Боковым зрением я заметил, как Харада подбирает пистолет.
Я медленно сделал шаг в сторону малолитражки и в следующее мгновение рванул к ней со всех ног. Передняя часть машины была полностью смята, крышка капота задрана кверху. Мотор с шипением дымился под дождем. Я распахнул дверцу. Прямо мне на руки вывалилась Мари, я обеими руками подхватил хрупкое тело. Какая она легкая! Я уложил Мари прямо на мокрую мягкую землю, в ее груди зияла рана. Из раны темным фонтанчиком хлестала кровь. Из уголка рта тоже вытекала струйка крови.
— Эй, — произнесла она слабым голосом.
— Не разговаривай, — сказал я и замолчал.
Какой толк от моей заботы человеку, вымокшему на холодном июньском дожде, истекающему кровью на грязной земле, стоящему на пороге смерти?
— Почему ты приехала? — Я обнял ее за дрожащую шею. — Почему не выполнила обещание?
В темноте я различил ее улыбку.
— Я помешала? — Голос был тихий, угасающий. — Я тебе помешала?
— Нет, — ответил я, — ты меня спасла. Но почему ты приехала?
— Потому что хотела спросить.
— Что ты хотела спросить?
— Ты понял, почему твоя жена покончила с собой?
Голос стал еще тише. Однако даже в шуме дождя этот прозрачный голос был отчетливо слышен.
— Наверное, — ответил я.
— Эту причину знаешь только ты?
— Наверное, — повторил я.
Она улыбнулась:
— Значит, надо устроить праздник.
— И как будем праздновать?
— Не знаю. Для меня ни разу никто не устраивал праздников. Поэтому я не знаю.
Последовала долгая пауза. Тишину нарушал только шум дождя.
— У меня еще один вопрос.
— Какой?
— Ты раньше когда-нибудь плакал?
Я ответил ей не сразу. И ответил честно:
— Я не плачу. И никогда не плакал.
— Вот как? — пробормотала она. Голос ее стал прерывистым. — А я все это время плакала.
— Почему ты плакала?
— Мне было до слез грустно.
Снова пауза. Я смотрел на ее лицо. Струйка крови, стекавшая из уголка губ, перемешиваясь с дождем, окрасила подбородок в бледно-розовый цвет.
— Ты… — снова пробормотала она, — ты не сказал мне…
— Что?
— Что ты никогда не плакал. Значит, ты не совсем мальчишка. Ты ни разу мне этого не сказал…
Ее шея опала. Я прикрыл ей веки.
Я вернулся к грузовику. При каждом шаге было слышно, как чавкает под ногами мокрая от дождя земля. Я шел и слушал этот звук.
Харада сам со всем справился. В пелене дождя на земле рядом друг с другом сидели Тасиро и вся его компания. Кое-кто был ранен. Харада сидел напротив, наставив на них мой пистолет. Завидев меня, он спросил:
— Как она?
— Умерла, — ответил я.
Он помолчал, а затем произнес:
— Возможно, это из-за меня.
— Нет, это я убил ее.
Он вопросительно взглянул на меня.
Я молча опустился на землю.
Харада снова сказал:
— За этими ребятами нужен глаз да глаз, а я хочу взглянуть на «Подсолнухи». Или лучше вы?
Я покачал головой:
— Нет, сходи ты.
Он кивнул. Передав мне оружие, взял из кабины грузовика карманный фонарик и взобрался в кузов. Не меняя позы, я вытащил из кармана пачку «Хайлайта». Последняя сигарета, мятая. Прикрываясь от дождя ладонью, я закурил. Сигарета была безвкусной.
Через некоторое время из кузова показался Харада. Когда он спрыгнул на землю и подошел ближе, я увидел, что лицо его заметно повеселело.
— Это оригинал! Конечно, следует дождаться результатов экспертизы, но сомнений быть не может. Это оригинал, причем даже в лучшем состоянии, чем я предполагал. «Подсолнухи» Ван Гога! Теперь ваша очередь идти смотреть.
Я помотал головой:
— Я хочу спросить у тебя кое-что.
— Что?
— Они ведь были спрятаны внутри моей картины. Где именно они были закреплены: на внутренней картине с изображением комнаты или на обратной стороне жестяной двери?
Он улыбнулся:
— На двери. Ваша жена явно сделала все, чтобы не повредить ваше произведение. «Подсолнухи» были закреплены клеем на жестяной двери за четыре уголка края канвы.
Вот как? Я передернул затвор. Направил дуло пистолета в бок грузовика. Харада пытался что-то сказать, но я уже нажал на спусковой крючок. Снова передернул затвор и снова выстрелил. И еще два раза. Пули пробили в бензобаке четыре аккуратные дырочки. Из них побежал и потек в нашу сторону бензин. Радужной змейкой он расползался по темной земле под нещадно хлещущим ливнем.
— О боже, — пробормотал Харада.
Тасиро и все остальные затаили дыхание.
В этот момент я бросил окурок. Игра? Может, да, а может, и нет. Трудно сказать. Куда он упадет? В лужу? Или в бензин? Погасит вода окурок? Или нет? Трудно сказать. Дождь не загасил огонек моей сигареты. Очертив дугу, окурок упал на переливающуюся радугой землю. Мгновенно занялось пламя и тут же перекинулось на бензобак.
Последовал взрыв. Темнота окрасилась алым. Отлетевший кусок металла оцарапал мне щеку.
Харада попытался подняться, но тут же рухнул как подкошенный.
— О боже, — повторил он, и в этот момент весь грузовик охватило пламя.
Раздался грохот. Тент загорелся. Темноту нарушало только фантастическое алое пламя. В его отблесках я видел ошеломленное лицо Харады.
— Вы… вы… но почему…
— Просто огонь перекинулся, — проворчал я. — Кстати, погиб человек. Два человека погибли из-за этих «Подсолнухов».
В ответ он глубоко вздохнул:
— Не то время года, чтобы огонь перекинулся.
— Так и для подсолнухов не то время года. Они еще не цветут. Только бутоны наливаются. Вот будет бон,[66] тогда и зацветут.
— Но когда огонь перекидывается, он обычно не так ярко горит.
— Может быть… — Проворчав это, я еще долго смотрел на догорающий грузовик.
Огонь и вправду был ярким. Казалось, он опаляет сами небеса. Он горел торжественно, с помпой. Горел с громкими всполохами. С ночного неба мощными струями хлестал дождь. С земли, словно вылизывая темное небо, вздымалось пламя. Огонь отодвигал холодный мрак, создавая иллюзию жаркого летнего полдня. Пламя было пышным и каким-то выпуклым. Такое бывает по праздникам. Так ведь это же праздничный огонь! Праздничный огонь в честь одного человека.
Это горят подсолнухи.
Наконец Харада сухо произнес:
— Что вы собираетесь делать дальше?
— Ждать, — ответил я, — терпеливо ждать. Спокойная пустая жизнь обязательно придет.
Вдали завыла сирена.
«Сэйбу Лайонс», «Орикс Баффалос» — японские бейсбольные команды.
Итиро Судзуки — звезда японского бейсбола.
«Hokkaido Nippon-Ham Fighters» — японская бейсбольная команда.
«Hi-lite» — марка японских сигарет.
Цукидзи — район Токио; так же называется расположенный там крупнейший рыбный и овощной рынок столицы.
Гиндза — фешенебельный торговый район Токио.
Акасака — один из центральных районов Токио.
Болезнь Корсакова, или корсаковский психоз, — полиневритический психоз с характерным расстройством памяти.
События на площади Тяньаньмэнь, также известные как «события 4 июня» и «бойня на площади Тяньаньмэнь», — серия студенческих демонстраций в КНР с 15 апреля по 4 июня 1989 г.
Фудзоку — заведения, оказывающие сексуальные и эротические услуги, не связанные с половым актом (стриптиз, эротический массаж и пр.).
Гемодиализ — метод внепочечного очищения крови при острой и хронической почечной недостаточности.
1 дзё = 1,62 кв. м.
Эпоха Тайсё — 1912–1926 гг.
Наоми Тиаки (наст. имя Миэко Сэгава) — японская певица.
Cherish — японский дуэт супругов Йоситаки и Эцуко Мацудзаки, создан в 1971 г.
«Мидосудзи в дожде» — песня 1971 г. японской певицы Фэй-Фэй; бульвар Мидосудзи — центральная магистраль г. Осаки.
Биллем де Кунинг (1904–1997) — американский художник, один из лидеров абстрактного экспрессионизма.
Джексон Поллок (1912–1956) — американский художник, один из наиболее известных представителей абстрактного экспрессионизма 1950-х годов.
