В моем номере было белое покрывало в рубчик, на стене висела старинная карта Нью-Гемпшира в раме.
С балкона открывался вид на реку Коннектикут. Мы сотни раз гребли мимо этого места; я смотрела на этот старый несуразный отель и представляла гораздо более причудливые интерьеры. Было слишком холодно, чтобы выходить на балкон, разве только ради сигареты, а я не курила с 2005-го.
Очередное сообщение от Ольхи: «Окей, больше не буду но Лола говорят их дядя Майк едет к вам сегодня вечером, если это годная инфа».
И еще: «Что если мы перейдем в Снапчат или куда-то еще? Сообщения подчистятся? Бритт передает привет».
И еще: «Я думаю все путем, но не точно. У судьи первоклассная морда кирпичом». Еще: «У вас есть аккаунт на Снапе?? Могу завести для вас».
Я написала: «Скажи Бритт, я передаю привет, и ХВАТИТ МНЕ ПИСАТЬ!»
4
Я так и не узнаю, слушали ли вы подкаст — не «Она утонула», который Бритт с Ольхой задвинули подальше, сделав четыре любительские серии, а настоящий, для широкой публики, который они сделали со мной и моим продюсером, через год после нашего курса киноведения, — хотя, полагаю, вы догадываетесь, что все началось с того сообщения, которое я отправила Ольхе напоследок, посоветовав осмотреть сарай с инвентарем. Мы обыграли этот момент в первой серии. На пятой минуте звучит голос Ольхи: «Она уже была на полпути в аэропорт, когда мы получили ее сообщение». Вступает голос Бритт, ниже, выразительней, чем у Ольхи: «Это сообщение в итоге перевернет вверх дном все, что мы знали об этом деле, все, что мир знал о месте преступления в течение последних двадцати трех лет».
Они не стали уточнять, что именно было в моем сообщении, до первой рекламной паузы, а затем рассказали о том, как Бритт прошла углубленный курс химии и они самостоятельно изготовили люминол, что оказалось на удивление несложно, — и как на внутренней стороне двери сарая и особенно в трещинах цементного пола обозначились брызги крови, заметные даже двадцать три года спустя. Кровь въедлива.
Только благодаря тому, что строительство нового спортивного комплекса за семь миллионов долларов задерживалось, сарай все еще стоял. Дверь была металлической, проржавевшей — и хотя ручку и замок заменили, господи боже, это была та самая дверь, которую мы открывали отмычкой. Она была отнюдь не самой старой вещью в Грэнби, но самой старой из уродских.
История получилась бы более впечатляющей, если бы, как иногда намекали в прессе, юные химики явились туда легкой походкой и тут же все выяснили, но в действительности, как только замерцали тускло-синие брызги, учительница химии догадалась побыстрее выпроводить ребят, напомнив им, что не только кровь может давать реакцию на люминол. Отдельные виды краски, к примеру. Мякоть репы, как ни странно. Далее она сообразила довести это до сведения директрисы, которая в свою очередь обратилась в полицию, которая в свою очередь не пожалела времени и денег, которых должна была не пожалеть в 1995, чтобы опечатать это место и зайти туда с более качественным люминолом, освещением и камерами, а также — поскольку стены из шлакоблоков были перекрашены в 1996-м и еще раз в 2004 году и поскольку под обоими слоями краски были граффити — с химикатами для снятия краски, мелкозернистой наждачкой и бритвами. Не все взятые образцы оказались пригодными, но и оставшихся было достаточно, чтобы стало ясно: это кровь Талии Кит.
На внутренней стороне двери оказались не только брызги крови, но и отпечаток, в самом низу, окровавленной подметки, когда убийца, по-видимому, открыл дверь ногой. Но еще больше, чем на самой двери, крови было на стене слева от двери. Чего я не знала: от первого удара головой о стену не могли возникнуть брызги крови. От второго — да, когда кровоточащую рану, набравшую достаточно крови, ударили о твердую поверхность. Поэтому, как выяснили профи, Талию ударили головой о стену два или три раза. Она при этом все еще стояла, или, скорее всего, ее держали. Возможно, за шею. Лицом к убийце.
Большую часть этой крови вскоре стерли — размазали кругами, сделав невидимой невооруженным глазом, особенно в темном сарае, освещаемом одной лампочкой. Возможно, сразу после этого добавили свежие граффити, быстрый небрежный слой аэрозоли, который должен был смешаться с другим аэрозолем, фломастерами и мелками. И даже если бы кто-то обратил внимание на еле заметный коричневатый кружок на стене, примерно на уровне головы, в помещении, где было полно подтеков, паутины и мышиных какашек, с какой стати кто-то провел бы какую-то параллель с девушкой, утонувшей в бассейне?
Эта находка имела большое значение по нескольким причинам. «Нумер раз», как сказала бы Фрэн, она ясно показывала, что команда защиты Омара в 1995 и 1996 годах провела расследование спустя рукава. Возможно, это не стало бы основанием для нового заявления о неэффективной работе адвоката, если бы новые доказательства не свидетельствовали о том, что вердикт вполне мог быть иным.
И действительно, вердикт мог бы быть иным, если бы (номер 2) обвинение не опиралось на аргумент о том, что невозможно было совершить убийство в бассейне без того, чтобы Омар что-то услышал или увидел. Но теперь было ясно, что на Талию напали за пределами спортивного комплекса. А близость сарая к аварийному выходу из бассейна (плюс следы крови на дверном косяке, которые списывали на небрежность охраны кампуса) давала веские основания предположить, что именно так Талию и переместили в бассейн, а не по коридору мимо кабинета Омара. Добавьте к этому (номер 3) понимание, что методология, по которой сличали ДНК Омара с купальником Талии и с волоском у нее во рту, смехотворно устарела. И номер 4: несколько одноклассников теперь готовы были подтвердить, что Талия выпивала за кулисами после спектакля, что предполагало более раннее время смерти. И номер 5, еще один недостаток первоначальной защиты: они не сумели связаться с теми же свидетелями — и ко мне не обращались, тогда как я могла бы расшифровать ежедневник Талии.
Так или иначе, с этого и начался подкаст для широкой публики в 2019 году — с моего сообщения Ольхе и его последствий. Из-за этого люди следили за историей, которую рассказывали двое подростков: об этих подростках после того, что было обнаружено в сарае для инвентаря, написали в журнале «Пипл», этих подростков приглашали в другие подкасты, у этих подростков взяла интервью Саванна Гатри [65] в лестном свете телевидения. Я выступала в качестве сопродюсера и периодически участвовала в подкасте, но старалась оставить за ними главное слово. Отчасти чтобы не компрометировать себя как возможную свидетельницу; отчасти потому, что я опасалась, как бы злые языки, никак не оставлявшие меня и Джерома в покое, не навредили этому проекту; и отчасти да, из-за тягучего, иррационального, подросткового страха, что одноклассники станут интересоваться, почему это именно я занимаюсь этим.
Тем не менее я как никто огребала в интернете. Мне доставалось как на открытых площадках (я на все готова ради славы, я сую нос не в свое дело, я знаю больше, чем говорю), так и в личных сообщениях (кем я себя возомнила — от одной дамы с «Фейсбука», у которой всего десять друзей и среди них Бет Доэрти; думайте что хотите). Некоторые возмущались, что я не верила и не поддерживала Жасмин Уайлд, а тут поверила Омару, мужчине, ну не странно ли? Но я держала удар. Я была живым щитом между ребятами и обществом, принимая на себя часть того, что иначе получили бы они. Я почти всех игнорировала.
Я взялась за свою книгу о забытых сценаристках и, когда дрязги с Джеромом поутихли, нашла агента, имея синопсис и две главы.
Моя подруга Элиз, которая любит астрологию, сказала мне, что я, вероятно, переживаю оппозицию Урана. По ее словам, это случается со всеми, кому чуть за сорок, — огромная встряска, такой период гори-оно-огнем, сознательный или бессознательный, который перестраивает нашу жизнь. «Кто-то заводит роман и покупает спортивную машину, — сказала она. — Но ты, ты становишься мстительницей. Это круто. И ты никогда не была такой… энергичной. У тебя словно включился турбонаддув».
