Сева заметил, как Спикер мазнул взглядом в сторону Тимура и перекинул нож из руки в руку. У смотрящего перед глазами возникла картина, как только что, полчаса назад Студент с азартом гонял своего кореша по тюремному двору. Бунт на корабле? Эти двое раскидают хату, как нечего делать. Оба дерзкие и умеют драться. И если сейчас начнётся махач в камере, то победит молодость. И победит в виду явного преимущества. А если ещё Спикер и за нож схватится — быть беде… Доигрались, бл…, в вопросы и ответы.
Смотрящий по камере — человек по определению опытный, умный и спокойный. Для авторитетного вора такого уровня физическая сила особой роли не играет. Не царское это дело — с молодыми в своей же хате махаться. Савелий в упор взглянул на Тимура:
— Студент, будь проще и перегрузи думалку. Сегодня ночью выйдешь со мной.
— Пусть первоход вначале за базар ответит, — упрямо возразил вор и намотал полотенце на кулак.
— Ша, Молдаванин. Базар оставляем до завтра.
Опытный зек взглянул на смотрящего, кивнул, откинул полотенце и потянулся к кружке с остывшим чаем. Порядок и дисциплина в тюремной камере…
Кантемиров знал, что слова «будь проще» означают, что сегодня ему никто не причинит вреда, тут сидят обычные люди, которым не нужны проблемы. Слова «перегрузи думалку» молодой зек слышал впервые и по смыслу прикинул, что для ответов на свои претензии его просят подождать до завтра. Интересно, куда его выведут сегодня ночью?
Авторитетный вор Савелий Симонов понял, что Студент не так прост, как обычные «автоматчики», впервые попавшие в места лишения свободы на гражданке. И это правильно, когда молодой арестант печётся о своей репутации в хате. Бывалый уголовник Сева, с его тюремным опытом, знанием и пониманием психологии людей, находящихся в заключении, так и не смог пока раскусить арестанта Кантемирова…
До позднего вечера Тимур даже не взглянул в сторону своего оппонента. Молдаванин специализировался на проникновении в дома и квартиры, чурался силовых преступлений и гордился своей узкой воровской профессией — вор-домушник. Уголовник узкого профиля целый день убивал время в камере за чтением очередной неинтересной книги из тюремной библиотеки. Молодой зек проспал до ужина. На воле обычно утро вечера мудреней, а в тюрьме всё наоборот…
Адвокат так и не зашёл сегодня в изолятор. Может, заболел, ненароком?
Глава 4
Кантемиров проснулся от сонного бормотанья сокамерника снизу, на втором ярусе. Интересно, он сам разговаривает во сне? Жена не раз говорила, что Тимуру после попоек и бань с земляками и сослуживцами снятся армейские сны. Лена даже запомнила несколько повторяющихся фраз: «Строиться, полигонная команда…», «Я сказал, бегом…» и «Товарищ майор, а пошли вы на…» Видимо прапорщицкая душа всё ещё стремилась туда, где ей было комфортно и тепло. Да и что он может такого милицейского сказать во сне? «Гражданин, ваш паспорт?»
После отбоя из камеры выпустили вместе с Севой. Впереди шёл только один конвоир, который привычно забрал у смотрящего пачку сигарет. Особого страха не было. Так, лёгкий мандраж… Пугала неизвестность. Ясный пень, что у Севы с Молдаванином не так просто проснулся интерес к его биографии. Чего им надо? Чего хотят? С другой стороны, захотели бы разобраться по серьёзному — не стали бы водить по всей тюрьме. Пресс-хат с подручными смотрящего и в своём блоке достаточно…
По коридору и вниз на первый этаж по исторической лестнице. Там остановились, цирик отошёл в сторону. Сева повернулся к Тимуру:
— Всё, Студент. Дальше идёшь без меня. Не кипишуй, с тобой только поговорят. — Смотрящий поднял голову, посмотрел сквозь сетку на купол и вернул взгляд на сокамерника. — Мой тебе совет — говори правду и только правду. Всё понял.
— Да.
Сева окликнул конвоира по имени, тот открыл решётчатую дверь ключом и передал узника двум коллегам с другого блока. Прошли несколько проходов и дверей. Тимур догадался, что они уже идут по второму кресту, где он никогда не был. Опять металлическая лестница на третий этаж. Точно такой же коридор и с тем же тюремным кислым запахом сырости и пота. Остановились у двери камеры. Никаких: «Стоять» или «Лицом к стене». Просто остановились у двери, как будто проходили мимо… Один прохожий в спортивной форме, двое других в форме внутренних войск. Первый цирик постучал ключом в дверь.
У Тимура мелькнула мысль: «Ни хрена себе, какая деликатность?». Из камеры послышалось: «Заходи». Два оборота ключа, приглашающий взмах рукой внутрь. Арестант Кантемиров вошёл. Сзади привычно хлопнула дверь. Светлая камера всего на четыре шконки со стенами, недавно выкрашенными в нежно-зелёный цвет. В левом углу традиционная перегородка, но справа урчал небольшой холодильник, на котором стоял цветной телевизор «Шилялис» и алюминиевый электрочайник. Не хватало только коврика на пол и цветастых занавесок на окно с решёткой. Свежо…
На нижних шконках, напротив друг друга сидели два человека, между ними резной деревянный столик с фаянсовыми чашками. Запах свежезаваренного чая и импортного одеколона. Если у Севы камера казалась относительным курортом, то здесь явно хата класса люкс. Один из мужчин спокойно поднялся и вышел из тени шконки. Тимур удивлённо воскликнул:
— Захар?
Молодой высокий мужчина с приметным шрамом на шее присмотрелся к вошедшему и тут же начал ржать на всю камеру. Смеялся до слёз, приседая, махая руками то в сторону Тимура, то в сторону полноватого мужчины с чётко виднеющейся залысиной, явно постарше Захара. Лет под пятьдесят…
Мужчина в светло-серой рубашке и чёрных вельветовых брюках сидел спокойно и с улыбкой рассматривал гостя. Захар отсмеялся, вытер рукой слёзы и повернулся к сидящему:
— Это он ментёнка в РУОПе уронил. Я как эту картинку вспомню, не могу остановиться. — Тамбовский повернулся к Тимуру и протянул ладонь. — Проходи. Так, говоришь, ты Студент?
Тимур кивнул, пожал руку, присел рядом с Захаром и внимательно посмотрел на сидящего напротив. Волевое лицо с приметным носом. Спокойный взгляд карих глаз… Из-под расстёгнутой рубашки в районе ключиц виднелась часть наколотого рисунка в виде звезды, на пальцах выделялись несколько синих перстней дополненных массивным золотым перстнем на правой руке. Внимание гостя привлекли солидные часы на левом запястье. Мужчина перехватил взгляд и сам с улыбкой посмотрел на электронную штамповку на руках вошедшего.
Вообще, часы на руках зека в «Крестах» являлись не только прибором для определения текущего времени, но и показателем крутизны. В камере Тимура до прихода его адвоката часы носил только Сева. Кантемиров перевёл взгляд в глаза хозяина камеры и сказал:
— Доброй ночи. Я свои «Сейко» у адвоката оставил.
— И тебе не хворать, Студент. У меня швейцарские. Чай будешь?
Тимур при входе успел заметить на холодильнике металлическую банку бразильского растворимого кофе и решил быть честным с самого начала.
— Я бы с удовольствием кофе попил.
Затем решил идти в честности до конца и покусился на святое:
— Чай уже надоел.
Хозяин камеры усмехнулся:
— Посуда на холодильнике, сделай себе сам. Чайник вскипел.
Гость встал, открыл банку, с удовольствием вздохнул аромат подзабытого кофе и насыпал в отдельную большую кружку. Положил два куска сахара, добавил кипятка, размешал, аккуратно глотнул за столиком и произнёс:
— Хорошо-то как… Прямо от души.
Мужчина переглянулся с Захаром и представился:
— Меня зовут Гамлѐт. Не Га̀млет, а Гамлѐт. Понял?
— Отчего же не понять, — ответил Студент и глотнул ещё кофе. — Да и не похож ты на принца Датского.
— Это ещё почему?
— Принц вечно сомневался — «Быть или не быть?», а в тебе нет никаких сомнений.
Гамлѐт повернулся к Захару:
— Вот видишь, как приятно говорить с грамотным человеком. А ты вечно путаешь.
— Как скажешь, Гамлѐт. Пойду я, поздно уже.
Тимур оторвался от кофе и посмотрел на тамбовского бригадира.
