– Где вы его видели?
– Он сидел за столом вместе с моим приятелем. А потом ушел, и я занял его место.
– И узнали фамилию?
– Да, но не уличную кличку.
– А теперь вопрос на самую крупную сумму в нашей викторине! Тра-та-та-та! Какого цвета была ленточка на шляпе?
Я наморщил лоб, стараясь сосредоточиться, но потом покачал головой:
– Нет, не помню. Простите.
– Поверьте, мне тоже очень жаль, – продолжала фиглярничать она. – Но вы все равно счастливчик. Вам достается микроволновая печь и видеомагнитофон. Спасибо за участие в конкурсе «Вспомни все и поскорее забудь!».
– Николсон Джеймс, – сказал я, обращаясь к Джо Даркину. – Вообще-то родился он Джеймсом Николсоном, но при очередной выписке документов имя и фамилию перепутали. Как я подозреваю, это была повестка в суд, потому что подобные документы он видел чаще других. Но что бы то ни было, а новое сочетание ему понравилось. И скоро он официально поменял фамилию – вероятно, единственное и последнее законное деяние, которое он совершил в своей жизни.
– А последнее противозаконное?
– С этим разобраться труднее. Он прикончил парня по имени Роджер Присок на Южной Парк-авеню, но с тех пор прошло несколько дней, и за это время он мог совершить еще несколько тяжких преступлений. Но, с другой стороны, вдруг до него донесся глас божий, он внял ему и встал на путь исправления. Кто знает?
– Я, так точно, не знаю, – кивнул он. – И не могу сказать, что меня твой рассказ заинтересовал, если только твой друг Ник ничего не натворил на территории моего участка. Он Ник? Или все же Джим?
– Многие называют его Зут?
– Отлично! – сказал он. – Классное прозвище. Главное, чтобы стиль ему соответствовал. Но скажи, какого лешего меня должен интересовать какой-то говнюк с перепутанными именем и фамилией, который уложил другого такого же мерзавца, как он сам? И к тому же совершенно в другом районе города.
– Мужчина, которого он застрелил, был ростом шесть футов и один дюйм, темноволосый, темноглазый, и в момент убийства говорил по телефону-автомату. Зут всадил ему четыре пули в грудь, а потом добил выстрелом в затылок.
Даркин выпрямился в кресле.
– Это уже интереснее, – сказал он. – И что дальше?
– Месяца два назад или чуть больше Николсон Джеймс повздорил с Роджером Присоком. Не знаю, чего они не поделили. Девочек или деньги скорее всего. И вот однажды вечером Зут едет по Одиннадцатой авеню. Может, он как раз охотился на Присока, или ему просто повезло, но только он увидел мужчину, очень похожего на Присока, разговаривавшего по телефону, что было любимым занятием того, и одетого как выпускник «Лиги плюща» – то есть опять-таки в любимом стиле Присока.
– Но только это не был Присок?
– Это был Глен Хольцман, вышедший на прогулку и, вероятно, обдумывавший очередную махинацию. Но только мы о его планах ничего не узнаем, поскольку он не успел начать их осуществление. Зут выскочил из машины, всадил в него три пули. Хольцман упал лицом вниз, и если Зут сразу не понял своей ошибки, то не заметил ее и потом. Все происходило поздно вечером при очень тусклом освещении.
– Таком же тусклом, как мозги Николсона Джеймса.
– И он сделал контрольный выстрел, чтобы спокойно отправиться домой, – продолжал я. – Или, может, поехал отмечать блестящее завершение дела. А тем временем из тени появляется Джордж Садецки, у него в голове каша, он думает, что находится в дельте Меконга, и будет лучше собрать стреляные гильзы. Потом в результате блестящей полицейской операции Джорджа берут за шиворот и находят в кармане уличающую его медь, а он даже не способен отрицать, что стрелял.
– А как поступает тот, кого должны были убить на самом деле?
– Ловчила Роджер? Он срочно улетает в Лос-Анджелес. По всей вероятности, его уже не было в Нью-Йорке, когда Зут застрелил Хольцмана. Или он сбежал сразу после убийства. Джорджа отправляют в Рикерс, затем в Белвью и снова в Рикерс, где его убивают хирургическим скальпелем. Дело закрыто, не проводилось даже следствия, чтобы кто-то разворошил остывший пепел.
– А как получилось, что на улице никто не догадался, что Хольцман схлопотал пули, предназначавшиеся не для него?
– Им-то откуда знать? Очень немногие вообще были в курсе, что между Зутом и Присоком возник конфликт, а те, кто был, не придали случившемуся значения. Разборки между сутенерами происходят чуть ли не каждый день. И если сразу не доходит до стрельбы, то свара постепенно затухает. К тому же на улице никто и не подозревал, Хольцман был похож на Присока. Все поверили газетам, утверждавшим, что убийца – Джордж Садецки. Да что там! Присок, должно быть, сам не ожидал, что дело примет такой серьезный оборот. И подумал, что теперь может без проблем вернуться. Николсон Джеймс узнал, что он снова в городе, вышел на тропу войны и на этот раз застал у нужного телефона нужного человека, чтобы повторить то, что сделал прежде.
Мы рассмотрели все факты еще раз. Даркин спросил, каких действий я от него жду.
– Может, тебе стоит позвонить следователю, ведущему дело об убийстве Присока? – предложил я. – Намекнуть, что стоит взять в оборот Николсона Джеймса.
– Известного также под кличкой Зут. – Он принялся пальцами выстукивать дробь по столу. – А на какие источники мне сослаться?
– Скажешь, что получил наводку от стукача.
– А тому напела маленькая птичка?
– Верно, маленькая пташка из популярной поговорки, – кивнул я.
– Они, по всей вероятности, уже и так занимаются им. Плохо верится, что Зут не растрепал о своих подвигах в любимом баре, после чего человека три-четыре кинулись к телефонам.
– Возможно и такое.
– Но ты не очень-то веришь в эту возможность, как я погляжу.
– Если бы что-то уже происходило, один мой знакомый непременно услышал бы об этом, – сказал я. – А он пока ничего не знает.
– Кажется, я догадываюсь, о ком ты.
– Должен бы догадываться.
– И до него не дошло никаких слухов? Это интересно. Но что тебе мешает сделать звонок самому? Выбирай любой автомат, кроме тех двух на Одиннадцатой и на Парк-авеню. Я-то тебе на кой сдался?
– Они, скорее, поверят тебе, чем мне.
– «Когда говорит Даркин, люди привыкли прислушиваться». Помнишь, как отзывались обо мне? Помнишь Ф.Ф. Хаттона? Любопытно, где он теперь?
– Не знаю.
– Но вот только все больше стало людей, которые не желают ко мне прислушиваться. – Он насупился. – Скажи мне, Мэтт, на чем мне сосредоточиться? И чем это дело закончится?
– Немного удачи и добросовестная работа, – ответил я, – помогут усадить Николсона Джеймса пожизненно за убийство Роджера Присока.
– А что твои «висяки»?
– Какие?
– Хольцман и Садецки. Мы все будем иметь бледный вид, если эту банку с червями снова откроют. То есть попытаются повесить на Зута еще и убийство Хольцмана. И это осложнит обвинение в убийстве Присока. Защитникам Зута будет за что зацепиться, чтобы сбить суд с толка.
– Да и управлению полиции на пользу это не пойдет.
– Это верно. Я знаю пару коллег, получивших повышение за быстрый арест Садецки. Я только что назвал дела его и Хольцмана «висяками». Так, может, пусть так и остается? Не думаю, что Зут сам проговорится в суде. Не настолько же он глуп?
– Он совсем не дурак.
– А как ты сам, Мэтт? Сможешь с этим смириться?
– Будет зависеть от клиента, – сказал я. – Попробую подать это ему в нужном свете и добиться нужной реакции.
Из своего номера в отеле я позвонил в магазин, где работал Том Садецки. Пересказал ему кратко всю историю. Он выслушал меня, не перебивая. Закончив рассказ, я подытожил:
– Теперь решение за вами. При нынешнем положении дел преступник может оказаться под судом за убийство Роджера Присока или избежит его, и в такой же степени непредсказуемо, каким будет приговор суда, если он все же сядет на скамью подсудимых. Все будет зависеть от того, насколько неопровержимыми окажутся улики против него. Я думаю, что его все же привлекут к ответственности, потому что дело совсем недавнее, и есть свидетели. Но пока рано о чем-то говорить определенно.
Если же мы попытаемся связать преступника еще и с убийством Хольцмана, это может только помешать осудить его за расправу над Присоком. Зато мы, вероятно, добьемся снятия обвинений с вашего брата и обелим его имя. И хотя какое-то время назад вы сами сказали мне, что это уже не имеет смысла, у вас есть полное право изменить мнение и все переиграть.
– Господи! – сказал он. – А я-то думал, что с этим покончено раз и навсегда.
– И не только вы.
– Посоветуйте, как мне поступить?
– Не могу давать вам советов, – ответил я. – Для меня будет проще, если вы отступитесь, и, видит бог, вы сильно облегчите жизнь полицейским. Но вам надо исходить только из собственных реальных ощущений. Из того, что чувствуете вы сами и члены вашей семьи.
– Но Джордж действительно невиновен? Вы уверены в этом?
