Едва жив.
Чертова жестянка. Вот тебе и Монталво, приятель отца, хваленый механик.
А может, он сам виноват? Водить не умеет. Он так давно не садился за руль.
Он полз на север Вермонта, как улитка, изо всех сил старался поддерживать ровное поступление газа, подгадывал смену огней светофоров, чтобы свести к минимуму остановки.
На небе половинка луны, неверный лунный свет пробивается сквозь Неоновые огни рекламы, смог и влажный воздух. На Вермонт-авеню не утихает движение. Неоновые радуги на испанском, корейском и вновь на испанском языках. Автомобиль катился мимо темных зданий, перемежающихся яркими и шумными барами, клубами и магазинами, торгующими алкогольными напитками.
Снова подростки, толпящиеся вокруг приличных на вид клубов. Хорошая одежда, самоуверенные улыбки.
И опять бедные кварталы, рабочий класс — мексиканцы и сальвадорцы.
Его родным языком был английский, но иногда снились сны на испанском. Впрочем, сны он видел редко.
В непрезентабельном танцевальном клубе гремела музыка.
Убийственное времяпрепровождение. Убийство времени. Время убийства.
А вот погода не предвещает ничего дурного — теплая ночь, приятный ветерок.
Может, и не будет никаких убийств.
Скорее всего он ошибся.
Пи-Кассо.
Даже если сегодня что-то и произойдет, он был почти уверен, что взял на себя дурацкую миссию.
Отправился куда-то, исходя из надуманных теоретических соображений и опираясь на холодную категоричную религию, имя которой было логика.
Единственный вывод, основанный на фактах. Но что означали эти факты?
Не исключено, что он снова ошибся. Ужасно, трагически ошибся.
На Третьей улице «тойота» снова зачихала, и двигатель едва не заглох. Затаив дыхание, он плавно нажал на акселератор, и чертова развалюха уступила.
Он доехал до Четвертой, Беверли…
Он, конечно же, идиот, но что еще мог он сделать? Мобильник Петры по-прежнему не отвечал — полицейская уловка, разумеется. То, что копы называли тактической линией. Связываться с кем-то из участка бессмысленно. Разве будут копы обращать внимание на него?
«Чокнутый латинос, едущий по Вермонту на разваливающейся колымаге».
Он проехал Мелроз. Еще две мили… И что потом?
Припаркуется на безопасном расстоянии, пойдет пешком. Осмотрит окрестности и найдет удобное для наблюдения место.
Игра в детектива.
Место предполагаемого преступления: Западный педиатрический центр. Сейчас начнется пересменка, и выйдут сестры, ухаживающие за детьми.
Он ходил в этот центр, будучи студентом второго курса. Профессор биологии хотел, чтобы будущие врачи увидели, что такое уход за больными.
Больница показалась Айзеку удивительным, ужасным местом, переполненным через край сочувствием, бешеной активностью, печалью.
Широко открытые глаза очень больных детей. Лысые головы, восковая кожа, тонкие, как палочки ноги.
Он решил тогда, что педиатрия не для него.
Теперь он сдуру сам возвращался туда, внутренне содрогаясь.
Автомобиль издал звук, похожий на приступ рвоты. Айзека тряхнуло и вдавило в сиденье, так как машина неожиданно набрала скорость. Ему удалось взять ее под контроль, и он проехал через перекресток к югу от бульвара Санта-Моника. Чудом пролетел на красный свет, едва увернувшись от огромного фургона.
Его оглушил рев клаксона.
Через две секунды «тойота» сдалась.
Пешком.
Полмили бегом до бульвара Сансет, поближе к домам, стараясь не привлекать внимания.
Когда добрался до места назначения, на часах было 23:43. Замедлил шаг и, оставаясь на южной стороне бульвара, двинулся к большим зданиям больничного комплекса.
В окнах большинства домов было темно. Главное здание освещали сверху два луча — белый и голубой, — словно сомкнутые руки.
Айзек оставался в тени, когда женщины, в основном молодые, в белой, розовой, голубой и желто-канареечной форме, вышли из нескольких дверей и стали переходить Сансет.
Отстали от других примерно двадцать сестер. Если каким-то чудом он оказался прав, то преступник должен был где-то притаиться и наблюдать.
Но откуда?
Айзек смотрел, как сестры устремились к вывеске «Служебная стоянка». Стрелки указывали в обоих направлениях, и группа разделилась на две части. Большинство женщин пошло в западном направлении, несколько человек — в восточном.
Две стоянки. Куда идти?
Он подумал, что если Добблер здесь, то он захочет, чтобы все было, по возможности, тихо. В восточном.
Он последовал за пятью женскими фигурами по удивительно темной улице. Обшарпанные здания, похожие на его собственный дом. Посередине квартала двухэтажная стоянка.
Темно. Айзек подошел поближе и увидел окруженный цепями вход. К воротам прибито объявление:
«Реконструкция объекта защиты от землетрясения. Окончание работ — август 2003».
Сестры продолжали идти. Двадцать футов, тридцать, пятьдесят. Почти до конца квартала. Еще одно объявление, слишком далеко, чтобы прочитать, но Айзек разглядел автомобили.
Прибавил шаг.
«Временная служебная стоянка»
Яркий свет заливал правый угол стоянки. В левом углу было темно.
Плохое обслуживание или кто-то это сделал сознательно? Айзек понадеялся, что угадал правильно.
Глупая надежда. В городе полно больниц, и во многих из них лечат детей. Сколько из них специализируются по легочным заболеваниям? Ни малейшего понятия.
Это было хуже, чем академические споры вроде тех, сколько ангелов поместится на кончике иглы. Он действовал вслепую, и это грозило самой страшной ошибкой.
Айзек перешел улицу, проскользнул между двумя жилыми домами и ощутил под ногами что-то мягкое. Почувствовал запах собачьего дерьма.
Отступил на шаг и убедился, что отчетливо видит грязную стоянку. Насколько он знал, Добблер стоит сейчас поблизости и может услышать его.
Айзек затаил дыхание. Увидел, как пять медсестер направились к своим автомобилям. Некоторые из них стояли под фонарями другие тонули в темноте.
Преступник должен направиться к темному участку. Если…
23:54.
Если… если… если…
27 июня, 23:46. Дом Добблера, Тарзана
— Я пойду к передней двери, — сказала Петра.
— Хочешь, чтобы я оставался здесь? — спросил Эрик.
— Да.
Она вынула из сумки пистолет, вышла из машины, подождала, чтобы успокоить дыхание, приблизилась к входной двери Добблера.
Положила руку на пистолет, готовясь ко всему, что может произойти.
Чутье подсказывало ей, что случиться может что угодно.
Все было неправильно. Как она могла так обмануться?
Позвонила. Ничего. Повторный звонок также не принес результата. Может, Добблер все же вышел из дома, и они с Эриком его не заметили?
Ну ладно, надули ее. Но Эрика?
Позвонила в третий раз. Ничего. Набрала телефон Эрика.
— Никто не отвечает.
— Да нет, он спускается по лестнице… включает свет на площадке. На нем махровый халат и пижама. Похоже, ты его разбудила. Он рассержен.
— Оружие?
— Оружия не вижу. Ладно. Он подходит к двери. Я сейчас обогну дом.
Из-за двери послышался голос Курта Добблера.
— Кто там?
— Полиция. Детектив Коннор.
Петра отступила назад на несколько шагов. Позади нее, укрывшись за кустами, стоял Эрик. Она чувствовала его запах. Такой приятный запах.
Добблер молчал. Петра повторила свое имя.
— Я слышал.
— Прошу вас, сэр, откройте, пожалуйста.
— Зачем?
— Попрошу открыть дверь.
— Зачем?
— Это дело полиции.
— Что за дело?
— Убийство.
Дверь отворилась, и Добблер уставился на нее. Длинные руки скрещены поверх белого банного халата. Рукава слишком короткие. Руки большие, костлявые, огромные руки. Под халатом полосатая пижама. На больших босых ногах голубые вены. Седые волосы всклокочены. Без очков он казался более привлекательным, хотя и угловатым, и холодным.
Глаза Петры пришлись вровень с шалевым воротником его халата. Она заметила маленькое рыжее пятнышко на правой стороне, которое можно было принять за засохшую кровь. Подняла глаза и увидела порез от бритья на шее Добблера.
Старый Курт немного нервничает? То, что собирался сделать сегодня, пришлось отменить. Заметил, что за ним идет слежка?
«Как он узнал?»
— Сэр, могу я войти?
— Вы? — сказал он.
В этом единственном коротком слове заключалось больше презрения, чем можно было бы представить. И загородил собою дверь.
— Решили остаться сегодня дома, сэр? — спросила Петра.
Добблер отбросил волосы с потного лба. Под его глазами лежали тени. Руки Добблера дернулись, и на секунду Петра подумала, что он закроет перед ее носом дверь. Она решительно двинулась вперед.
Он посмотрел на нее и нахмурился.
Петра повторила свой вопрос.
— Решил остаться дома? — сказал он. — А что я должен был сделать?
— Выйти на улицу.
