Было почти три часа, когда он вышел на улицу, окунувшись в призрачный мир раннего утра. Одинокое такси подобрало его возле Холланд-парка и доставило домой. Утром — настоящим утром, когда весь мир проснется и примется за свои обычные дела, — он пошлет Анжелике цветы. «Спасибо за незабываемый вечер», — напишет он в карточке. Она прочитает и улыбнется своей кошачьей улыбкой.
После этого он скажет Марковичу, что ему удалось напасть на след, что на пару недель ему нужен свободный график, и он попробует выяснить что-нибудь о Блумсбери и его прежних владельцах. Анжелика сказала, что Симона «очень ревностно» настаивала на том, чтобы Торны арендовали его. «Она очень тонко чувствует обстановку», — сказала Анжелика. Что же почувствовала Симона в этом доме, что заставило ее так страстно его отстаивать? Ложась в постель, Гарри все еще чувствовал запах духов
Анжелики на своих волосах, но думал он не о ней. Он думал о Симоне.
Его не должно было так поразить, что у Симоны была сестра-близнец.
Близнецы. Мелисса Андерсон была поражена, но поражена очень приятно. Близнецы.
— Во-первых, насколько можно судить, они оба развиты в нормальной степени, — сказал Мартин Бреннан, внимательно глядя на нее. Он оказался довольно привлекательным мужчиной — темноволосый, наполненный какой-то радостной энергией, и намного моложе, чем ожидала Мел. Видимо, ему едва за тридцать, не больше.
— Но?
Он не шевельнулся, но казалось, что внутри он весь сжался, словно перед прыжком в холодную темную воду. Мел терпеливо ждала. А затем он заговорил, пытаясь заставить свой голос звучать одновременно сочувственно и профессионально-бесстрастно:
— Миссис Андерсон, они сросшиеся.
— Сросшиеся? — Мел не сразу поняла, о чем он. — Я не… о… о боже, сросшиеся. Вы хотите сказать — это сиамские близнецы?
— Сейчас это уже так не называют. Мы называем это сращиванием.
Мел было все равно, как они это называют. Она услышала нарастающий гул в ушах, но не поддалась ему. Она не упадет здесь в обморок, как беспомощная клуша, нет, только не это…
Нужно было узнать факты — и более того, записать. Когда она вернется домой, Джо захочет узнать все подробно, он будет задавать вопросы и очень разозлится, если Мел не сможет на них ответить. Вот только вряд ли она сейчас сможет держать ручку, не говоря уже о том, чтобы что-то записать.
Но через минуту ей удалось взять себя в руки.
— Но с этим можно что-то сделать? Я знаю, делают операции…
По телевизору часто говорят об операциях. Реклама с душераздирающими кадрами, тихие голоса дикторов, чудовищные репортажи о восьми- и двенадцатичасовых операциях. Иногда один ребенок умирает ради другого. Иногда умирают оба. Как родители выдерживают это… Теперь я стала одной из них. «А Джо? — мелькнула в голове пугающая мысль. — Что скажет Джо?»
Мартин Бреннан ответил:
— Пока еще рано говорить об операции. Давайте не будем торопить события. Я думаю, вы знаете, что однояйцовые близнецы развиваются из одной яйцеклетки. Поэтому они всегда однополые. По одной из существующих теорий, сросшиеся близнецы — это просто эмбрион, который начал разделяться, но так и не разделился до конца.
Это Мел понимала.
— Мы пока не можем сказать, почему это происходит, но когда-нибудь обязательно узнаем. Ваш терапевт подозревал что-то в этом роде, поэтому и направил вас ко мне. Вот почему мы назначили УЗИ раньше, чем обычно. Согласно обследованию, ваши близнецы срослись в районе грудной клетки и немного выше. Это называется близнецы-торакопаги.
— Они лицом к лицу? — Перед глазами у Мел мелькнула картина: близнецы, застывшие в немом объятии.
— Нет, не совсем, — ответил он. — Соединение располагается на боку, в верхней части грудной клетки.
— На боку.
— Да. На картинке видно, что все конечности у них самостоятельные и свободные — это очень хорошо, поверьте мне. Вот здесь — два силуэта сердца, а у них могло быть общее сердце, как это бывает с близнецами-торакопагами.
— Это хорошо, что у них два сердца?
— Это просто замечательно.
— Теперь расскажите про плохое.
Я хорошо держусь, подумала Мел. Я спокойна и могу рассуждать логически, я не устроила истерику и не упала в обморок. Но она чувствовала, как внутри закипает паника, и подумала, что для нее паника теперь всегда будет пахнуть лавандой, как освежитель воздуха в этом кабинете, и цветами герани, стоящими на этом окне. Бреннан помолчал минуту, прежде чем ответить.
— Есть некоторое сращение лопатки, — наконец сказал он. — Возле ключицы, вот здесь. — Он показал на своем плече. — Впрочем, это небольшая область, можно будет что-то сделать, наверное. Конечно, у обоих останутся большие шрамы, но возможна пересадка кожи, когда они вырастут.
Он говорил так, словно заранее знал, что близнецы выживут при рождении и успешно пройдет операция, вырастут и доживут до того возраста, когда можно будет делать пересадку кожи. Мел была глубоко признательна ему за это.
— Понимаете, могло бы быть намного хуже.
— Да?
— Да. — Он сказал это так убежденно, что Мел поверила ему и не захотела спрашивать, что же более ужасное могло произойти.
— Но вы сможете… сможете разделить их?
— Это очень сложная и опасная операция, — сказал Бреннан. — Задействовано несколько костей, возможно также — сухожилия и мускулы, разделение может повредить одну из них. Не обязательно, но это может случиться. — Он наклонился ближе к ней. — Послушайте, за эти несколько месяцев вы получите много разных противоречивых сведений — статистику, разные истории, постарайтесь не обращать на них внимания или сразу спрашивайте меня. И помните, что близнецы-торакопаги — это самый простой случай, по приблизительным подсчетам после операции по разделению выживают процентов семьдесят пять.
— Оба близнеца?
— Вы опять делаете поспешные выводы, — сказал он, а затем, прежде чем Мел успела понять его слова, добавил: — Хотите узнать, какого они пола?
В его речи, уже не в первый раз, послышался легкий ирландский акцент. Очень мило.
— А вы уже можете об этом сказать?
— Согласно правилам, мы не обязаны это сообщать, но можем действовать по своему усмотрению. Мы получили результаты амниоцентеза и точно знаем их пол.
Мел на секунду задумалась, а затем сказала:
— Я бы хотела знать, если можно.
— Конечно, можно. Пусть они станут для нас реальными людьми. Для нас обоих. — Он снова улыбнулся. — Это девочки.
Это девочки. Девочки. Об этом я и мечтала. Две крошечные девочки, как две нераскрывшиеся почки, прижавшиеся друг к другу, но у каждой из них есть свое сердце, и они бьются в унисон.
— Две девочки, — тихо произнесла Мел и почувствовала, как радостная улыбка, несмотря ни на что, озаряет ее лицо. — Спасибо вам.
Джо отнесся к этому именно так, как ожидала Мел.
Сначала он покраснел от ярости, а затем обзвонил каких-то людей — наверное, коллег по работе или членов городского совета, чьи жены или сестры недавно рожали. После чего вернулся к ней уже со списком в руках и сказал, что нужно просто найти соответствующего специалиста, который со всем разберется. Мел должна была все это выяснить на консультации, но она, конечно, была слишком расстроена. Он понимает. Его тон давал понять, что он позволяет ей быть расстроенной. Порою Мел казалось, что этот человек живет не в двадцатом веке.
В списке Джо фигурировало несколько имен с Харли-стрит. Мел решила не спрашивать, как он собирается оплачивать специалистов с Харли-стрит и как вообще они будут платить частному врачу, учитывая, что кукольные Домики, которые продает компания Джо, пока что не пользуются особым спросом.
Но он, похоже, обрадовался, что это девочки. Это действительно очень здорово, сказал он снисходительно. Все эти глупости со сращиванием мы уладим, вот увидишь, и тогда у нас будут две маленькие девочки. Две хорошенькие куколки, которых я буду холить и лелеять, сказал Джо. (А еще они будут отлично смотреться на фотографиях, дополняя образ советника Андерсона на общественных мероприятиях и благотворительных приемах… Нет-нет, так думать некрасиво.)
Интересно, подумала Мел, почему Джо решил, что дети будут хорошенькими — ведь сама она совсем не красавица, да и Джо далек от идеала. Впрочем, это неважно, главное, чтобы они были добрыми и серьезными и прожили счастливую интересную жизнь.
По правде говоря, ей не стоило выходить за Джо. Изабель, которая знала Мел лучше, чем кто-либо, была права, сказав, что Мел изменила самой себе, поступив так. Но Мел просто устала быть одна, без гроша в кармане, с тоскливой работой и туманным будущим, устала от того, что до тридцати лет у нее так и не было ни с кем серьезных отношений. Много было причин для этой усталости, заставившей ее поверить в то, что любой брак лучше, чем быть одной. Видимо, она тоже жила не в двадцатом веке.
