– Я не верю, – возразила Дезире.
Я в тот день уже произносил эту фразу – когда смотрел на свиней и слушал Мелфорда, который объяснял мне, как их содержат, почему и какое воздействие это оказывает на них самих и на людей, которые едят их мясо. Я тогда тоже ему не поверил, хотя видел все собственными глазами.
– Ты уж поверь, – ответил Мелфорд. – Лемюэл, смотри-ка, нам повезло: тут и видеозаписи есть.
И пока Дезире фотографировала, мы с Мелфордом принялись запихивать видеокассеты в сумку. Затем мы погасили свет и покинули лабораторию. Мелфорд взглянул на часы:
– Конечно, не стоит испытывать судьбу. К тому же я не хочу, чтобы Лемюэл опоздал на встречу со своим боссом и превратился в тыкву. Но почему бы нам не заглянуть еще в одну лабораторию? Лично меня очень интересует лаборатория номер два: я о ней кое-что слышал.
Мы двинулись вслед за ним по коридору за угол и оказались возле следующей двери, из-за которой доносилось сдавленное поскуливание. Запах был почти такой же, как в предыдущей лаборатории. Когда Мелфорд включил свет, мы увидели, что комната доверху заставлена клетками, в каждой из которых сидела собака. Клетки стояли одна на другой в два или три ряда; между ними лежали тонкие листы фанеры, но толку от них было немного, так что экскременты животных из верхних клеток падали в нижние.
Собаки лежали, опустив морды на лапы, и следили за нами большими карими глазами. Несколько собак настороженно тявкнули, где-то в дальней части комнаты одна из них заскулила.
Мелфорд взялся за осмотр лаборатории и через некоторое время обнаружил желанный планшет.
– Только не это, – выдохнул он. – Через пару дней на них начнут проводить исследования ЛД-пятьдесят на пестициды. Обезьяны уже умерли наполовину, а этих ребят еще можно было бы спасти: они совершенно здоровы. Но мы, к сожалению, ничего не можем сделать. Это самое тяжелое в нашем деле. Если мы попытаемся их освободить, нас схватят, а собак посадят обратно в клетки. Все, что мы можем сделать, – это сфотографировать, собрать документы, передать улики в хорошие руки и дожидаться лучшего дня.
– А где они взяли всех этих собак? – спросила Дезире.
– Ну во-первых, многие приюты для бездомных животных заключают сделки с подобными заведениями. Они отправляют сюда пропавших животных, за которыми никто не пришел. Но помимо этого, лаборатории заключают незаконные сделки с похитителями животных. Эти ребята воруют чужих зверей и продают их в такие вот заведения по пятидесяти баксов за голову. Человек без чести и совести может очень неплохо на этом заработать.
Дезире опустила фотоаппарат.
– Мелфорд, мы не можем бросить их здесь. Если бы мы попробовали выпустить их в лес, у них, по крайней мере, был бы шанс.
– Мы не можем этого сделать, – ответил он. – Мы не можем вывести отсюда двадцать или тридцать собак так, чтобы охранники ничего не заметили.
– Как хочешь, а я их не оставлю, – ответила она.
– Нет, оставишь, – возразил Мелфорд. – Если мы все вместе загремим в тюрьму, это никого не спасет. Если хочешь идти этой дорогой – научись держать себя в руках. Нельзя же взрывать каждый «Макдональдс», мимо которого проезжаешь. Нельзя освободить всех животных, которые страдают на животноводческих фабриках. Я понимаю, тебе бы очень хотелось так сделать, но это невозможно. Иногда мысль об этом просто сводит с ума. Возникает чувство, что все, что ты делаешь, – сизифов труд. Но ведь битва идет не за текущий момент, не за одну секунду, не за год и даже не за десять лет – победа ждет нас в лучшем случае через несколько поколений. Поэтому приходится делать выбор. Мы делаем все, что можем, стараясь при этом не потерять свободу и возможность бороться дальше, постепенно разрушая систему. А если нас арестуют и собак снова посадят в клетки – никому от этого лучше не станет.
– Но ведь мы берем на себя право решать, кому следует жить, а кому умереть. Не значит ли это, что мы поступаем так же аморально, как люди, которые поставляют сюда животных?
– Нет, – отвечал Мелфорд. – Ведь это они привозят сюда животных, а не мы. А мы делаем все, что от нас зависит. В данном случае – собираем улики.
– Хорошо, – сказал я. – Тогда мы заберем хотя бы одну собаку. Ведь одну-то мы можем взять, правда?
– И как ты решишь, какую из них взять? – спросил он.
Я наугад ткнул пальцем. Это был черный пудель – конечно, не Рита, собака Вивиан, – но я был уверен, что Вивиан позаботится и о нем. Я подумал, что она воспримет это как божественный знак, как ниспосланное ей свыше утешение. Возможно, это была и дурацкая мысль, но она меня увлекла. Я решил, что смогу найти для этой собаки дом и человека, который будет ее любить. Идея спасения животных вдруг перестала быть для меня абстракцией и обрела конкретный смысл.
– Мы возьмем вот эту собаку, – объявил я. – Не хотите – можете уходить без меня.
Мелфорд выругался, но возражать не стал. Дезире одобрительно кивнула мне:
– Если Лем знает человека, который согласится взять эту собаку к себе, мы не можем оставить ее здесь умирать во имя «Черного флага».[61]
– Но это же пудель, – сказал Мелфорд. – Он будет лаять.
– Не думаю. – Я чувствовал, что увлекаюсь все сильнее. – Неужели Мелфорд Кин, человек с железными нервами, побоится совершить благородный поступок?
– Но, Лемюэл, нужно вести себя разумно. Какой смысл в том, чтобы выиграть битву и проиграть войну?
– Но это же одна-единственная собака, – сухо возразила Дезире. – Лаять она не будет. Лично я на стороне Лема. Так что ты как хочешь, а мы ее берем.
Мне показалось, что Мелфорду понравилась твердость Дезире, хотя, возможно, он просто решил, что ее не переубедишь.
– Ладно, к черту! – сказал он. – Согласен.
Он подошел к клетке и стал осторожно ее открывать. Я был уверен, что Мелфорд – человек достаточно разумный, чтобы догадаться, что собака, с которой так плохо обращались, вполне может кинуться на него, но пуделиха покорно вышла из клетки и тут же лизнула ему руку. Я решил, что это добрый знак.
– Ну ладно, – сказал Мелфорд. – Теперь попробуем вывести ее.
Но, обернувшись, мы увидели охранника, который стоял в дверях.
Мелфорд, в отличие от меня, не заметил, как Дезире засунула руку в задний карман своих джинсов и достала оттуда складной нож. Она нервно теребила его в руке, но не стала пока открывать. Возможно, она всерьез верила, что Мелфорд – противник насилия, но сама явно еще не готова была подписаться под манифестом Фронта освобождения животных. Похоже, эта парочка была сделана из одного теста.
– Чем обязан? – спросил Мелфорд.
Он нашел где-то поводок и пытался теперь прицепить его к ошейнику пуделя. На охранника он едва взглянул.
– Кто вы такие? – спросил охранник.
Парню было за сорок, и избыточный вес уже явно доставлял ему неудобство при ходьбе. Он уставился на нас темными глазами, под которыми висели тяжелые мешки.
– Я доктор Роджерс, – ответил Мелфорд, – а это мои студенты, Труди и Андре.
Охранник продолжал на нас пялиться.
– Что вы здесь делаете?
– Я провожу «пятьсот четыре-же», – отвечал Мелфорд.
Лицо охранника приняло озадаченное выражение, и я догадался, что Мелфорд только что придумал эту фразу.
– Почему же никто ни слова не сказал мне о том, что вы будете здесь?
– Почему вы меня об этом спрашиваете? – отпарировал Мелфорд.
– Покажите мне ваше удостоверение.
– Я покажу его вам на выходе, – ответил Мелфорд. – Вы же видите, что сейчас я занят. Вы что, недавно работаете? Иначе вы бы знали, что нельзя отвлекать сотрудников, когда они занимаются животными.
Охранник на минуту задумался.
– Я был здесь сегодня весь день. Почему же я не видел, как вы входили?
Похоже, этот вопрос привел Мелфорда в замешательство – во всяком случае, он не нашелся что ответить.
– Ну ладно, – сказал охранник. – Я сейчас позвоню доктору Трейнеру, и если окажется, что он не в курсе, я вызываю полицию. А пока что заприте собаку обратно в клетку и следуйте за мной.
– Нет, постойте, – сказал Мелфорд. – Дайте-ка я вам сперва кое-что покажу.
Он отдал мне поводок и подошел к своей большой черной сумке. Дезире раскрыла свой нож. Я застыл в ужасе: сейчас Мелфорд возьмет пистолет и застрелит охранника, который просто выполнял свою работу и не сделал никому ничего дурного. Он не был воплощением злой силы, как Карен и Ублюдок. Этот чувак был просто честный работяга.
Я весь напрягся, готовый ринуться вперед, но когда рука Мелфорда вновь показалась из сумки, пистолета в ней не было. Вместо оружия в ней оказалась пачка денег – сплошные двадцатки, так что не знаю, сколько именно, но похоже, что около пятисот долларов.
– Не знаю, сколько вам платят за охрану этого жуткого места, – сказал Мелфорд, – но вы должны понимать, что здесь происходят очень нехорошие вещи. Так что предлагаю вам сделку: я отдаю вам эти деньги, и вы отпускаете нас вместе с этой собакой. Никто не заметит, что она исчезла. Никто не узнает, что мы здесь были. Если кто-нибудь о чем-нибудь спросит – вы ничего не видели и не слышали. Все очень просто.
