За ужином они болтали о всяких пустяках и вскоре легли спать. Амайю восхищала способность Джеймса отбрасывать все тревоги дня и закрывать глаза, едва оказавшись в постели. Ей всегда требовалось много времени для того, чтобы расслабиться и уснуть. Иногда она часами читала, прежде чем к ней приходил сон, и она просыпалась по несколько раз за ночь, разбуженная малейшим шумом. В тот год, когда она получила должность инспектора полиции, напряжение за день достигало такого уровня, что вечером она проваливалась в глубокий, похожий на забытье сон только для того, чтобы проснуться через несколько часов от боли в сведенной судорогой спине, которая уже не позволяла ей уснуть до самого утра. Со временем напряжение ушло, но спала она по-прежнему плохо. Она оставляла на лестнице включенную лампу, свет которой проникал в спальню. Это позволяло ей сориентироваться, когда она просыпалась, охваченная ужасом от очередного сна, наполненного жуткими образами, преследовавшими ее по ночам. Тщетно пыталась она сосредоточиться на книге, которую держала в руках. Измученная тревожными раздумьями Амайя разжала пальцы, и книга соскользнула на пол. Она не стала выключать свет, а уставилась в потолок и принялась сосредоточенно обдумывать план на следующий день. Участие в отпевании и похоронах Айнои Элизасу. В преступлениях, подобных этому, убийца обычно бывает знаком со своей жертвой. Существовала высокая вероятность того, что он жил где-то поблизости и видел девочек каждый день. Эти убийцы демонстрировали впечатляющую дерзость и убежденность в собственной безнаказанности. Зачастую они стремились оказывать помощь в расследовании убийства и поиске исчезнувших людей, присутствовали на всевозможных собраниях, панихидах и похоронах, испытывая от всего этого извращенное удовольствие, зачастую демонстрируя горе и боль от потери. В настоящий момент никто не мог быть исключен из числа подозреваемых. Убийцей вполне мог оказаться даже близкий родственник одной из погибших девушек. Но в качестве первого шага было неплохо оценить ситуацию со стороны, понаблюдать за реакцией различных людей, выслушать их комментарии и мнение обо всем, что произошло. И, разумеется, встретиться с сестрами и тетей… В последний раз она видела их на Рождество. Флора и Роз перестали ссориться только к концу праздничного ужина. При этом воспоминании у нее вырвался громкий вздох.
— Если ты не перестанешь думать вслух, я не смогу уснуть, — сонным голосом пробормотал Джеймс.
— Прости, дорогой. Я тебя разбудила?
— Не волнуйся. — Джеймс улыбнулся, поворачиваясь на бок. — Но, может, ты поделишься со мной своими мыслями?
— Ты уже знаешь, что завтра я еду в Элисондо, где собираюсь остаться на несколько дней. Будет лучше, если я поживу там, пока буду общаться с родственниками, друзьями и составлять общую картину дела. Что ты об этом думаешь?
— Думаю, что там, наверху, наверное, очень холодно.
— Да, но я говорю не об этом.
— А я об этом. Я же тебя знаю. Если у тебя замерзают ноги, ты не можешь уснуть, и это может роковым образом сказаться на расследовании.
— Джеймс…
— Если хочешь, я мог бы составить тебе компанию, чтобы греть тебе ноги, — произнес он, приподняв бровь.
— Ты в самом деле хочешь поехать со мной?
— Ну, конечно. Свою работу я уже почти закончил, и мне очень хочется повидаться с твоими сестрами и тетей.
— Мы остановимся у тети.
— Вот и отлично.
— Но я буду очень занята, и свободного времени у меня почти не будет.
— Я буду играть с твоей тетей и ее подругами в мус[6] или в покер.
— Они оберут тебя дочиста.
— Я очень богат.
Они весело расхохотались.
Амайя продолжала фантазировать, чем они смогут заняться в Элисондо, пока не обнаружила, что Джеймс спит. Нежно поцеловав его в лоб, она прикрыла ему плечи пуховым одеялом и встала, чтобы сходить в туалет. Вытираясь, она увидела на бумаге пятна крови. Она подняла глаза и посмотрела на свое отражение в зеркале. У нее в глазах стояли слезы. Распущенные волосы рассыпались по плечам, и она выглядела совсем юной и беззащитной, напоминая ту девочку, которой когда-то была.
— Не в этот раз, любимый, не в этот раз, — прошептала она, с трудом сдерживая слезы.
Она приняла успокоительное и, дрожа всем телом, забралась под одеяло.
6
На кладбище было не протолкнуться. Люди оставили все свои дела и даже закрыли магазины, чтобы присутствовать на похоронах. Слух о том, что Айноа, возможно, не первая девочка, ставшая жертвой этого убийцы, стремительно обежал толпу. Во время отпевания, состоявшегося двумя часами ранее в приходской церкви Святого Иакова, священник упомянул в своей проповеди, что в долину, похоже, проникло зло. В результате среди столпившихся у открытой могилы людей царило уныние, и обстановка была напряженной и зловещей, как будто над головами собравшихся нависло проклятие, от которого не было спасения. Тишину нарушали только прерывистые вздохи брата Айнои. Все его тело содрогалось от рыданий, которые, казалось, рвутся из самой глубины души. Стоявшие рядом родители его как будто не слышали. Они обнялись и молча плакали, поддерживая друг друга и не сводя глаз с гроба, в котором лежало тело их дочери. Хонан снимал всю церемонию, забравшись на высокий древний склеп. Монтес расположился позади родителей и наблюдал за группой людей, стоявших перед ним, возле самой могилы. Помощник инспектора Сабальса занял место у ворот и из замаскированного автомобиля фотографировал всех входящих на кладбище, включая тех, кто направлялся к другим могилам, а также тех, кто вообще не входил, оставаясь за оградой.
Амайя увидела тетю Энграси, державшую под руку Роз, и задалась вопросом, где ее бездельник зять, тут же решив, что, по всей вероятности, еще в постели. Фредди не привык утруждаться. Ему было всего пять лет, когда умер его отец, и мальчик остался на попечении безбожно баловавшей его истеричной матери и толпы престарелых теток, которые его окончательно испортили. В последнее Рождество он даже не явился к ужину. Роз и не прикоснулась к еде. Она сидела с посеревшим лицом, неотрывно глядя на дверь и беспрестанно набирая номер Фредди, чей мобильный был отключен. Все, за исключением Флоры, не удержавшейся от едких комментариев в адрес этого негодяя, пытались делать вид, что ничего особенного не происходит. В конце концов, Флора и Роз поссорились. Роз ушла, не дожидаясь окончания ужина, а Флора и безропотно подчиняющийся ей Виктор сделали то же самое сразу после десерта. С тех пор отношения между ее сестрами стали еще хуже, чем раньше.
Амайя дождалась, пока все присутствующие подойдут к родителям, чтобы выразить им свои соболезнования, прежде чем приблизиться к могиле, уже накрытой толстой плитой из серого мрамора, на которой еще не было высечено имя Айнои.
— Амайя.
Она еще издалека заметила приближающегося к ней Виктора, который прокладывал себе путь сквозь толпу прихожан, окруживших родителей погибшей девочки, подобно паводку. Она знала Виктора с тех пор, как была маленькой девочкой, а он только начал встречаться с Флорой. Ее сестра рассталась с мужем два года назад, но для Амайи Виктор навсегда останется зятем.
— Привет, Амайя, как дела?
— Хорошо, насколько это возможно в данных обстоятельствах.
— Ну да, конечно, — произнес Виктор, с потерянным видом оглянувшись на могилу. — Но я все равно очень рад тебя видеть.
— Я тоже. Ты пришел один?
— Нет, с твоей сестрой.
— Я вас не заметила.
— А мы тебя видели…
— И где же Флора?
— Ты же ее знаешь. Она уже ушла. Не обижайся на нее.
По посыпанной гравием дорожке к ним шли тетя Энграси и Роз. Виктор тепло их поприветствовал и зашагал к выходу с кладбища. У ворот он еще раз обернулся и помахал им рукой.
— Я не знаю, как он ее терпит, — заметила Роз.
— Он этого уже не делает. Ты забыла, что они расстались? — напомнила ей Амайя.
— Чего он уже не делает? Флора ведет себя, как собака на сене. Сама не ест и другому не дает.
— Да, эта поговорка как раз о Флоре, — поддержала ее тетя Энграси.
— Буду иметь это в виду. Мне как раз необходимо с ней повидаться.
Открывшаяся в 1865 году кондитерская «Бисквиты Саласар» была одним из самых старых цехов по производству сладостей в Наварре. Им владели шесть поколений семьи Саласар. Но именно Флора сумела дать производству толчок, необходимый для того, чтобы вывести его на качественно новый уровень. На фасаде сохранилось высеченное в мраморе оригинальное название кондитерской, но широкие деревянные ставни сменились толстыми дымчатыми стеклами, не позволяющими заглянуть внутрь. Обойдя здание, Амайя подошла к двери магазина, которая в рабочие часы всегда была открыта, и постучала костяшками пальцев. Внутри она увидела группу упаковывавших печенье и о чем-то оживленно болтавших рабочих. С некоторыми из них она была знакома. Она поздоровалась и направилась к кабинету Флоры, вдыхая сладкий аромат муки, смешанной с сахаром и растопленным маслом. Много лет это был ее собственный запах. Он пропитал ее одежду и ее волосы, подобно стойкому генетическому признаку. Ее родители начали, а Флора уверенно довела модернизацию производства до конца. Амайя увидела, что старые печи сменились новыми, а вместо старинных мраморных столов, на которых замешивал тесто ее отец, теперь тут стояли столы с крышками из нержавеющей стали. Различные зоны цеха разделяли сверкающие чистотой стеклянные перегородки, и, если бы не вездесущий аромат сиропа, можно было подумать, что Амайя вошла не в кондитерскую, а в операционную. Но что ее действительно удивило, так это обстановка кабинета Флоры. Занимавший целый угол дубовый стол являлся единственным офисным предметом мебели. Большую часть кабинета занимала большая кухня в деревенском стиле с камином и стол с деревянной столешницей. Этот неожиданно уютный ансамбль завершали цветастый диван и современная кофеварка.
