— Приступим, пожалуй? — то ли спрашивая, то ли объявляя о начале процедуры, сказала Вера Львовна. Она достала из кармана халата небольшой диктофон.
— Как в «Секретных материалах», — не удержался майор.
— С той разницей, что молодая дама из ФБР свой наверняка получила на работе, а этот, увы, куплен на мои кровные. — Она нажала кнопку записи и, сканируя тело взглядом, начала надиктовывать общее описание.
— Труп мужчины, возраст которого на первый взгляд определить не представляется возможным вследствие состояния трупа. Тело находится в состоянии крайнего разложения. Кости ног, рук, грудной клетки местами обнажены. Значительная часть мышечной массы брюшного пресса, а также часть кишечника и внутренних органов отсутствуют. Внешний вид трупа мог бы указывать на далеко продвинутый процесс гнилостного разложения, однако… — Вера Львовна сделала паузу. — Однако по ряду показаний можно сделать вывод, что, во-первых, процесс гнилостного разложения еще не начался, а, во-вторых, следует предполагать, что смерть наступила вряд ли более пяти-семи дней назад. Весьма возможно, и позже.
Ламанча кивнула, соглашаясь с патологоанатомом. Брови Кремера поползли вверх.
— Простите, мы с вами сейчас видим одно и то же? — с явным удивлением спросил он.
Прежде, чем Вера Львовна успела ответить, за нее это сделала Наговицына.
— Видим мы, безусловно, одно и то же, Петр Андреевич. Но — что тоже безусловно — видим по-разному.
— Так почему… — не унимался майор.
— Хотя бы потому, — вмешалась патологоанатом, — что ногти на руках целы и держатся достаточно крепко. — Она слегка подергала ногти на левой руке Ромео. — То же можно сказать о волосах. А, как известно, эпидермис полностью отслаивается уже через пять-семь дней. Вместе с ногтями и волосяным покровом.
— Но обратите внимание на правую руку, — сказала Наговицына, — да и вообще на правую сторону. Здесь процесс расслоения тканей зашел гораздо дальше.
Это было правдой. На левой половине тела кое-где даже сохранились островки потемневшей кожи, в то время как вся правая сторона и область живота представляли собой обнаженную распадающуюся на отдельные куски и даже волокна мышечную ткань. Кисть правой руки с поблескивающим кольцом на пальце держалась на одном сухожилии.
— Не понимаю! — Кремер резко помотал головой. — Не понимаю! Его что же, до половины закапывали, что ли? Правым боком в землю, а левым вверх, к звездам?
Вера Львовна посмотрела на диктофон, но решила его не выключать.
— Не думаю, что его вообще кто-то куда-то закапывал, Петр Андреевич. Запах, безусловно, очень неприятен, но он мало напоминает типичный запах гниения.
— А мышечная ткань выглядит так, — добавила Ламанча, — словно ее… как бы это сказать… выварили.
Патологоанатом задумчиво кивнула.
— Или… — Наговицына на секунду задумалась и вдруг резко произнесла: — Или переварили.
— Пе-ре-ва-ри-ли? — Майор растерял уже все остатки своей прежней «жегловской» невозмутимости. — В смысле как пищу?
Ламанча повернулась к следователю и в упор посмотрела на него. Потом медленно и серьезно кивнула.
— Да.
Сергей сорвался с места и направился к дверям. Всех его сил хватило лишь на то, чтобы бросить на ходу: «Я покурить». Частью сознания он услышал жалобный голос участкового Кости: «Я тоже» и буквально выбежал в коридор.
Они отошли от здания на добрых полсотни метров. Только тогда Телешов, увидев, что на лице участкового по-прежнему маска, догадался сорвать свою. Костя мгновенно последовал его примеру. Они жадно втянули в себя пропитанный выхлопными газами воздух улицы. Сергей вспомнил о сигаретах, вытащил из пачки сразу две, зная, что на сей раз участковый не откажется, и они закурили, глубоко, до одури затягиваясь.
— Не соврали, выходит? — ошарашено спросил Костя.
— Кто? — не понял Телешов.
— Да эти алканавты наши… Гамаш и Краюхин…
Сергей помолчал. Потом с внезапной резкостью, удивившей его самого, сказал:
— И какие же извивы логики, товарищ участковый, вас к такому выводу привели?
Костя удивленно-обиженно воззрился на Телешова.
— Да вы что, Сергей Михалыч? Сами же слышали, что довольно свежий… — Он поморщился. Произносить слово «труп» ему явно не хотелось. — Довольно свежий покойник получается, хоть и выглядит как из ужастика. Вполне может быть Ромео.
Сергей прикурил вторую сигарету от первой и взял себя в руки. Честняга участковый, конечно, был ни при чем. В Телешове бушевал сейчас собственный, глубинный, ничем не сдерживаемый страх. Страх того, что все действительно было так, как рассказали Гамаш с Краюхиным.
— Вполне может быть Ромео, — неохотно согласился он. — Об остальном же нам, я думаю, расскажут ученые дамы и товарищ следователь.
— А вы туда… Ну, то есть, обратно, в морг, уже не пойдете?
— Нет уж, Костя, уволь. — Сергей прикуривал третью сигарету. — Я лучше здесь погуляю. Подышу.
Участковый кивнул и начал прилаживать маску с ароматизатором прямо на улице.
— Понятно. А мне, сами понимаете, неудобно… И товарищу майору понадобиться что-то может…
Костя медленно и без особой охоты побрел обратно к зданию.
Телешов как заведенный ходил туда и обратно: до угла улицы и снова к дверям здания, где размещался морг. В пачке «Явы», начатой всего пару часов назад, оставалось несколько сигарет. Все это дурной сон, думал он, и все это правда. Правда и то, что это был Ромео, и то, что погиб он, столкнувшись с какими-то неизвестными и невиданными прежде гадами, которых ни в его, Сергея, городе, ни тем более возле его дома и его школы никогда раньше не было и быть не могло. Откуда взялась эта смертоносная мразь, как все произошло, чего ждать впереди? Он мог лишь задавать себе эти вопросы по кругу — ответов на них все равно не было. Его мысли были прерваны появлением участкового.
— Сергей Михалыч… — Костя озабоченно всматривался в лицо Телешова. — Вы как?
— Нормально, — соврал Сергей: состояние его было очень далеко от нормального.
— Это хорошо, — кивнул Костя. — Там Петр Андреич, товарищ майор, хотел бы вас видеть. Если вы можете, конечно…
— Могу.
Маску Телешов надевал уже в коридоре, на ходу. Войдя в помещение для вскрытия, он увидел, что майор Кремер о чем-то негромко беседует с патологоанатомом, а Ламанча-Наговицына, надев резиновые перчатки и склонившись над трупом, неторопливо делает срезы тканей.
— А, Сергей Михайлович, — произнес майор, поворачиваясь к нему. — Тут еще одно дело… Надо бы подписать протокол об опознании.
— Мне? Почему мне? — опешил Телешов.
— Я вчера заходил к Ломакиной… Жене Ромео, то есть, — включился в разговор участковый Костя. — Она наотрез отказалась участвовать в опознании. Официально она в своем праве: они, как-никак, в разводе, так что человек он ей чужой.
Помолчав, он добавил:
— Да и… Бабушек, наверное, уже наслушалась, представила, какую картину увидит.
— Так что остается вам, — сказал майор. — И старлею. Вы все-таки оба его знали.
— Его наши бомжи с выпивохами знали еще лучше.
— Ну, организовывать экскурсию для бомжей и сочувствующих им товарищей с посещением судебно-медицинского учреждения я, пожалуй, не буду, — не без сарказма проговорил майор Кремер. — Давайте уж наличными силами.
Протокол опознания — и это понимал даже Сергей — получился не слишком убедительным. «По косвенным данным», «учитывая состояние тела» и так далее. Да и кто же мог в такой ситуации гарантированно утверждать, что черное и страшное, лишь очертаниями напоминавшее человека тело действительно принадлежало когда-то Ромео — Валентину Юрьевичу Ломакину, одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения (как зачитал участковый из своей записной книжки)? Телешов и Костя поставили свои подписи, которые ниже заверил майор. По крайней мере, подумал Сергей, не похоронят под безымянной табличкой. Хотя и мраморное надгробие вряд ли поставят…
Наговицына закончила возиться с трупом и сейчас аккуратно складывала взятые образцы тканей в баночки. Вера Львовна протянула ей небольшую металлическую коробку, поблескивавшую никелированной поверхностью.
— Я непременно все верну, — сказала Ламанча.
— Нет необходимости, — ответила патологоанатом. — С банками-коробками, в отличие от многого остального, дефицита пока нет.
— Ну что ж, — Кремер посмотрел на всех по очереди. — На сегодня, я думаю, большего мы не добьемся.
— Да, Петр Андреевич, — откликнулась патологоанатом. — С окончательным заключением я хотела бы подождать. Пока Алина Витальевна не закончит со своими анализами.
— Что будет сделано когда? — майор повернулся к Алине.
— Что будет сделано сегодня, — без колебаний ответила Наговицына.
