– Сюда, – сказал он.
Лена последовала за ним, когда он резко свернул с дороги и потрусил по дорожке через лес. Мягкая земля под ногами принесла облегчение ноющим коленям, и ее мышцы, казалось, больше не собирались загореться от дикой жары. К Лене пришло второе дыхание. Она преодолела сильную боль, усилие воли вернуло ей нормальное физическое состояние. Тело налилось силой, ей казалось, что она может сделать все, что захочет. Казалось, что она стала прежней Леной.
По правде говоря, она догадывалась, куда он направляется, но тем не менее удивилась, когда они прибежали к кладбищу. Глядя прямо перед собой, не останавливаясь, пробежали по аллеям с могильными камнями, пока не остановились возле памятника Сибил.
Лена оперлась рукой о верхушку памятника, встала ровно, выпрямила ноги. Черный мраморный камень был прохладным на ощупь, и руке стало приятно. Касаясь его, она словно бы прикасалась к сестре.
Хэнк стоял возле нее. Он задрал подол футболки и утер с глаз пот.
– Господи, Хэнк, – сказала Лена и заслонила глаза рукой при виде его белого живота.
– Очень жарко, – сказал Хэнк. – Впрочем, думаю, скоро жара пройдет. А ты как считаешь?
Лена не сразу сообразила, что он обращается к ней, а не к Сибил.
– Да, – пробормотала она.
Хэнк еще целую минуту говорил о погоде, а Лена стояла рядом, стараясь не показывать, что ей неловко.
Она смотрела на могилу Сибил. Хэнк позаботился об ее украшении и слова придумал, что высекли на камне. Над датами жизни было выведено: СИБИЛ, МАРИЯ АДАМС. ПЛЕМЯННИЦА, СЕСТРА, ПОДРУГА. Лена удивлялась, что он ради Нэн не приписал слово «любовница». С него бы сталось.
– Посмотри на это, – пробормотал Хэнк, присев перед камнем.
Кто-то поставил перед ним маленькую вазу с единственной белой розой. Она только-только начала вянуть на утренней жаре.
– Разве не красиво?
– Да, – сказала Лена и по тому, с каким удивлением глянул на нее Хэнк, поняла, что сейчас он говорил с Сибил.
– Уверен, это Нэн ее поставила. Сибил всегда любила розы.
Лена молчала. Нэн, по всей видимости, поставила цветок этим утром. Должно быть, встала очень рано, раз они ее не повстречали. Лена не сделала обычаем посещение могилы сестры. Сначала она физически не могла сюда прийти: ей было больно ходить, не говоря о том, чтобы сидеть в машине и ехать сюда из дома. Потом она испытывала смущение: ей казалось, Сибил знает о том, что с ней приключилось. Лена чувствовала себя скомпрометированной. Позже ей было жутковато посещать мертвую сестру. Оттого что Хэнк разговаривал сейчас с Сибил, словно она была живой, Лене было неловко.
– Белое на черном выглядит красиво, как думаешь? – спросил Хэнк.
– Да.
Лена стояла со скрещенными на груди руками, Хэнк свои руки сунул в карманы. Оба смотрели на могильный камень. Роза и в самом деле эффектно выделялась на фоне черного мрамора. Лена никогда раньше не понимала людей, приносивших цветы на кладбище, но сейчас до нее дошло, что цветы предназначались живым, они напоминали им: жизнь продолжается, нужно действовать.
Хэнк повернулся к ней.
– Я собираюсь в Рис, – сказал он. – Возможно, завтра.
Лена кивнула, проглотила комок в горле.
– Да, – сказала она, – пожалуй, это – хорошая идея.
Она не сказала ему, что Джеффри поставил ей ультиматум: либо посидеть дома, принять от них помощь, либо вообще перестать работать. Она скрывала это от Хэнка потому, что не хотела, чтобы он сделал за нее этот выбор. Он, конечно, тут же заберет ее в Рис, даст работу в своем баре, чтобы она жила под его присмотром. На самом деле это когда-нибудь кончится, потому что Хэнк умрет. Он уже старый человек. Не вечный. И что тогда Лене делать?
Мысль о том, что Хэнк скоро умрет, вызвала слезы. Она отвернулась, стараясь взять себя в руки. Хэнк молча вынул из заднего кармана платок и подал ей. Ткань намокла от его пота, но Лена тем не менее высморкалась в платок.
– Я могу отложить отъезд, – сказал он.
– Нет, – возразила Лена. – Возможно, так будет лучше.
– Я продам бар, – предложил он. – Найду здесь работу.
И добавил:
– Или ты поедешь со мной, вернешься домой.
Она отрицательно покачала головой. Почувствовала, что снова потекли слезы. Не могла она сказать Хэнку, что горюет не о его отъезде, а о, возможно, недалекой его смерти. Ей нужно было от него немного: всего лишь знать, что, стоит ей позвонить, и она услышит его голос. Вот и все, что нужно было Лене от Хэнка.
Хэнк откашлялся и сказал:
– Ты всегда была сильной, Ли.
Она засмеялась, потому что никогда не чувствовала себя такой слабой и беспомощной.
– Сибил – другое дело. Я знал, что должен быть рядом, каждый день держать ее за руку, следить за каждым ее шагом.
Он помолчал и посмотрел на недавнее захоронение.
– С тобой было труднее. Ты во мне не нуждалась.
– Это не так.
– Черт! Именно так все и было, – возразил он. – Ты всегда делала все, что хотела. Пропускала занятия в колледже, поступила в полицейскую академию, переехала сюда, не предупредив меня заранее.
Лена чувствовала, что ей нужно что-то сказать, но она не знала, что именно.
– В любом случае, – сказал он и взял у нее платок.
Она смотрела, как он его складывает. Затем он произнес:
– Завтра я уезжаю.
– Хорошо, – сказала она и снова повернулась к могиле Сибил.
– Возможно, некоторое время ты им здесь понадобишься, – сказал Хэнк. – Надо будет разобраться с найденной девочкой. Я уверен, что вокруг много детей, которые прошли через это. Люди не так разобщены, как кажется.
– Да, – согласилась Лена.
– Хорошо, что ее нашли, – сказал Хэнк. – Твой шеф – молодец.
– Да, – ответила Лена и задумалась.
Что сделали с Лэйси Паттерсон в том доме? Какие воспоминания останутся с ней до конца ее жизни? Сможет ли она вынести их или предпочтет легкий путь, как ее брат? Лена знала из собственного опыта, что соблазн не думать больше об этом страшно притягателен. Даже после того, что она пережила, Лена не была уверена, что завтра ей не придет в голову повторить попытку.
– Мне очень стыдно, что я старался свести тебя со священником Файном. Страшно подумать, что в жизни случаются такие вещи.
– Брэд – коп, а он и то этого не заметил, – возразила она, хотя подумала, что, если бы Хэнк знал Брэда, такой довод его бы не утешил.
Хэнк сунул платок обратно в карман. Быстро погладил ее руки. Он, как и Лена, вспотел, и она почувствовала жар его кожи.
Помолчав немного, он сказал:
– Знай, если я тебе понадоблюсь, тут же звони мне, хорошо? Знай, я всегда помогу.
Лена улыбнулась, и в этот раз улыбка была искренней.
– Да, Хэнк, – сказала она. – Я знаю.
Лена шла через хоспис, пытаясь дышать ртом, потому что запах стоял ужасающий. Здание пропахло мочой и спиртом, и это немного напомнило ей бар Хэнка.
Она нажала кнопку лифта. Он так медленно полз вверх, что Лена ощутила приступ клаустрофобии. Шея покрылась испариной, и она утерла ее рукой. После пробежки с Хэнком она долго стояла в душе, но тем не менее от жары она снова начала потеть.
Лена с облегчением вздохнула, когда двери распахнулись, и запах мочи больше не раздражал ее ноздри. Большинство пациентов здесь лежали с катетерами, поэтому воздух, по сравнению с нижними этажами, казался свежим.
Она вошла в холл, выглянула в окно. На небе висели тучи, угрожая дождем. Лена вспомнила об утре, когда умерла Грейс Паттерсон. Лена стояла позади спящего Тедди Паттерсона, смотрела на восходящее солнце и с радостью думала, что чудовище, лежащее на кровати, никогда больше не ощутит на лице солнечных лучей. Лена не упрекала себя в том, что не дала Грейс уйти спокойно. Она знала, что поступила правильно.
– Чем могу вам помочь? – спросила женщина, когда Лена подошла к сестринскому посту.
– Я разыскиваю палату Марка Паттерсона, – сказала Лена.
– Вот как? У него пока не было посетителей.
