– Скажи мне, что ты нашла. Пожалуйста. Хоть что-то.
Голос Салли звучал безжизненно, за все время их совместной работы она никогда не слышала его таким.
– Линда, твоя дочь приложила серьезные усилия, чтобы удалить большую часть контента. Она пыталась стереть все. И я имею в виду вообще все.
– Почему?
Жуткое, томительное молчание.
– Нужно, чтобы ты приехала. Есть… видео. Онлайн. Оно может иметь большое значение.
Линда слышала, как шумно бьется ее сердце. Порывшись в кармане, достала оставленное дочерью письмо. Прижав телефон к уху, она перечитала его еще раз.
Не нужно работать тридцать лет в полиции, чтобы понять, что это было.
Это был конец. Это было прощание. Это была предсмертная записка.
«ТЫ ОБО МНЕ КОЕ-ЧТО УЗНАЕШЬ. НЕПРОСТИТЕЛЬНЫЕ ВЕЩИ. ТО, ЧТО НАВСЕГДА ИЗМЕНИТ ТВОЕ МНЕНИЕ ОБО МНЕ. ПРОСТИ ЗА ТО, КАК СИЛЬНО ЭТО ТЕБЯ РАССТРОИТ. ПРОСТИ ЗА ВСЕ. ПОЙМИ, Я НИКОГДА НЕ ХОТЕЛА СТАТЬ ПОБЕДИТЕЛЕМ, ПОТОМУ ЧТО ПОБЕДА ОЗНАЧАЛА ПОТЕРЯТЬ ВСЕ. Я ПРОСТО ХОТЕЛА ПОЛУЧИТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ПОИГРАТЬ».
63
Алисса
Ее суицид двойной. Умирают две ее половинки.
Сначала Глюк. Все равно к тому времени она уже наполовину мертва. Закончена, вычеркнута, затравлена письмами с ненавистью от подстрекателей к суициду со всего света. Убита.
Все, что заработала Алисса, все, чего добилась, находится на аккаунтах Валентайн. Ее фолловеры. Ее ленты. Вся история ее жизни. Одно нажатие кнопки, и ничего нет. Как будто и не было никогда. Конечно, не было.
Но не видео. Видео остается.
Алисса Мэлоун уходит второй.
Она совершает очищение в воде. Со времен яхты вода зовет ее. Вода крестит. Вода очищает.
Она садится на край моста и как следует связывает себе ноги, следом – запястья, затягивая узел зубами. Уже вечер, и последний ее вдох – холодный.
Ее охватывает паника, и она падает. Падение недолгое, и закричать она не успевает.
Она глотает грязную воду, а вода заглатывает ее саму. Она начинает бороться, дергая ногами и отчаянно желая жить.
Но узлы крепкие, и это последнее сожаление, этот завершающий ужас – тайна, которую она заберет с собой. Ее мать всегда будет подозревать, но никто никогда не узнает наверняка.
64
Первый игрок
– Только двиньтесь, – объявляет Линда, – и я воткну лезвие себе в яремную вену, и тогда ваши любимые будут мертвы через двадцать минут. Помните об этом, прежде чем принимать опрометчивые решения.
Плоть на горле Линды кажется очень нежной, но ей вряд ли нужно подчеркивать свою угрозу. Мэгги слишком измотана, чтобы сделать что-то опрометчивое. Она чувствует себя так, будто получила удар кулаком в грудь.
– Так это сделала ты?
В глазах Линды все еще отражается картинка с экрана проектора, а динамики продолжают издавать отвратительные хрюкающие звуки.
– Выключи звук, но оставь видео включенным, – велит она Бретту. – Я пересяду, не хочу, чтобы вы что-нибудь пропустили. К сожалению, мне уже известно, чем все закончится. – Она поднимается и медленно пересекает комнату, не опуская лезвия. Садится на пол спиной к экрану, лицом к остальным, достаточно низко, чтобы не слепил свет от проектора.
Свободной рукой достает одноразовый телефон и кладет его на пол перед скрещенными ногами. Над ней и за ней продолжается изнасилование ее дочери в чудовищно высоком разрешении. Бретт милосердно выключает звук.
– Мы увидели достаточно, – бормочет Мэгги.
– Нет, – холодно бросает Линда. – Недостаточно. Вы, люди, больше не будете закрывать на это глаза.
– Алисса, – тихо говорит Сара. – Где она сейчас на самом деле?
– Утонула. Четырнадцать месяцев назад. У меня есть фотографии, когда ее вытащили из воды. Хотите – можете взглянуть. Приятного мало, но я смотрю на них время от времени. Они придали мне сил сделать это. Я должна была это сделать. Потому что это вы забрали ее у меня. Вы все виновны.
– Нет, – качает головой Мэгги. – Это неправда.
– Нет? – Линда скалит зубы. – Когда ты получила последнюю выплату, Мэгги? А как насчет тебя, Бретт?
– Выплату? – тихо повторяет Сара. – Я не понимаю.
– Шесть лет назад, – продолжает Линда, – пять женщин подали гражданский иск против Бенишека, обвинив в принуждении к съемкам в его фильмах. Их адвокату необходимы были два ключевых свидетеля. Одним из них был монтажер ранних работ Бенишека, а другая – бывшая ученица школы. Благодаря их показаниям коллективный иск привел бы к предъявлению федерального обвинения в секс-торговле с применением насилия, обмана и принуждения, а также изготовлении детской порнографии с шестнадцатилетней девочкой. Пол Бенишек уже отсидел бы половину срока, а моя дочь сейчас училась бы в университете.
Уставившись Линде в глаза, Мэгги ищет в пугающей черноте хоть каплю сострадания и не находит.
– Мне было восемнадцать, когда подали этот иск. Я жила одна и была до смерти напугана. Ты считаешь, я должна была встретиться с ним в зале суда? Чтобы мою интимную жизнь в пух и прах разнес какой-нибудь адвокат от защиты? Я была совершенно одинока, предавалась самобичеванию и пыталась вернуть свою жизнь в нормальное русло.
– Но ты взяла у него деньги. Ты и Бретт. Его люди пришли в первую очередь к вам и предложили наличные. По пять тысяч каждому, и вы взяли не раздумывая.
– Так, значит, в этом все дело? – выплевывает Мэгги, чувствуя себя как в бреду. – Обвинение жертвы? Наказание?
– Ответственность. Ваши поступки имеют последствия, неважно, кто вы – свидетель, слишком трусливый, чтобы выступить в суде, или наркодилер, который продает наркотики порнографам и не думает о последствиях.
– А я? – спрашивает Сара.
– Я думала, ты уже поняла.
Сара медленно качает головой, приглаживая ладонями волосы.
– Он сказал, что проиграл их на бирже. Четыре тысячи фунтов. Я ему поверила. Так поэтому ты забрала у меня мою девочку? Поэтому притащила меня сюда? Потому что я была слишком глупа и доверяла собственному мужу, так?
– Нет, не совсем так. – На мгновение Линда кажется смущенной и виноватой. С приставленным к горлу ножом зрелище довольно странное. – Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам. Вот что получается, когда тебе приходится нанимать отбросы общества. Положись на таймер и установи автоматическую отправку сообщений. Вот тебе и бардак. Я полагаю, твой телефон оформлен на мужа?
– Мой телефон? Какие это имеет отношение к… – Сара резко замолкает и закрывает глаза. – О нет.
До Мэгги доходит, и ей кажется, что она вот-вот сорвется.
– Ты прослушивала не тот телефон, да? Шантажировала не того супруга. С самого начала это должен был быть ее муж.
– Этого вообще не должно было быть, – признается Линда скорее себе, чем комнате. – Урок был прост. Вы, люди, не выполнили свои обязанности, и из-за этого я потеряла того, кого любила больше всего на свете. Сегодня вечером вы должны были действовать, чтобы вы не потеряли того, кого больше всего любите. Это был ваш шанс исправить свои ошибки.
На другом конце комнаты Бретт бормочет:
– Нужно действовать. Исправить наши ошибки.
– Победитель всегда должен был быть только один, – продолжает Линда. – Тот, кто воспользовался бы этой возможностью, сделав так, чтобы такое больше никогда не повторилось, тот, кто положил бы этому конец, мог бы уйти, а остальные узнали бы, что значит потерять все. – Она вздыхает, совершенно вымотанная, и на пугающее мгновение Мэгги кажется, что она упадет в обморок прямо на лезвие. – Но вы оказались не такими, как я ожидала. Вы просто… люди.
– Да, – осторожно произносит Сара. – А тебе нужна помощь. Я знаю, что значит потеря. Я сама через это прошла, и знаю, что очень легко потерять рассудок. Мы хрупкие создания. Если бы мне было на кого свалить вину за все мои потери, я бы это сделала. Если бы такое, – она с отвращением кивнула на экран, – случилось с моим ребенком, мне бы тоже захотелось отплатить всему миру. Но разве ты не видишь, насколько это иррационально? Как ты можешь скорбеть по своей дочери, убивая мою малышку? Даже если в этой комнате кто-то виноват, наши сыновья, дочери, невесты такого не заслужили. Это должно прекратиться.
