Ричер закрыл центральный ящик, поправил фотографию и повернулся.
— Гардероб? — спросил он.
Лейн показал на узкую белую двойную дверь, за которой располагалась гардеробная, слишком большая для нью-йоркской квартиры, но маленькая для отдельного дома. Чтобы зажечь свет, нужно было потянуть за цепочку. Внутри висела на вешалках женская одежда и стояла обувь, на полу аккуратно лежал свернутый пиджак. Видимо, его приготовили, чтобы отнести в химчистку. Ричер поднял его и обнаружил на нем этикетку «Блумингдейлс». Проверил карманы — ничего.
— В чем она была одета, когда в тот день вышла из дома?
— Я не уверен, что смогу ответить на ваш вопрос, — сказал Лейн.
— А кто может?
— Мы все ушли раньше ее. Не думаю, чтобы кто-нибудь оставался дома. Кроме Тейлора.
Ричер закрыл дверь гардеробной и подошел к комоду. Он был с двойной дверцей наверху и ящиками внизу. В одном ящике лежали самые разные мелочи, начиная с бумажных пакетиков с запасными пуговицами от новой одежды и заканчивая мелкими монетами. Другой был заполнен кружевным бельем — лифчиками и трусиками, только черного и белого цвета.
— Могу я заглянуть в комнату Джейд? — спросил Ричер.
Лейн провел его по короткому внутреннему коридору в комнату девочки, отделанную в пастельных тонах и заваленную плюшевыми медведями, фарфоровыми куклами, другими игрушками и играми. Низкая кровать. На подушке сложенная пижама. Ночник по-прежнему включен. На низком столе множество рисунков, сделанных мелками на толстой бумаге. Маленький стул, аккуратно стоящий около стола.
Ничего, что могло бы иметь значение для военного копа.
— Я закончил, — сказал Ричер. — Извините, что пришлось нарушить ваше личное пространство.
Они с Лейном вернулись в гостиную. Кожаный мешок по-прежнему лежал на полу около двери в коридор. Грегори и пять солдат занимали те же места, продолжая оставаться тихими и задумчивыми.
— Время принятия решений, — объявил Лейн. — Мы можем предположить, что Ричера заметили, когда он входил сегодня в этот дом?
— Я никого не видел, — сказал Грегори. — И считаю такое предположение маловероятным. Круглосуточное наблюдение требует человеческих ресурсов. Мне кажется, что о нем никто не знает.
— Согласен, — проговорил Лейн. — Думаю, он для них еще неизвестная величина. Поэтому он должен в семь часов занять позицию на улице. Попробуем произвести собственную разведку.
Никто не стал ему возражать, а Ричер кивнул.
— Я понаблюдаю за входом в здание на Спринг-стрит, — сказал он. — Так мне удастся увидеть по крайней мере одного из них. Возможно, двоих.
— Только не высовывайтесь, — предупредил его Лейн. — Вы же понимаете, что меня беспокоит?
— Разумеется, — ответил Ричер. — Они меня не заметят.
— Только наблюдение. И никакого вмешательства.
— Не волнуйтесь.
— Они приедут туда заранее, — сказал Лейн. — Так что вам следует занять позицию пораньше.
— Не волнуйтесь, — повторил Ричер. — Я ухожу прямо сейчас.
— А вы не хотите знать, за каким зданием вам следует наблюдать?
— Мне не нужно это знать, — ответил Ричер. — Я увижу, когда Грегори оставит ключи.
Он вышел из квартиры и спустился вниз на лифте. Кивнул швейцару, шагнул на тротуар и направился к станции метро на углу 72-й и Бродвея.
Женщина, наблюдавшая за домом, заметила, как он ушел. Она видела, что он приехал с Грегори, но сейчас он был один. Она посмотрела на часы и постаралась запомнить время. Затем она вытянула шею, чтобы посмотреть, куда он направился, и снова спряталась в тени.
Первым пришел поезд номер 9. Ричер воспользовался карточкой, купленной накануне, и проехал одиннадцать остановок на юг до Хьюстон-стрит. Там он поднялся на поверхность и зашагал на юг по Варик-стрит. Было начало четвертого утра, и вокруг царила тишина. По собственному опыту Ричер знал, что город, который никогда не спит, иногда все-таки засыпает, по крайней мере на час или два, в какой-нибудь один из дней недели. Иногда возникал короткий перерыв между моментом, когда припозднившиеся гуляки возвращались домой, а ранние пташки еще не встали. И тогда город затихал, переводил дух, и сияющая темнота овладевала улицами. Это было время Ричера. Ему нравилось представлять себе жителей города, спящих на двенадцатом, тридцатом, пятидесятом этаже, иногда едва не соприкасаясь головами с совершенно чужими людьми, живущими за стеной. Они крепко спят и не знают, что высокий мужчина тихо шагает в тени их дома, где-то далеко под ними.
Ричер повернул налево на Карлтон-стрит, пересек Шестую авеню, и Карлтон превратилась в Принс. Через три квартала он оказался на Западном Бродвее, в самом сердце Сохо, и на квартал севернее Спринг-стрит, за три часа и сорок минут до назначенного времени. Он зашагал на юг уверенной, неторопливой походкой человека, которому есть куда идти, но который совершенно не торопится туда попасть. Западный Бродвей был шире пересекавших его улиц, поэтому, когда Ричер проходил мимо Спринг, он успел рассмотреть юго-западный угол. Там стояло узкое здание с железной решеткой перед ним и высокой темно-красной дверью. К ней вели три ступеньки. Нижнюю часть фасада покрывали граффити, а наверху имелась пожарная лестница. Окна верхнего этажа покрывал толстый слой грязи, а с внутренней стороны они были затянуты какой-то темной тканью. На первом этаже Ричер разглядел маленькое окошко, залепленное выцветшими объявлениями. В двери он заметил щель для писем, узкий прямоугольник с крышкой. Возможно, когда-то он был из блестящей меди, но давно потускнел и был изъеден коррозией.
«Вот оно, это здание, — подумал Ричер. — Очень похоже на то».
Через квартал он свернул на восток, на Брум, а затем прошел назад на север по Грин-стрит, мимо закрытых ставнями лавочек, где продавались джемпера, стоившие больше авиабилетов первого класса, и кухонная мебель, которая была дороже семейных автомобилей. Он повернул на запад на Принс и таким образом завершил обход квартала. Снова двинулся на юг по Западному Бродвею и нашел дверь на восточной стороне тротуара. Над дверью имелся навес примерно в полтора фута. Ричер ногой расчистил от мусора небольшое пространство и улегся там, подложив руки под голову, чтобы все принимали его за заснувшего на полпути к дому пьянчугу. Но глаза у него были приоткрыты, и он внимательно наблюдал за темно-красной дверью, расположенной в семидесяти футах от него.
Кейт Лейн приказали не шевелиться и не шуметь, но она решила рискнуть. Она уже поняла, что все равно не заснет. Джейд тоже не спала. Впрочем, разве можно спать в ситуации, в которой они обе оказались? Поэтому Кейт тихонько выбралась из кровати и, ухватившись за раму в ногах, сдвинула кровать в сторону.
— Мама, не надо, — прошептала Джейд. — Ты шумишь.
Ничего не ответив ей, Кейт проползла к изголовью кровати и подвинула ее. После трех осторожных маневров она сумела сдвинуть кровати вплотную. Затем она забралась под простыню, обняла дочь и прижала ее к себе. Если уж не спать, так вместе.
Внутренние часы Ричера сообщили ему, что уже почти шесть утра. В железобетонном каньоне Сохо все еще царила темнота, но небо над ним начало светлеть. Ночь выдалась теплая, и Ричер не испытывал никаких неудобств. Ему доводилось бывать и в худших местах. Множество раз. И часто он проводил там гораздо больше времени. Пока что он не заметил никакой активности около темно-красной двери. Но уже появились ранние прохожие, по улицам проносились машины и грузовики. Мимо него шли люди, однако никто не обращал на него внимания — он был всего лишь еще одним парнем, лежащим в дверном проеме.
Ричер перевернулся на спину и огляделся по сторонам. Дверь, у которой он лежал, была из простого серого металла, без наружной ручки — скорее всего, пожарный выход или место для погрузки. Если повезет, до семи ему тут никто не помешает. Он снова повернулся на бок и посмотрел на юго-запад. Выгнул спину, словно она у него затекла, и взглянул на север. Он понимал, что тот, кто придет за деньгами, должен скоро занять позицию. Они не дураки и постараются соблюдать осторожность. Проверят крыши и окна, а также припаркованные машины на предмет сидящих там копов. Возможно, двери тоже. Но Ричера никогда не принимали за копа. В полицейском, одетом как оборванец, есть что-то неправильное. А Ричер был настоящим.
«Копы», — подумал он.
Это слово пронеслось в его мозгу, точно веточка дерева, подхваченная течением, а потом выброшенная на берег. Какое-то мгновение она лежит на песке, но вода снова уносит ее прочь. И тут он увидел настоящего копа, в машине, который очень медленно ехал на север. Ричер слегка приподнялся и прислонился спиной к серой двери, опираясь головой о холодный жесткий металл. Спать в горизонтальном положении в общественном месте запрещал закон о бродяжничестве. Но ты имел конституционное право сидеть. Стоит нью-йоркским копам увидеть кого-нибудь, кто лежит около двери или на скамейке в парке, они тут же начинают гудеть в свои сирены и орать в громкоговорители. Если же ты спишь сидя, они наградят тебя суровым взглядом и отправятся восвояси.
