержимостью дьяволом.
— Как ты думаешь, все эти личины Хелен — Джен, Стиви, инспектор цитрусовых и бог знает кто еще, подозревали о существовании друг друга?
— В Маклейновской больнице она отрицала свою множественность, даже когда перевоплощения происходили прямо на глазах персонала. Она страдала слуховыми и зрительными галлюцинациями. Временами ее альтер-личности разговаривали друг с другом. А потом она опять становилась Хелен Куинси, которая смирно сидела на стуле и вела себя так, словно сумасшедшим был психиатр, который утверждал, что у нее расщепление личности.
— Интересно, а среди ее личин может опять появиться Хелен?
— Когда они с Бэзилом убили ее мать, она стала Джен Гамильтон. Но это было сделано исключительно из практических соображений. Джен не была ее вторым «я», если ты понимаешь, что я имею в виду. Это была лишь ширма, за которой прятались Хелен, Стиви, Свин и неизвестно кто еще.
Они ехали по проселочной дороге. За ними поднимались клубы пыли. Вдали, среди сорняков и низкорослого кустарника, виднелся полуразрушенный старый дом.
— Вероятно, Хелен Куинси перестала существовать, когда ей было двенадцать, — предположила Скарпетта.
Вертолет приземлился на маленькой прогалине. Люси заглушила мотор, но винт продолжал вращаться. У дома стояли фургон для перевозки тел, три полицейские машины, два внедорожника академии и «форд», принадлежащий Ребе.
Пансион «Морской бриз» находился слишком далеко от берега, чтобы до него мог долететь ветер с моря. Здесь не было даже бассейна. По словам мужчины, сидевшего за стойкой неопрятного вестибюля с потрескивающим кондиционером и искусственными растениями, постояльцы, снимающие комнаты на длительный срок, имеют дополнительные скидки.
Он сказал, что Джен Гамильтон вела довольно необычный образ жизни: пропадала по нескольку дней, особенно в последнее время, и имела странную манеру одеваться. То по-женски сексуально, то как мужеподобный трансвестит.
— Мой девиз: «Живи и давай жить другим», — заявил мужчина за стойкой, когда с ним беседовал Марино, разыскавший обиталище Джен.
Это было несложно. Когда охрана уложила Бэзила на пол и все было кончено, Джен вылезла из магнита, съежилась в углу и заплакала. Она больше не была Кенни Джампером и никогда о таком не слышала. Не понимала, о чем ее спрашивают, отрицала свое знакомство с Бэзилом и не могла объяснить, как оказалась в кабинете магнитно-резонансной томографии в Маклейновской больнице города Бельмонт, штат Массачусетс. Она очень вежливо говорила с Бентоном, охотно дала свой адрес и сказала, что работает барменшей в ресторане «Молва», который принадлежит очень милому человеку по имени Лорел Свифт.
