За всю свою жизнь Энно Ги еще не слышал такого удивительного признания. Он остолбенел, будучи не в силах ничего сказать.
Через час после того как Шюке вышел из библиотеки Ватикана, он явился под своим вымышленным именем в приют Анны, предназначенный для детей-сирот и расположенный рядом с крепостью Сен-Анж. Шюке попросил о встрече с Лючией де Малапарт, руководившей приютом. Ему пришлось долго ждать, прежде чем его наконец пригласили к Лючие — женщине с кротким и добрым выражением лица. Она была намного моложе, чем предполагал Шюке.
— Чем могу быть вам полезна? — спросила она.
— Я пришел, чтобы поговорить о вашем отце. Мой бывший патрон работал на него.
— В самом деле? И как его звали?
— Роме де Акен. Он помогал господину де Малапарту во время работы созданной Папой в 1231 году комиссии по Аристотелю.
— Его имя мне ни о чем не говорит.
— Я, однако, знаю, что мой патрон в течение нескольких лет находился на службе у вашего отца даже после завершения работы этой комиссии.
— Я все знаю о жизни моего отца. И я не помню, чтобы он когда-либо упоминал имя вашего патрона.
Шюке, тем не менее, не обратил ни малейшего внимания на то, что эта женщина либо что-то забыла, либо чего-то не знала.
— Ваш отец после упразднения этой комиссии остался в Риме?
— Да. Он вместе с моей матерью основал этот приют.
— А чем он еще в то время занимался?
— Ничем. Ему предлагали большие должности в Европе, однако он отверг все предположения. Мой отец был всецело занят этим приютом.
— И вы не знаете какой-либо другой причины, по которой он решил остаться в Риме?
— Я же уже вам сказала. Приют Анны.
— Хм…
Шюке не мог в это поверить.
— И ваш отец никогда не осуждал внезапное и суровое решение Папы о прекращении деятельности комиссии?
— Нет, никогда.
— Я даже думаю, что он принял это решение с достоинством и внешне всегда проявлял лояльность по отношению к мнению главы Церкви.
— Да, так оно и было.
— Ну, конечно! Но вы, похоже, не знаете того, что в то самое утро, когда Папа принял свое решение, комиссия возобновила свою работу, но уже тайно. Все те, кто верил в идеи Аристотеля, сплотились вокруг вашего отца и стали трудиться над развитием этих идей, вопреки запрету, наложенному Церковью. Вскоре эта группа людей трансформировалась в могущественное тайное сообщество, изучавшее человека и природу согласно новым законам, так сказать выходя за пределы догм католической церкви.
— Я не верю ни одному слову из того, что вы говорите, — заявила Лючия.
— Это ваше право. Тем не менее имейте в виду: ваш отец возглавлял эту тайную организацию вплоть до своей смерти в 1266 году и у меня есть веские основания полагать, что эта организация существует до сих пор. Она сейчас, возможно, еще могущественнее, чем раньше, и о ней по-прежнему ничего не известно Папе Римскому.
— И вы можете это доказать?
— Те доказательства, которые у меня есть, вас не касаются.
— Зачем вы тогда вообще со мной разговариваете? Ради чего вы мне все это рассказали?
— Вы — уважаемый и известный человек здесь, в Риме. Я всего лишь прошу вас проявить интерес к тому, о чем я вам только что рассказал, и задать по этому поводу вопросы тем могущественным людям, с которыми вы встречаетесь. Я уверен, что если вы будете говорить об этом открыто, то вскоре узнаете еще больше, чем я…
— Если я буду говорить об этом, мне придется упомянуть ваше имя.
— Упоминайте. Меня зовут Ансельм де Труа. Однако в данном случае гораздо большее значение имеет имя моего бывшего патрона. Не забудьте: его звали Роме де Акен…
Стоя на пригорке перед поляной, старый комедиант продолжал свой рассказ. Вся труппа окружила его тесным кольцом — эти люди впервые слышали откровения своего старейшины.
— Апокалипсис… представление, какого еще никто не видел…
Он рассказал уже совсем слабым голосом о том, как когда-то, давным-давно, он и его тогдашняя маленькая труппа были наняты для инсценировки сюжета последней книги Евангелия. Те люди, которые наняли их, по всей видимости, уже многие годы в обстановке строжайшей секретности прорабатывали идею инсценировки Апокалипсиса. Средства, выделенные на это мероприятие, были весьма значительными. Каждая строфа апостола Иоанна была принята во внимание и инсценирована при помощи различных механических устройств, сказочных костюмов, животных, имитации зрительных и звуковых эффектов. Представление получилось весьма шокирующим и очень реалистичным.
— Но для чего это делалось? — вырвалось у Энно Ги. — Это представление — ужаснейшее кощунство. Зачем оно было нужно?
— Нам объяснили, что это — эксперимент, имеющий большое религиозное значение, — ответил комедиант. — Я со своей труппой должен был появиться лишь в самый последний момент, а потому не видел ни приготовлений на месте проведения инсценировки, ни того, как развивались события до моего появления. Кардиналы, руководившие этой мистерией, очень мало рассказали нам о том, зачем это нужно.
— Кардиналы? — переспросил ошеломленный кюре.
— Да. Их было несколько, и среди них имелись доктора теологии.
Наступило молчание, нарушить которое никто из присутствующих не решался.
Энно Ги был бледным как мел.
Старик снова внимательно оглядел поляну. Перед его глазами проносились воспоминания, от которых у него бурно вздымалась грудь.
— Да… Это было там…
Он показал на то место, где бедняжка Мабель все еще стояла на коленах.
— Я помню… Все жители деревни собрались там… На эту толпу жителей обрушились наши четыре всадника Апокалипсиса на своих лошадях и в своих фантастических доспехах… А потом появился маленький кюре… Да, теперь я вспомнил… Кюре этой деревни…
— Кюре? — переспросил Энно Ги. — С жителями был кюре?
— Да… по правде сказать, забавный персонаж…
При этих словах комедиант вдруг схватился за левый бок, как будто кто-то его туда ударил. Его лицо исказилось. Казалось, он вот-вот снова рухнет на землю. Юная комедиантка подхватила его под руки, чтобы проводить к повозке.
— Надо отвезти его в деревню, — сказала она. — Нашему старейшине нужно отдохнуть.
— Даже и не думайте об этом, — возразил Энно Ги. — Идите за мной. Я знаю, где вы сможете пока устроиться.
Прихватив с собой Мабель, едва-едва пришедшую в себя от охвативших ее эмоций, кюре отвел труппу к оврагу, служившему жителям деревни убежищем. Снег растаял, однако убежище по-прежнему было замаскировано: трава и мох, уложенные на переплетенные ветви деревьев, скрывали его не хуже снега.
Когда комедианты спустились в убежище, старика вновь охватили воспоминания.
— И здесь ничего не изменилось… нет, не изменилось, — сказал он. — Мы готовились как раз здесь…
— Здесь? — спросил Энно Ги. — А кто был с вами? Военные? Солдаты?
— Нет, — ответил комедиант. — Монахи. Много монахов… А еще собаки… да… я помню собак…
Но больше кюре ничего не удалось вытянуть из старика. Он сильно ослабел и уже не мог говорить. Члены труппы поблагодарили Энно Ги и принялись располагаться в убежище, распихивая по углам свои вещи и сооружая посередине большой костер. Кюре настоятельно попросил их никуда не выходить из убежища.
Затем он вернулся в Эртелу вместе с Мабель. Бедной женщине открылась ужасная тайна, рассказывать о которой пока не следовало никому.
По дороге в деревню Энно Ги напряженно размышлял о тех таинственных событиях, истинное значение которых впервые начало немного проясняться. Он вспомнил о странных чертежах, обнаруженных в полусгнившем сундуке, об имевшемся у Тоби оружии, о подземных ходах, устроенных, несомненно, для спасения от нового Апокалипсиса, о пресловутом Великом пожаре, о культе болот, об идее нового мира и о горстке спасенных людей. В результате этих событий селение Эртелу столько лет находилось в полной изоляции от мира. Это была драма людей, никто из которых не присутствовал на недавнем конце света… инсценировке Апокалипсиса!..
Многое теперь становилось понятным, но от этого Энно Ги не чувствовал облегчения. Римские кардиналы имели непосредственное отношение к трагедии этой маленькой деревушки, всеми забытой на многие годы. По всей видимости, забвение было организовано искусственно. Исходя из прояснившейся ситуации, что теперь можно было сказать о кончине епископа Акена? Его убийство свидетельствовало о его причастности к этому делу, возможно, оно послужило способом похоронить старую жуткую тайну, которую епископ мог вот-вот раскрыть? И если обнаружение этой деревни стоило жизни епископу Драгуана, то это значит, что абсолютно над всеми находящимися здесь людьми нависла смертельная угроза?
