Я дала ему секунду на размышление. Но только одну. Пора было вешать трубку. Я уже и так нервно озиралась.
— Что за бред? — вспылил Джосбери. — Зачем ей посылать тебе оружие, которым еще никого не убили?
Я с трудом сдержала горькую усмешку.
— Тебе повезло, что ты такой смазливый, Джосбери. Потому что в голове у тебя, прямо скажем, дерьмо, а не мозги. Нож идеально чист по той простой причине, что воспользоваться им должна я. Я должна убить Джоанну.
87
— Эти женщины, которых ты убила… Матери мальчиков. И моя мать тоже… Ты их винишь в том, что случилось? Ты думаешь, они в ответе за поступки своих сыновей?
Девушка проводит все больше времени с Джоанной, как будто ей тоже одиноко и неуютно. Иногда они разговаривают, иногда сидят молча, слушая дыхание друг друга.
— Они воспитали их в полной вседозволенности. В уверенности, что можно просто брать, хватать, отнимать — и не думать о последствиях.
— И поэтому ты… это делаешь?
— На следующий день, в полиции, их отцам было стыдно на нас смотреть. Они стыдились своих сыновей. Конечно, они помогли им избежать наказания, но хотя бы не говорили, что мы сами напросились.
— А матери говорили?
— Эти женщины даже мысли не допускали, что их драгоценные мальчики могут в чем-то провиниться. Поэтому всю вину свалили на нас — на меня и на мою сестру. Надо же кому-то отвечать.
Джоанна на миг задумывается. Она хочет кое-что сказать. Произнести предательские слова, которые, возможно, спасут ей жизнь.
— Я понимаю. Но ведь люди, которые надругались над вами, все равно останутся безнаказанными.
Ответом ей служит презрительный смех.
— Нет, — шепчет она на ухо Джоанне. — Это быстрая смерть означала бы, что они остались безнаказанными. А убивать их медленно я бы не смогла. Быстрая, внезапная, безболезненная смерть — это не кара. А так они будут страдать до конца своих дней. Точь-в-точь как я.
88
Я не врала, когда говорила Джосбери, что нахожусь неподалеку от Ватерлоо. Я соврала, когда сказала, что сяду в поезд: лондонская подземка нашпигована камерами слежения, найти меня не составило бы ни малейшего труда. На самом деле я оседлала свой велосипед и поехала на восток вдоль дороги А202, но не напрямую, а закоулками. Накинув капюшон и опустив голову, я упорно крутила педали.
Через час и десять минут я уже наблюдала сверху, как юго-восточные районы Лондона праздно переползают из субботы в воскресенье. У входа в парк Гринвич я купила кофе и сэндвичи и теперь поглощала их, ловя в реке отблески гаснущего солнца. Одним, впрочем, глазом — вторым я следила, как бы кто не подошел слишком близко. Небо постепенно затягивало тучами, народу в парке было немного: кто выгуливал собак, кто запускал воздушных змеев, кто следил за своими детьми на игровой площадке. Холодало.
Наверное, чувство времени у меня притупилось из-за близости Гринвичского меридиана, на который равняются во всем мире.
Перед моей командой, брошенной на произвол судьбы, стояли две основные задачи. Во-первых, найти Джоанну Гроувс и Викторию Луэлин; обе девушки, с большой долей вероятности, находились в одном месте. А во-вторых, найти меня. Мою фотографию, должно быть, уже разослали по всем полицейским участкам Лондона. В каждый пункт слежения, в каждую патрульную машину. Всем офицерам полиции было велено искать меня. Я бы не удивилась, если бы мне отвели главную роль в обеденном выпуске новостей. Тогда меня начнут искать не только копы, но и все неравнодушные граждане.
А еще — Луэлин. У нее есть мой номер телефона. Она скажет, куда ехать. Мне останется только добраться туда, не попавшись в руки законникам.
И вот я сидела и коротала время, тщетно уговаривая себя не мерзнуть. Без пяти час красный «шар времени» поднялся на середину мачты, через три минуты взмыл на самую верхушку, а ровно в час снова пополз вниз. Я прождала еще полчаса и достала мобильный. Новых сообщений не было.
Тогда я его выключила и снова села на велосипед. Вероятно, Джосбери уже знает, что я в Гринвиче. Пора в путь.
Я выехала из парка и первым делом отыскала дешевую вещевую палатку. Там я купила голубой дождевик и бейсболку, переоделась и заехала под глянцевый купол у входа в Гринвичский пешеходный туннель. По туннелю я, как полагается, шла пешком, таща велосипед за собой и прижимая подбородок к груди — на случай, если там установлены камеры. На северном берегу я села на скамейку с видом на реку и целый час любовалась изысканной архитектурой. Накрапывал дождь. Я снова проверила телефон. И новых сообщений снова не оказалось.
Часам к трем я совсем окоченела. На Собачьем острове я юркнула в интернет-кафе, почему-то открытое в воскресенье, и, стараясь не попадать в объективы камер, прошла к свободному компьютеру в дальнем углу. Меня интересовали новостные сайты.
На каждом из них сообщалось о похищении Джоанны Гроувс. Русоволосая, голубоглазая, худощавого телосложения; не то чтобы писаная красавица, но далеко не дурнушка. Жила в Уимблдоне, в квартирке на цокольном этаже, работала в районной начальной школе. В пятницу она вышла из школы в половине четвертого, и с тех пор никто ее не видел. Узел, в который сплелись мои внутренности, с каждой страницей становился все туже.
Обо мне не было ни слова. Даже на официальном сайте ОБОТП. Ничегошеньки.
У меня еще оставалось оплаченное время, но пора было уходить. Таллок славилась своими компьютерными талантами и запросто могла проследить, с какого адреса заходили на страничку ОБОТП. Действия полиции меня всерьез разочаровали. Они же должны были искать меня, черт побери! Мое имя должно было стать достоянием общественности. Как иначе Луэлин узнает, что я ушла в самоволку?
Думай, думай, думай! Прокатавшись еще с четверть часа, я нашла другое интернет-кафе. Там я ввела в поисковике слово «Потрошитель» и нажала на кнопку «найти».
Настоящему Джеку-потрошителю посвящены миллионы сайтов. Его имитатору из двадцать первого века — гораздо меньше, неполных сорок три тысячи. Хотя, конечно, для считаных недель работы это вполне солидный итог. Среди результатов поиска я отбирала блоги. И на каждом оставляла один и тот же комментарий.
«Девочка из Кардиффа, позвони мне. Л.»
Я сознательно шла на риск. Полиция наверняка поручила кому-то наблюдать за интернет-активностью после первого же убийства. Заметив мои сообщения, они смогут их проследить. Я вышла из кафе, села в небольшой полупустой кофейне и, проторчав там сорок минут, включила телефон. Снова пусто. У меня уже развивалась паранойя. В кофейню вскоре после меня зашла какая-то женщина. И вот, сорок пять минут спустя, она по-прежнему сидела за столиком. Скорее всего, простое совпадение — типичная городская жительница с избытком свободного времени. Но мне не нравилось, что она сидит так близко от меня.
Я перешла в другое кафе, на этот раз с телевизором, и попросила включить новостной канал. За двадцать минут вещания о Джоанне вспомнили неоднократно, обо мне — ни разу. Телефон. Нет непрочитанных сообщений. Дальше.
Черт, я ожидала совсем иного! Паника вскипала во мне, как молоко на плите. Луэлин не знает, где я. Она не выйдет на связь.
Паранойя усугублялась — казалось, все смотрят на меня. Это было невозможно: я же отключила телефон, я постоянно перемещалась, я избегала камер слежения. Наверное, на меня глазели из-за синяков, так до сих пор и не заживших. Но со временем уверенность, что за мной наблюдают, только крепла.
Я могла бы просто взять и убежать.
Но тогда Джоанна Гроувс погибнет. Надо что-то придумать. Я же знаю эту женщину. Я знаю, как она мыслит. Где она могла спрятать Джоанну?
Джеральдину Джонс она убила в жилищном комплексе на юге Лондона. Аманду Вестон порезала на кусочки в парке. Шарлотту Бенн нашли в ее собственном доме, Карен Кертис — в доме матери. Ничего общего.
Я вышла из кафе и, отстегнув велосипед, повела его вдоль улицы, забыв на время о камерах. Впервые за день у меня не было плана. Я впервые не знала, что делать.
