— Нет. А вот убийство — преступление. Так же, как и похищение людей. Дорогуша.
— В самом деле? — Он самодовольно улыбнулся. — И вы обвиняете меня в одном из этих преступлений или в обоих? Должен вас предупредить…
— Вы должны предупредить меня? Мне кажется, вы что-то перепутали, мистер Кингстон: здесь я полицейский, а не вы. Я и мой темнокожий друг.
Она увидела, что его глаза вспыхнули.
«Расист с самомнением выше крыши, — подумала Лоррейн. — Но ты у меня в руках, приятель».
— А, так это ваш друг. — Это было сказано с величайшим сарказмом и с тысячью скрытых намеков.
Ну все — с Лоррейн было достаточно. Скользкий тип, подумала она и, подскочив, склонилась над его столом:
— Послушайте, Кингстон, я знаю, что вы само олицетворение греха. — Она направила палец ему в лицо, чуть не коснувшись усиков. — Я предупреждаю вас, не умничайте. Потому что я вас достану. Вы обыкновенный террорист, и я вас ни капли не боюсь.
Она заметила, что выражение его лица изменилось, но был ли это страх или нет, она сказать не могла. Возможно, этот червяк никогда в жизни никого не боялся, но Лоррейн знала, что определенно действует ему на нервы.
— Я не знаю, где вы воспитывались, — рявкнул он, и в его голосе прозвучал гнев, — но очевидно, что не как леди!
— Вы бы не узнали леди, если бы она ударила вас по лицу и распевала национальный гимн с вершины монумента Пеншо.
Кингстон вспыхнул от ярости:
— Если вы позволите, я просто позвоню своему адвокату. Не вижу причин, почему я должен это выслушивать.
Он уже было встал, но Лоррейн, все еще на ногах, опустила руки ему на плечи, заставляя его снова сесть. Его лицо приобрело комичное выражение.
— Звоните отсюда, — сказала она.
Кингстон поднял трубку, его пальцы побелели, когда он сжал ее в своей руке.
— Я вас предупреждаю, — сказал он Лоррейн, — что он сразу сообщит суперинтенданту Кларку.
— Ваш знакомый, да?
— Кто?
— Чертов Санта-Клаус! Ну а как вы думаете, кто?
— Я отказываюсь говорить, пока сюда не приедет мой адвокат.
— Тогда скажите ему, чтобы он приехал побыстрее.
Он набрал номер, и по его лицу было заметно, что он готов ее убить.
Следующие пятнадцать минут прошли в тишине под замершим взглядом мертвых животных. Кингстон невозмутимо читал книгу, которая лежала на столе.
«Я бы поставила мерзавцу пять баллов, — подумала Лоррейн, изучая свои ногти, — он спокоен, как слон».
Затем телефон Люка разорвал кажущееся спокойствие. Он вышел, чтобы ответить на звонок. Через несколько минут он вернулся.
— Босс! — Люк кивнул ей, чтобы она вышла.
Лоррейн встала.
— Мы ненадолго, — бросила она через плечо, выходя из комнаты.
Она почти чувствовала, как десяток ножей воткнулся ей в спину.
— Я знаю, что тебе нужно сказать мне что-то, что я не хочу слышать, — посмотрев на Люка, сказала она.
— Мы не можем его трогать, босс.
— Черт! — Она со злостью ударила рукой по панели. — Да кто он такой? Ради бога, только не говори мне, что Кларк у него на поводке!
— Не Кларк, приказ поступил сверху. Он останется на свободе, пока мы не будем иметь неопровержимых доказательств вместо показаний с чужих слов.
— Люк, я не могу этого так оставить. Я обещала Робби — ты знаешь, что из-за нас Лэмсдоны остаются уязвимыми перед этим маньяком, который может сделать с ними все, что захочет?
Но даже когда Лоррейн спорила с Люком, она понимала, что ничего не может сделать. Если она оставит без внимания звонок и заберет его в участок, то он снова выйдет на свободу в считанные минуты.
«Тогда за решетку попаду я, а какую пользу это принесет Лэмсдонам?» — подумала Лоррейн.
Она даже не вернулась попрощаться с Кингстоном и сразу же направилась к двери. Люк последовал за ней. С тех пор как он зашел к Мевис в сад и увидел их, радующихся хорошим новостям, Лоррейн стала намного спокойнее. Настолько, что он пытался набраться храбрости и пригласить ее на свидание. Он думал, что это можно будет сделать сегодня, но не сейчас. Судя по выражению ее лица, Лоррейн была взвинчена как никогда. Глядя на нее, Люк испугался, что у нее вот-вот случится удар.
Марк дополз до верхней ступеньки и уселся там, поставив подбородок на колени. Он услышал голоса в кабинете и с трудом поднялся наверх, чтобы быть готовым стучать в дверь и звать на помощь, но вскоре понял, что его отца допрашивают полицейские. Марк не проронил ни звука, не зная, было ли это сделано из верности отцу или из обыкновенной трусости. Он сидел в своей темнице, укутавшись в одеяло и различая только каждое третье слово.
Становилось по-настоящему холодно, и он потер руки, воображая, как его отец откроет дверь, когда копы уйдут, и обнаружит, что он замерз до смерти.
Марк снова задрожал, но на этот раз не от холода. Возможно, его отец и хотел, чтобы он умер. Возможно, он никогда его не простит.
— Папа, пожалуйста, прости меня. Выпусти меня отсюда, — заныл он, но, вспомнив о своем решении, впился зубами в ладонь.
«Я больше не буду плакать. Ни за что».
Вздохнув, он прислонил голову к стене.
Он должен верить, что отец освободит его — не может же он оставить его здесь навсегда. Должно быть, прошло уже много дней, и, даже если он сообщил в школе, что его сын уехал кататься на лыжах они все равно будут интересоваться, если Марк не вернется. А Керри уж точно не забудет о нем. Он ей на самом деле понравился — Марк знал это, — и она наверняка вернется.
На этот раз он не смог сдержать слез и снова спустился вниз к своему стулу. Завернувшись в одеяло, как будто оно гарантировало ему безопасность, Марк захныкал:
— Что я сделал не так? Ну что такого я сделал?
Керри проснулась, потянулась, а затем прижала руки к бокам, чтобы простыня плотно обтянула ее грудь. Если не считать жжения в плече, она чувствовала себя намного лучше.
Ногу свела судорога, и она посмотрела на нижнюю часть тела. Взгляд Керри задержался на ступнях, а затем стал двигаться вверх, пока не остановился на двух маленьких выпуклостях в районе груди. Уставившись на них, она здоровой рукой натянула простыню еще плотнее.
Очень медленно, как будто внезапное движение могло заставить выпуклости исчезнуть тем же магическим образом, как они появились, она подняла руку. Когда рука повисла в воздухе над бугорками, Керри заколебалась.
«А что, если мне это мерещится», — подумала она.
Грудь растет ночью?
Нет.
А у Керри росла.
Закусив губу в предвкушении, она осторожно дотронулась до бугорков. Все еще на месте.
— Есть! — закричала она. — Да! Да! Да! У меня есть грудь!
Керри была так довольна и так поглощена своими новыми формами, что не заметила мальчика-подростка, стоявшего с открытым ртом в дверном проеме.
Мальчик, выздоравливавший после аппендицита, решил прогуляться, чтобы развеять скуку. Когда он проходил мимо комнаты Керри, то услышал крики. Он был так поражен тем, что происходило перед ним, что не услышал Кэла и Микки, идущих по коридору, пока они не остановились рядом с ним.
Кэл быстро заглянул в комнату Керри, а затем посмотрел на мальчика:
— Ах ты, маленький грязный хулиган!
Мальчик вспыхнул. Он сглотнул и попытался все объяснить.
— Я ничего плохого не делал, честно. Я гулял, а она… — Он кивнул на Керри, которая все еще не замечала, что происходило у входа в ее палату. — Черт возьми, оставь меня в покое.
— Я не оставлю тебя в покое, ничтожество, — сказал Микки, толкая его в спину, — я переломлю твою тощую шейку, любопытный хорек!
Когда Кэл и Микки вошли к Керри, она подняла глаза и одарила их сияющей улыбкой. Было очевидно, что она не видела парнишку, и Кэл, слегка покачав головой, дал Микки знак, который тот сразу же уловил.
Керри села в постели:
— Вы пришли, чтобы забрать меня домой, ребята?
— Пока нет, волшебница, — ответил Кэл. Он вспыхнул, когда вручал ей букет красных и белых гвоздик. Цветы в его руках были единственной причиной, почему он не тронул мальчика.
— Это и от меня тоже, — пискнул Микки, угощаясь мандарином из вазы с фруктами, стоящей на прикроватной тумбочке.
— Спасибо, — пробормотала Керри, глядя на цветы так, как будто они собирались ее укусить, и чувствуя себя не менее смущенной, чем Кэл, особенно сейчас, когда она превращалась в женщину прямо у них на глазах.
Черт! Они их видят?
Она поспешно натянула одеяло до шеи.
— Холодно? — спросил Кэл.
— Ага… э-э… а где мама и Робби?
— Твоя мама не очень хорошо себя чувствует, так что Робби решил остаться с ней дома, тем более что завтра тебя скорее всего выпишут.
