Юрико позволила себе едва заметную улыбку.
— Извините, но я удивлена, что вы не знаете имени человека, который передает секреты Кутэну.
— Похоже, вы все расценили бегство Ханако как свидетельство моей слабости. Должна предупредить: недооценивать меня было бы ошибкой, и вы это скоро поймете. Информацию Кутэну передавал господин Никкэи.
— Один из бухгалтеров в «Мудзин», — кивнула Юрико. — Приятный маленький человечек, он еще играл на классической гитаре, когда компания устраивала вечеринки.
— Да. Так вот, господин Никкэи узнал, что мы его раскрыли, и вчера вечером отнял у себя жизнь — повесился. Он сбежал в другой мир, и мы не успели вырвать у него имя человека, который стоял за его предательством. Видите ли, господин Никкэи был чем-то вроде посыльного, не больше. А действовал он по поручению другого человека — тот и есть истинный предатель. Я называю его Аикути.
Юрико взяла свою сумочку и сигареты.
— У вашего Аикути и Ханако есть нечто общее. Их обоих нельзя сейчас запугивать и принуждать к чему-либо — как всех остальных, кто попал в сети «Мудзин». Мне очень жаль, но вам придется меня извинить. Я еду к парикмахеру. На этот час я назначила встречу потому, что чай уже не пью. Уверена, вы поймете.
— Сядь. — Голос Императрицы прозвучал холодным шипением, и Юрико замерла. Сумочка выскользнула у нее из рук, но она даже не опустила глаз. Ее взгляд был прикован к лицу Императрицы.
Госпожа Гэннаи размеренно проговорила:
— Я хочу, чтобы вы трое кое-что увидели.
Она дважды хлопнула в ладоши — сигнал. Отодвинув скользящую дверь, вошли двое мужчин в темных костюмах. Один нес проектор, другой — небольшой киноэкран, свернутый трубкой, и одну кассету с фильмом. Оба подошли к Императрице, поклонились от пояса и встали, ожидая. Она кивнула, они положили проектор, фильм и экран на пол, затем освободили стол, передавая пищу и приборы слугам в коридоре. Столь же быстро и молча эти двое мужчин установили проектор на низеньком столике из кедра, включили его и зарядили пленку. Развернули экран и поставили его в конце комнаты. Один из них задвинул бумажное окно, потом оба встали вытянувшись, глядя на Императрицу. Она со щелчком закрыла веер. Один из мужчин включил проектор, второй погасил свет.
Фильм оказался цветным. И почти без звука. Почти.
На первых кадрах появилась Триумфальная арка — свидетельство, что эта часть фильма снята в Париже. Потом зрители увидели рю де Риволи, очаровательную старую улицу кафе и магазинчиков под аркадами девятнадцатого века. В конце улицы стоял элегантный дом с мощеным двориком и французского стиля садом. Среди частных и полицейских машин, забивших дворик, выделялись две машины «скорой помощи». Субтитры на японском пояснили, что в этом доме располагается частная больница для богатых. Помечено было также, что съемка производилась парижской телестудией.
Далее показали фойе больницы, толпу телевизионщиков с камерами, репортеров, врачей, медсестер и просто любопытных. В субтитрах говорилось, что пресса хотела получить информацию об ударе, случившемся у Сержа Кутэна, но охрана старалась никого не подпустить к его семье. Тут на несколько мгновений показали самого Кутэна, снят он был в приоткрытую дверь. Кутэн лежал со стеклянными глазами и отвисшей челюстью, от аппаратуры поддержания жизни тянулись резиновые трубки к его носу, рукам, груди. Субтитры кратко объяснили, что он один из самых богатых людей Франции, и произошедший недавно удар сделал его совершенно беспомощным. Врачи не надеются на выздоровление Кутэна. Он до самого конца останется прикованным к системе жизнеобеспечения.
Остановившимися от ужаса глазами Юрико смотрела на экран, с забытой в пальцах сигареты сыпался пепел. Глаза Юки и Оман наполнились слезами, а Императрица обмахивалась веером и спокойно смотрела следующую часть фильма, снятого частным оператором.
Началась она ночной съемкой с носа яхты, отходящей от небольшой гавани, переполненной другими яхтами. В темноте едва различалась надпись на пристани: Порт Довиль. На борту движущейся яхты камера прошла вдоль шлюпок и вертолета, укрепленного на миниатюрной посадочной площадке, и опустилась под палубу, где тускло освещенный коридор привел ее к каюте в дальнем конце.
Каюту ярко освещали настенные лампы в виде морских коньков. Два иллюминатора были закрыты черными шторами, а бледно-зеленые стены почти целиком скрывались под белыми простынями. Если не считать кровати и столика, каюта была пуста. Обнаженная японка лежала на кровати, руки и ноги привязаны к четырем углам. Она была красивая, с изящной фигурой, форма глаз изменена — получился западный «круглый» вид. Женщину звали Ханако, а крики ее немой фильм не мог передать, только показывал.
У Юрико шумно перехватило дыхание, она попыталась встать, но один из мужчин удержал ее, надавив на плечи. Юрико и Оман съежились вместе, громко всхлипывая.
Несколько мгновений камера смотрела на Ханако, затем показала дверь в каюту, где стоял ожидая широкоплечий мускулистый мужчина. Выглядел он буквально как зверь, зверь легко узнаваемый, ибо этот образ часто появляется в японских легендах и фольклоре, фильмах и книгах. Он являл собою одну из разрушительных сил, которая в японском искусстве олицетворяет зло. Они. Демон.
На голову и лицо мужчины была надета голова демона: рога, выпяченные глаза и широкий рот с клыками. Длинные седые волосы спадали с головы демона до спины человека. Он был босиком и одет только в набедренную повязку из тигриной шкуры. На голых руках и ногах рельефно вырисовывались хорошо развитые мышцы. К пальцам обеих рук он прикрепил стальные лапы.
Демон вошел в каюту, задев своей тенью полумертвую от ужаса Ханако — и вот он уже в ногах кровати, смотрит на женщину, угрожающе неподвижный. Демон обошел кровать кругом, длинные седые волосы следовали за ним, чуть отставая, как дымка. Остановившись, он поднял руки с когтями, взгляд устремил в потолок, будто призывая богов из мистического прошлого — потом взобрался на кровать и оседлал Ханако, опираясь коленями по обе стороны ее тела. Демоническое лицо смотрело на нее, наблюдало, как женщина отчаянно пытается освободиться.
Левой рукой, основанием ладони, он надавил ей на лоб, прижал голову к матрасу, а когда камера приблизилась, демон когтем руки, вырвал у Ханако правый глаз. Обезумевшая от боли, она выдернула голову, и струйка крови окрасила демону голую грудь и руки. И впервые фильм стал звуковым: крики полуослепленной Ханако казались особенно ужасными именно потому, что перед этим так долго стояла тишина. Ханако продолжала кричать, когда демон вырвал ей второй глаз и окровавленными когтями вырезал у нее на груди слово «кицунэ».
Юка упала в обморок. Истерически рыдая, Оман бросилась в объятия тоже плачущей Юрико.
Императрица хотя и обмахивалась теперь веером помедленнее, глаз от экрана не отвела.
Следующая сцена. Грубо нарисованная заставка: Бангкок. Затем виды города: домики из тика, белые песчаные пляжи, деревянные дома на сваях двумя рядами по каналу, плавучий рынок из сампанов — узких лодок, груженных рисом, фруктами, выпивкой, мясными тушами, цветами. Вдруг — ночь, на экране Патпонг, знаменитый район «красных фонарей» в Бангкоке. Три квартала массажных салонов, дискотек, публичных домов, клубов под контролем наркотических организаций из Золотого Треугольника.
Бушующее море неона. Азиатские и западные туристы переполняют тротуары узких улиц. Те, кто проезжает на мотороллерах, моторных рикшах и в миниавтомобилях, замедляют скорость, чтобы поглазеть на переливающиеся огни, рекламы секс-шоу, таиландок в бикини с блестками, сидящих на высоких стульях у баров и вылавливающих клиентов. Одна женщина, с черной губной помадой и в белом парике, оставила свой насест, подошла к камере и попыталась лизнуть линзу. Кто-то оттолкнул ее в сторону.
Экран потемнел. Затем камера оказалась внутри полутемного тесного клуба с крошечной сценой и лестницей, ведущей на второй этаж. Бар, кабинки и столы — повсюду были только мужчины, если не считать проституток таиландок, каждая с номером, пришпиленным к верхней полоске бикини.
Мужчины и женщины смотрели на сцену, где голая женщина танцевала одна в бамбуковой клетке. Лицо ее было скрыто серебристой кожаной маской в виде лисьей головы. Черные волосы казались грубо обрезанными — причем совсем недавно. Танец у нее получался лихорадочный, почти бесконтрольный, изящных форм тело блестело от пота.
Камера приближалась к женщине, пока лисья маска чуть не заполнила экран. Сейчас, когда тело женщины ее не облагораживало, маска выглядела бестиальной, жестокой в полусвете. Камера опустилась к обнаженной груди женщины, где крупными буквами было вырезано слово «кицунэ». Кицунэ, лиса по-японски. Животное из японской мифологии и искусства, там оно известно как Обманщик — персонаж, который всех обманывает, но потом сам оказывается обманутым. Обманщик, чьи хитрые выходки часто оборачиваются против него самого и причиняют ему немалый вред. Женщиной была Ханако.
